Диссертация (1098177), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Безансон разводит личное письмо и автобиографию, видя в последней желание автора придать форму своей жизни, «найти значение или придумать 401Ibid., p. 66.402Besançon G. L`écriture de soi. P., 2002.109 его там, где, может быть, были беспорядок или какая-то неясность»403. По егоубеждению, это объясняет невозможность правдивости и откровенности вавтобиографии.«Я» в тексте подвижно, иногда даже неуловимо, что не отменяет еготождественности автору.
В личном письме пишущий никогда не удаляется отсебя, но приближается к своему подлинному «я», личное письмо приводит квысшей правде. В личном письме пишущий никогда не перестаёт быть собственно «я», тем, кто пишет, здесь «я» пишет себя самого. Личное письмо закрепляет сущностное единство образа «я» как факта самосознания. Многообразие же ролей «я» есть лишь разные стороны говорящего о себе субъекта.Пишущее «я» является единственным источником опыта о себе самом. Личное письмо обнаруживает, что «я» представляет собой неразрешимую сложность, но это не значит, что в такой противоречивости «я» перестаёт быть всётем же «я».Даже если говорить о «другом» в личном письме, не нужно забывать,что этот «другой» являет «я» пишущего, «я» избрало «другого» лишь для того, чтобы полнее выразить, проявить свою сущность. «Другой» в таком случае есть лишь воплощение «я».
В этом случае притворство и перевоплощениевслед за М. Хайдеггером можно назвать великой мудростью, которая заключается в умении «примерять маски, не забывая себя, наполнять разыгрываемый первый план скрытым контекстом, властвовать над игрой бытия и иллюзии»404. В личном письме пишущий становится тем, кем он является на самомделе, обретает свою подлинную сущность (даже если он обнаруживает себя вперсонаже). Другими словами, даже если «я» в личном письме умножается,оно всегда остаётся равным самому себе.Действительно, нужно признать, что письмо, литература не тождественны «факту» (о котором ничего объективно сказать нельзя). Заигрывание с формулой «я-другой» применительно к личному письму приводит исследователей (даже тех, кто не стоит на структуралистских позициях) к изгнанию из текста как из герметичной структуры авторского «я» как субъектаписьма; к признанию вымысла как самоцели, что логически приводит кпостмодернистскому autofiction.
Одной из причин недооценки субъективногоначала в личном письме может быть и уход от проблемы автора, который понимается как реальное лицо или как находящаяся вне текста субстанция –кукловод, организующий некое представление, в котором с помощью масокрефлексирует самого себя. 403Ibid., p.
44.404Хайдеггер М. Ницше. СПб., 2006, с. 106.110 § 12. Личное письмо и autofiction: сближение и отталкивание. ЭкспансияпостмодернизмаВ современном французском литературоведении наряду с понятиемличное письмо довольно широко используется понятие autofiction, которое неимеет однозначной трактовки, не перестаёт привлекать к себе внимание исследователей, вызывает многочисленные споры. Например, Ф.
Гаспаринивидит в autofiction особую жанровую форму, которая занимает промежуточное положение между автобиографией и романом: «Это ни автобиография,ни роман в прямом смысле слова, он (autofiction – С.Л.) функционирует впромежутке, в непрерывном возвращении обратно, в место, которое невозможно определить иначе, чем в операции текста»405. В.Дюфьеф-Саншез использует термин autofiction применительно к романтическому роману, понимая при этом приближение автором к своему «я» посредством художественного вымысла.
При этом исследователь, с позицией которого отчасти можносогласиться, указывает на необходимость перенести внимание на текст какна высшую правду личностного, утверждающего себя в творческой интенции: «Autofiction делает из измышления "я" средство достижения экзистенциальной правды субъекта»406. В. Колонна и Ж.
Женетт предложили относить этот термин ко всем случаям придумывания автором своего «я», другими словами, всякой проекции в воображаемое персонажа, носящего имя автора. В таком случае autofiction предполагает создание пишущим по законамлитературы и с учётом личного опыта разных образов «я».Неразличение понятий личное письмо и autofiction, слишком широкоетолкование последнего приводят к сближению двух качественно разных явлений, которые требуют более чёткой дифференциации и разграничения.Необходимо поставить вопрос о кардинальном отличии личного письма какпорождения романтической культуры и autofiction как порождения эпохипостмодерна.
Цель романтизма – присвоение Логоса: Божественное Словодолжно стать словом человеческим, сказанным о человеческом же. Погрузить вечное во временное, бесконечное – в конечное, заставить функционировать одно в другом, благодаря чему отдельный человек в его тварных пределах утверждает свою причастность вселенскому бытию. Логос как звучащее слово существует в вечности и принадлежит Богу, письмо как оформленное, зафиксированное в знаке слово принадлежит человеку, существуетво времени и пространстве. В письме исходящий от Бога Логос получаетсвойственное человеческой временности оформление, а следовательно, и 405Gasparini Ph.
Est-il je? Roman autobiographique et auto-fiction. P., 2004. Р. 23.406Dufief-Sanchez V. Philosophie du roman personnel de Chateaubriand à Fromantin. 1802 – 1863. P.,2010. Р. 75.111 ограничение. Таким образом, в письме сближаются человеческое слово и Божественный Логос. Можно сказать, что личное письмо существует в поленапряжения между Божественным и человеческим, вселенским «всем» и отдельным «я», бесконечностью абсолюта и ограниченностью отдельной личности, бесконфликтностью вселенской гармонии и драматизмом индивидуальности.
В личном письме человек присваивает себе свой вечный и одновременно временный образ. В целом же романтизм можно считать установлением новой природы языка, новой природы письма.«Что говорится» и «как говорится» – романтическая литература не видит здесь противоречия. Присвоенное пишущим слово порождает смысл исвидетельствует о нём, письмо не становится обособленным, безличным механизмом, но полностью выражает владеющее им «я».
В личном письме,написав «я», человек полагает себя как субъект, он свидетельствует о наличии себя «здесь» и «сейчас». Как утверждает Д. Рабате, «письмо об авантюреесть также, в том же недифференцированном движении, авантюра письма какформы, ищущей наиболее точных средств выражения, как возможность рефлексии»407.В романтизме сохраняется прочная связь письма и Логоса. Личноеписьмо обязательно предполагает своим читателем Бога, Его слово о человеке последнее, человек ждёт Его слова о себе.
В постромантическую эпоху человек разрывает связь, утрачивает Логос, а вместе с ним и возможность посредством слова владеть своей судьбой, быть творцом своего «я». Он владееттолько знаком – обозначающим без обозначаемого. Для автора эпохи постмодерна, переживающего распад бытия и субъекта, присутствие в человеческом существовании слова и его необходимость оборачиваются порочной зависимостью «я» от языка. Слово перестаёт быть опорой личностного самосознания, возможностью обретения истинного «я». Оно, напротив, заслоняет,искажает личное существование, узаконивая его раздробленность, запутывает в лабиринте распавшихся смыслов. Письмо становится ловушкой: пишущий знает, что оно никуда не приведёт, однако увлекается самим движением.Утрата знаком означаемого приводит к неразличению смысла и бессмыслицы.Язык литературы постмодерна лишён онтологической сущности, лишёнБога – Логоса («глубоко отзывается тишиной», «принял суверенное положение»408).
Всякое произведение в современной литературе есть «исчерпаниеязыка» («эсхатология стала в наши дни структурой литературного опыта», 407Rabaté D. Le Roman et le sens de la vie. P., 2010. Р. 22.408Foucault M. Le « non » du père // Foucault M. Dits et écrits.
1954-1988. T. I. 1954-1969. P., 1994. Р.203.112 «дискурс говорит в направлении отсутствия Бога» 409 ). В современной (постромантической) литературе субъективность, лишённая способа, а следовательно, и возможности обретения смысла, переживает крушение. Язык в этомслучае не заполняет, но, напротив, обнаруживает пустоту. Художественныйдискурс сохраняет лишь кажущуюся принадлежность авторскому «я», обнаруживая свою безличность. Язык освобождается от «я» как его носителя, онперестаёт быть выражением истины говорящего.Идея «я-другой» («я как другой») применительно к автобиографическойпрозе XIX века совершенно логично приводит исследователей к autofictionкак авантюре текста, предполагающей бесконечное тиражирование образов«я», бесконечную смену ролей, масок – то, что характерно для эпохи постмодерна.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
