Диссертация (1098177), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Заметим, что именно идея «автобиографического пространства» служит для самого Ф. Лежёна теоретической основой для исследования творчества А. Жида, когда он доказывает свой постулат о том, что«критическая активность есть не что иное, как литературный акт второй руки»365.Под «автобиографическим пространством» критик понимает совокупность всех текстов одного автора, которые по отдельности не претендуют наавтобиографическую верность, но, взятые вместе, образуют на уровне дис 360Ibid., p. 77.361Ibid., p. 77.362Ibid., p.
53.363Ibid., p. 84.364Ibid., p. 43.365Ibid., p. 10.98 курсивных приёмов тесную взаимосвязь, определяя, дополняя образ автора,который предстаёт всегда в развитии. «Автобиографическое пространство»есть текстуальное пространство, где каждый текст (будь то роман, автобиография, дневник или письма) занимают определённое место и играют своюроль в создании образа автора. При этом образ «я» со всей его сложностью, вего истории является следствием высказывания. Ф. Лежён убеждён, что вслучае с «автобиографическим пространством» образ «я» на уровне обобщения необходимо полагать. Подробно останавливаясь на творчестве А. Жида,литературовед обнаруживает целенаправленную установку писателя на «создание и производство одного образа себя»366.
Подобную установку можноувидеть в творчестве Шатобриана, Ж. де Сталь, Ж. Санд. Лежён делает важное наблюдение: используя материалы, взятые из личной жизни, писательвырабатывает стратегию, ставящую целью утвердить «индивидуальность через самые разные игры языка»367. Отличие некоторых выводов Ф. Лежёна оттех, которые будут представлены в данном исследовании, объясняется, помимо прочего, разницей художественной природы рассматриваемых текстов.Ф. Лежён разбирает прозу А.
Жида, тогда как в центре внимания данноготруда оказывается творчество писателей-романтиков первой половины XIXвека. В творчестве А. Жида (кстати говоря, последовательно иллюстрирующего в своём творчестве ницшеанскую идею «смерти Бога») слово перестаётиграть онтологическую роль, увеличивается дистанция между пишущим, «я»нарратора и собственно высказыванием. Дискурс начинает довлеть самомусебе. Именно это делает возможным появление различных ликов образа автора, двойственность, возникающую на уровне высказывания и обнаруживающую противоречие в этическом регистре. Другими словами, неясным становится сам «этос», проблемно определить личностную позицию говорящего«я»: «Вымысел становится одновременно личным признанием (что касаетсязарождения описываемых манер) и деперсонализацией (что касается чрезмерного и исключительного проявления этой отдельной черты), одновременно воспоминанием и экспериментированием, одновременно нарциссизмом исамокритикой» 368 .
С помощью игры вымыслами создаётся «я» гипотетическое, которое одновременно есть свершение себя и освобождение от себя.Как представляется, здесь Лежён подошёл к той игровой условности, к тойтиражированию образов «я», которые будут распространены в постмодернистской практике и получат в литературной критике закрепление в понятииautofiction. 366Ibid., p. 166.367Ibid., p.
166.368Ibid., p. 168.99 § 11. «Я тот же самый» или «я-другой»? Метаморфозы «я» в личномписьмеМногие современные исследователи автобиографических жанров апеллируют к известному выражению А. Рембо, сказанному им по поводу его лирического «я» – «Je est un autre» («Я является другой»). Эта формула указывает на дистанцию между реальным «я» автора и тем «другим», каким предстаёт его «я» в литературном творчестве. Подмена «я» «другим», непреодолимый разрыв того, о чём говорится о себе поэтом в лирике, с тем, что импроживается, подчёркнуты использованием глагола-связки «быть» в 3 лицеединственного числа «est».
Получается, когда автор пишет о себе, он как быраздваивается, смотрит на себя со стороны, свидетельствуя о ком-то ином.Это феноменальное самоотчуждение личности в слове, даже если это слововыражает его внутреннее состояние. Пишущий говорит о себе как о «ядругом», мыслит себя как «я-другого», что исследователи часто метафорически иллюстрируют образом зеркала: человек смотрит на своё отражение.Фраза Рембо может служить литературоведам подтверждением герметичности довлеющего самому себе художественного текста как структуры, чтопредполагает самоустранение «я» автора. Некоторым исследователям, действительно, успешно удаётся устранить авторское «я» из личного письма, поставив под вопрос всякую субъективность текста. Часто автору отводитсяроль игрока, талантливо разыгрывающего самого себя перед читателями, выступая под разными масками, или кукловода, манипулирующего разнымиболее или менее схожими марионетками, или режиссёра-постановщика, мастерски организующего представление, в котором ставится экспериментформы, которая должна создавать эффект присутствия организатора.
И сразуже возникает вопрос: где то «я», которое разыгрывает автор, где то лицо, которое скрывается под масками? Зачастую получается, что «я» совсем исчезает, остаются одни образы неизвестно кого (как здесь не вспомнить «след следа» Деррида?).Например, К. Гедж – ответственный редактор сборника «Автобиография: от желания ко лжи» – говорит о «лжи литературы», утверждая, что любое «письмо о жизни», не исключая биографию и автобиографию, есть театрализация «я», царство всевластной маски 369 .
Некоторые исследователиутверждают, что в автобиографии автор всегда ускользает от читателя, всегдаостаётся нечто скрытое, утаённое, никому, кроме пишущего, неизвестное.Получается, что автор не раскрывает себя в тексте, но, напротив, скрывает.Так, К. Делез-Сарле и М. Катани, говорят об авторе автобиографии как об 369Guedj C. Préface // L`autobiographie : du désir au mensonge. P., 1996.
P. 6.100 «отсутствующем Авторе своих книг», «неизвестной индивидуальности» 370 .По их мнению, пишущий о себе становится «другим», автор автобиографииесть тот, «кто испокон веков исполняет жест самообъективации, создавая длясебя самого своё изображение»371. В. А.
Подорога в статье «Двойное время»говорит о невозможности искренности в автобиографии, объясняя это тем,что автор ставит перед собой «совершенно чуждую истинному смыслу признания» цель: признаться всем. Отсюда – не «я», но – поза, маска, розыгрышнекоего «естественного я». Речь эстетизируется, становится не признанием,но «игрой в саморазоблачение и вину»372, главным действующим лицом является не «я», но «другой», который есть, в конечном итоге, освобождениеговорящего от собственного признания.
По мысли В. А. Подороги, к созданию автобиографии автора побуждает «нарциссическая природа» духа373.Немало литературоведов говорят о том, что в личном письме автор творит из себя героя, с которым вступает в диалог. Так, П. Ребуль считает, чтопишущий разрушает своё «я», создавая себя как «высший объект», при этом«я» устанавливает диалог с «другим», который есть также «я»374. Б.Дидье говорит о дистанции пишущего о себе по отношению к себе самому: «Они(Констан и Стендаль) сохраняют ироническую дистанцию по отношению ксамим себе. Они пишут под знаком раздвоения между "я" и критическимвзглядом, который наблюдает это "я"»375. Б. Дидье настаивает на «феноменераздвоения», эффекте зеркала, возникающих в личном письме. Она указываетна неадекватность языка и реальности, что делает невозможным для авторадневника «схватить себя как целостность»376.
Говоря о «реальности» литературоведы главным образом подразумевают то, что подробно рассматривалосьЖ. Гюсдорфом: чувственно-эмоциональный, интуитивный, бессознательныйопыт. В таком случае не совсем ясным остаётся следующее: если настаиватьна «феномене раздвоения», эффекте зеркала, то есть на объективации «я», тоиз этого необходимо следует вывод о доступности «я» как объекта наблюдения (как всякое отражение в зеркале образ можно схватить целиком, рассмотреть, изучить). Если же настаивать на «целостности», придётся согласиться, что речь всё-таки идёт не об отражении, а о пишущем себя «я». В ко 370Delhez-Sarlet Cl., Catani M. Point de mire d`une reflection sur le geste autobiographique //Individualisme et autobiographie en Occident.
Bruxelles, 1983. P. 167.371Ibid., p. 169.372Подорога В.А. Двойное время // Феноменология искусства. М., 1996. С. 93.373Там же, с. 92.374Reboul P. Niveaux d`intimité dans les écritures de George Sand // Le Journal intime et les formeslittéraires. Actes du Colloque de septembre 1975. Génève-Paris, 1978. P. 87-88.375Didier B. Le journal intime. P., 1976. Р. 44.376Ibid., p. 162.101 нечном итоге, не может одновременно предполагаться и «целостность», и«раздвоение».Личное письмо не предполагает раздвоения. Можно согласиться, что,пиша себя, «я» создаёт себя как объект, однако при этом «я» не разрушаетсебя, но, напротив, созидает. Личное письмо не есть нечто внешнее, некоедополнение, привнесение, требующее упразднения экзистенциального «я»автора. Оно заключает это экзистенциальное «я», приобретая его атрибутивность, распространяя присутствие «я» на весь текст.
Письмо нужно пониматькак внутренний, неотторжимый опыт «я». Личное письмо есть отражение самосознания пишущего, оно обращено к «я», исходит от «я», и к нему же возвращается. Личное письмо осуществляется как бытийность «я», разворачивающаяся в самоосмыслении как высшем акте духовного взрастания.Можно назвать и ещё одну причину единства «я» пишущего в личномписьме. Сосредоточенность, собранность пишущего «я» на самом себе обусловлено самим противопоставлением авторской личности всем остальным:автор выделяет себя из окружающих, осознаёт свою обособленность, уникальность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
