Диссертация (1098177), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Важным представляется также и то, что с наррацией как поэтологической проблемой Рикёр самым тесным образом связывает проблему моральную («нарративная теория преломляется в теорию этическую»350): «Сохранение себя есть для человека способ вести себя так, что другой может полагаться на него.
Поскольку кто-то полагается на меня, я ответственен замои поступки перед другим»351.Важно, что по Рикёру, не происходит разрыва между субъектом и персонажем, между «я» и «другим». Они отличаются на таком глубинномуровне, что «я» не может мыслиться без «другого», оно неотъемлемо от«другого», постоянно переходит в него, включает его в себя.
«Я сам» (moimême) – изменяется самим фактом узнавания в себе «другого» (этим Другимможет быть Бог). «Я» понимает себя как существо несовершенное, ущербноеи одновременно открывает в себе бесконечное. «Я» как существующее и думающее стремится к своему завершению, наполнению, ограничению. И самосамосознание «я» невозможно без осознания им своего сходства и различия сдругим.Идентичность связывают с проблемой памяти, а значит – темпоральности. Личностная идентичность устанавливается во времени.
В человеке естьто, что остаётся постоянным, устойчивым, несмотря на происходящие изменения. Человек помнит себя, память обеспечивает единую конструкцию личности и возможность самопознания. Чтобы закрепить свою идентичность вслове, человек должен сделать историю из своей жизни. По выражению С.Дорнье, «сказать, кто ты есть, – значит рассказать историю, героем которойты являешься»352. Таким образом, появляется «нарративная идентичность»,которая «представляет присущее всякому существованию изменение в сцеплении рассказа и в связности жизни»353. Здесь С.
Дорнье следует за Рикёром, 348Ibid., p. 175.349Ibid., p. 194.350Ibid., p. 195.351Ibid., p. 195.352Dornier C. Avant-propos // Se raconter, témoigner. P., 2001. P. 9.353Ibid., p. 9.95 однако делает акцент не на собственно текстологической проблеме, закономерностях построения художественного дискурса (как Рикёр), но на социальном характере памяти и литературы. Для С. Дорнье «нарративная идентичность» возможна потому, что автор постигает себя через связь с социальными условиями, его память, принадлежа памяти коллективной, владеет«символическим и языковым поведением, которое составляет культуру»354.Литературное произведение в его содержательной и формальной репрезентативности объединяет в себе субъективную память (память о «я») и памятьдискурсов и текстов. Таким образом, по мнению С.
Дорнье, возникает противоречие, напряжение между «образцами, общими местами и стереотипами» и«эстетической инновацией, которая утверждает особенность единичного»,препятствует стиранию отличий. Отсюда С. Дорнье приходит к выводу, который будет учтён и в нашей работе: «сочинения о себе есть ткани рассказываемых историй, где сплетаются единичное и образцовое, модели письма»,которые могут разрушаться и пародироваться355.§ 10. Ф.
Лежён как исследователь личного письма. Теория «автобиографического пространства»Исследование Ф. Лежёна, посвящённое автобиографии, продолжаетоставаться классическим трудом, хотя многочисленные исследователи не перестают указывать на узость его подхода, не учитывающего многочисленныеявления, не укладывающиеся в его определение автобиографии и не объясняющиеся «автобиографическим договором»356.
Ставшее классическим, кочующее из произведения в произведение определение Ф. Лежёна автобиографии звучит следующим образом: «ретроспективный рассказ в прозе, который реальное лицо делает из своего собственного существования, когда оноставит акцент на своей индивидуальной жизни, в частности, на истории своей личности» 357 . Ф. Лежён ведёт историю автобиографического жанра сXVIII века и утверждает, что иерархия многочисленных факторов, которыеорганизуют жанр, изменчива. Функционирование автобиографического тек 354Ibid., p. 9.355Ibid., p. 10.Иной точки зрения придерживается Ж. Лауати, который ставит под вопрос оригинальность дискурса о «я». По его мнению, если высказывание утверждает единичное, неотъемлемо индивидуальное, оно обнаруживает патологию (Lahouati G.
Singularité et exemplarité dans l`écritureautobiographique // Se raconter, témoigner. P., 2001. P. 17-38).356Например, Д. Мортье замечает, что тождественность автора, нарратора и рассказчика, при котором «я» произведения отсылает к имени автора на обложке, не является достаточным критериемразличения романа и автобиографии, так как существуют романы от первого лица и существуютавтобиографии от третьего лица (Mortier D. Les grands genres littéraires. P., 2001).357Lejeun Ph.
Le Pacte autobiographique. P., 1996. Р. 11.96 ста Ф. Лежён напрямую связывает с его прочтением. По его мнению, автобиографический текст получает своё окончательное оформление в читательской рецепции, учитывая которую он и выдвигает теорию «автобиографического договора», благодаря которому у критики появляется возможность отграничить автобиографию от фикциональных жанров. Согласно Ф. Лежёну,«автобиографический договор» закрепляет тождественность автора, нарратора и героя. Автор открыто заявляет о том, что рассказывает о самом себе, «я»героя-рассказчика отсылает к имени автора на обложке книги («к этому имени сводится всё существование того, кого называют «автор», автор… естьлицо, которое пишет и которое публикует», «глубинный субъект автобиографии – это имя собственное»358) (сразу оговоримся, что с этим Лежён связывает проблему ответственности).
Этому Ф. Лежён противопоставляет «романический договор»: практическом подтверждении нетождественности автора и героя (у них разные имена), а также открытом утверждении фиктивности (слово «роман» есть на обложке). Обратим внимание на некоторую непоследовательность позиции Ф. Лежёна (что никак не умаляет значимость егоконцепции). Литературовед настаивает на «договоре» (le pacte), однако абсолютными правами в этом «договоре» наделяет только автора в ущерб читателю. По представлению Ф.
Лежёна, читатель стремится нарушить договор, онвсегда действует вопреки автору: если тождество автора и героя-рассказчикав тексте не установлено, читатель будет пытаться установить сходство, еслитождество открыто утверждено, он будет стараться искать отличия.Любопытно заметить, что когда речь заходит о чтении автобиографии(вторая глава «Автобиографического договора» так и называется «Чтение»),Ф.
Лежён (на примере интерпретации главы «Исповеди» Руссо) настаиваетна необходимости видеть то, что автор обнаруживает независимо от самогосебя, то, что он хотел бы скрыть. Высказывание может свидетельствовать отайном, не всегда ясно осознаваемом самим автором, оно может повторить теже преграды, которые были встречены автором на пути к желаемому в прошлом. Основная задача интерпретатора – «проникнуть за высказывание или,скорее, пройти через него», «приблизиться к истоку»359. Позволим себе остановиться на важной мысли исследователя: открываемая критиком основа, тасокровенная тайна, которую хранит высказывание, может быть неизвестнасамому автору, неосознанна им.
До текста, вне текста этой «правды» для пишущего не существует, она проявляется и устанавливается только в самомписьме («понимание и определение, которые стали возможными только в 358Ibid., pр. 26, 35.359Ibid., pр. 53, 76.97 письме и которые не существовали в памяти»360).
Как же выйти к этому «истоку», к этой скрытой сути? По представлению Ф. Лежёна, нужно найти слово, которое станет ключом дешифровки, иначе говоря, поможет «найтискрытый смысл зашифрованного высказывания»361. Сам литературовед идётпо пути психоаналитической дешифровки, обнаруживая в эпизоде с бантомМарион («Исповедь») «то открытый, то скрытый язык любви, требованиелюбви»362. Для нас важен обнаруженный Лежёном сложный принцип построения высказывания, часто запутанный, не до конца ясный смысловой рисунок текста, проявляющийся в признании-скрывании, откровении-утаивании.Литературный текст остаётся последним свидетелем истины, путь к которойкак для автора, так и для интерпретатора лежит через письмо: «Письмо имеетэту двойную функцию, оно может стремиться сказать правду и в своём существовании быть даже противоположностью правды. И эту правду, которуюписьмо старается сказать, оно может сказать только наоборот, через описание того, что в жизни помешало это сказать, повторяя в высказывании этипрепятствия»363.Для нашего подхода, имеющего целью рассматривать в целостной взаимосвязи тексты личного письма одного автора, важность представляет выдвинутая Ф.
Лежёном теория «автобиографического пространства», котораяделает «автобиографический договор» менее жёстким, наделяя как автора,так и читателя большей свободой (относительно автора речь идёт об интенциональной свободе, относительно читателя – об интерпретативной). Поопределению самого Ф. Лежёна, автобиографическое пространство – это«форма непрямого договора». В этом случае Ф. Лежён возвращает свободучитателю (ущемлённую им в автобиографическом договоре): «Иной раз читатель вопреки отрицаниям автора берёт инициативу и ответственность заэтот тип чтения»364.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
