Диссертация (1098177), страница 12
Текст из файла (страница 12)
Некоторое удовольствие заключается втом, чтобы выдумать себя как индивидуальность, придумать последний вымысел из наиболее редких – вымысел идентичности. Этот вымысел естьбольше не иллюзия единства, но, напротив, – общественный театр, где мы заставляем сравнить нашу множественность: наше удовольствие индивидуальное, но не личное»121. Обращает на себя внимание противопоставление «индивидуального» (individuel) и «личного» (personnel). Барт отрицает присутствие авторского «я» как активного творца и действующего лица произведения.
Это только иллюзия присутствия авторского «я» в тексте, фикция креативной свободы. Барт говорит о воспроизведении себя в письме как об игре:«Роковой материал романа и лабиринт, в которых блуждает тот, кто говорито себе, воображаемое выстраивается во многих масках, выстраиваемых со 118Ibid., p.
21.119Barthes R. De la science à la littérature // Le bruissement de la langue. P., 1984. P. 29.120Barthes R. Le plaisir du texte. P., 1973. Р. 30.121Ibid., p. 98.39 гласно глубине сцены»122. Эти утверждения критика будут почти дословноповторять апологеты autofiction.В поздних работах Барт приходит от языка как имперсональной структуры к субъекту языка: «я» становится активным носителем слова. Отношение пишущего и текста выстраиваются по принципу сексуальных отношений, где «я» желает текст, а значит, активен в своих креативных интенциях.В лекциях, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978-1980-х годах, критикпридаёт письму нравственно-этическую значимость. Писать – значит побеждать смерть, спасает пишущий не столько себя, сколько близких, тех, о которых он вспоминает, извлекая их образы из забвения («любить и писать – отдавать должное тем, кого знали и любили, то есть свидетельствовать о них,их обессмертить»123).
Теперь письмо для Барта не есть рассеивание, растворение субъекта, но возможность его утверждения. Пишущий получает «формы жизни из фраз», которые ему предшествуют, однако фиксация фраз неесть только повторение, она может стать актуализацией субъективного начала, когда «я» сознательно доверяется авторитарной власти письма как саморазворачивающегося дискурса. Готовая фраза определяет воображаемое, носама она получает экзистенциальное наполнение.
Пропитанная эмоцией,фраза свидетельствует о присутствии автора, который утверждает своё телесное присутствие в тексте, порывая тем самым с социально навязаннымписьмом.Письмо «срастается» с «я», становится неотъемлемой функцией его телесного существования. Пишущий увлечён энергией письма, которое не может быть сдерживаемо никакой жанровой формой, подчинено какой-либоиерархической системе.
Выдвигаемой нами концепции личного письма в какой-то степени близка бартовская идея «Романа», под которым литературовед подразумевал любой текст при условии телесного присутствия в нём пишущего, аккумулирующего креативную энергию. Такое произведение Барт,как представляется, не случайно определил как «Роман романтический» или«Роман абсолютный» 124 .
Здесь субъект мыслится Бартом имплицитнымписьму как самостоятельно развивающемуся смыслопорождающему процессу: «…делая себя центром и действующим лицом действия, я устанавливаюсь в действии… во внутренней позиции, где субъект и действие образуют 122Barthes R. Roland Barthes par Roland Barthes // Barthes R. Le plaisir du texte. P., Seuil, 1973. P. 79253.123Barthes R. La préparation du roman. Cours et séminaires au Collège de France (1978-1979 et 19791980).
P., 2003. Р. 40.124Ibid., p. 202.Ещё в ранних работах Барт говорит о «романтическом письме», которое, по его мнению, былописьмом «активным», письмом субъективности.40 единство»125. Пишущий решается на огромную жертву: он больше не существует как самостоятельное «я», отдельное от текста, он существует только втексте как тот, кто осуществляет письмо («Абсолютное Писать становитсясущностью, в которой писатель сжигает себя и идентифицирует себя в некоем мистическом Чистом Письме»126). Жизнь существует в письме, неотделимо от письма, можно сказать, что жизнь сама становится письмом: «Письмокак абсолютное значит частное экзистенциальное движение: закончить произведение, чтобы вновь начать» 127 .
Имеется в виду непрерывный процессписьма, невозможность существовать без письма. Смысл письма определяется уже не с позиции читателя, а с позиции писателя («для писателя писатьесть с самого начала… абсолютная ценностная позиция», «я пишу – значитсебя утверждаю»128).Появление у позднего Р. Барта субъекта письма связано с возвращениемписьму этического значения. Письмо теперь понимается как утверждение ЯИдеала, который невозможен без языка, являющегося проводником в философию Добра и Зла, Власти и Бессилия129. Начать писать – значит вступитьна путь нравственного преображения. Понимание письма как пути посвящения в таинство, требующего разрыва с окружающим миром, сознательногосамоограничения в отказе от рассеивающих внимание событий внешнейжизни и сосредоточенности на собственных переживаниях, уединённосозерцательной жизни по принципу религиозной аскезы – всё это свидетельствует о том, что Барт недалёк от того, чтобы придать письму идеальный характер (не случайны многочисленные аллюзии на Данте – «Божественнуюкомедию» и «Новую жизнь»: решение посвятить себя письму и есть Vitanova).
Наконец, в «Приготовлении романа» письмо становится жизнеопределяющим фактором: оно организует жизнь пишущего, поскольку тот оказывается вовлечён в бесконечное письмо в стремлении высказать то, о чём ещё несказано, схватить в письме то, что представляет его внутреннюю сущность(«нужно любой ценой сказать, передать, запечатлеть, написать» 130 ). Такимобразом, пишущий находится в непрерывном движении к недостижимому(нельзя исчерпать неисчерпаемость языка), что обусловливает экзистенциальное напряжение.
Это постоянное усилие писать-быть больше, котороеесть свобода и необходимость одновременно, целиком не покрывается язы 125Ibid., p. 205.126Ibid., p. 207.127Ibid., p. 207. Поэтому желание написать Последнее Произведение как Последнее завещание, вкотором будет сказано всё, Р. Барт считает в принципе неосуществимым (фантазмом пишущего).128Ibid., pp. 222-223.129Ibid., p. 214.130Ibid., p. 223.41 ком, но без него существовать не может. Отметим, что в этом случае характер желания «тотального письма», которое должно сказать всё о пишущем,далеко не эротический: «я» «хотело бы свидетельствовать о себе самом, освоих стремлениях, о своих качествах», «хочет быть автором себя самого»131.Однако у Барта всегда сохраняется возможность обратного следствия: какпишущий может быть автором текста, так и текст может быть автором пишущего.
Пишущий знает, что его «идеальное я» не соответствует его письму,поэтому хочет сократить, упразднить это письмо, создав новое, которое скажет о нём всё. Это движение, обещающее свободу, оборачивается зависимостью от письма и читателя («"другой" объективно фиксирует мою субъективность, он не знает моей свободы, он ставит меня в позицию смерти»132). Ивсё же пока автор пишет, он продолжает жить, демонстрируя своё волевоеусилие и изменчивость Идеала-Я. Примером стремления к осуществлениютотального Произведения для Барта служит творчество Руссо и Шатобриана.В некоторых высказываниях Барт очень близок к тому, что можноопределить как личное письмо: «Оппозиция личное / безличное (personnel /impersonnel) мне кажется слишком преувеличенной.
Есть в литературе собственная диалектика (и я думаю, что за ней будущее), которая заключается втом, что субъект может быть развёрнут как творение искусства; искусствоможет стать даже созданием индивидуальности; человек в меньшей степенипротивопостоит произведению, если он делает произведение из самого себя»133. Это «разворачивание» субъекта, искусство как «создание индивидуальности», сотворение пишущим произведения «из самого себя» и есть личное письмо (но не autofiction!). Вслед за Бартом можно повторить, что в современности «я» вышло из моды, тогда как в романтизме «я» было обожаемым, не будем при этом забывать, что под романтизмом он понимает всю литературу от позднего Руссо до Пруста включительно.
То, что мы подразумеваем под личным письмом, близко тому, что Барт называет Книгой-Итогом(Livre-Somme). Это книга, в которой пишущий стремится вместить всё: «всюжизнь, все свои страдания, радости и, конечно, "всё" своего собственногомира, и, может быть, даже "всё" мира»134. Это «энциклопедия, наполненнаясмыслом, который посредством письма дают миру и своей собственной работе», при этом «Я» тотальное обладает всей прожитой им историей135.Талант письма есть моральное установление, когда «я» не подчиняетсячему-то объективному, но, напротив, остаётся в «своей правде», делая из 131Ibid., p. 225.132Ibid., p.
227.133Ibid., p. 229.134Ibid., p. 255.135Ibid., p. 255.42 своей жизни произведение (так, Стендаль «писал о своей жизни и жил письмом»136). Барт открыто признаёт здесь автора, что совсем не становится возвращением к биографии. Присутствие автора обеспечивается искренностьюкак качеством текста, в котором жизнь и творчество составляют единое целое, придавая общий смысл «я» пишущего. Пример тому, как жизнь даёт читать себя как произведение, Барт видит в дневнике Жида, где «достигнутынапряжение, устойчивость» 137 . Личное письмо предполагает обнаружениеприсутствия автора в тексте, что Барт демонстрирует на примере романногоцикла Пруста, указывая на «мощный, дерзкий вход автора, пишущего субъекта» в литературу138, прослеживая качественную близость «В поисках утраченного времени» автобиографическим жанрам – дневнику, мемуарам.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
