Диссертация (1098177), страница 8
Текст из файла (страница 8)
И для этого у него есть только односредство – письмо, которое, как было уже сказано, оборачивается самоочуждением. Придя к такому выводу, Ж.-А. Гольдшмид указывает на противоречие психоанализа, который стремится с помощью языка обнаружить бессознательное, доязыковое.
На это противоречие указывает в своих трудах и Р.Руссильон, делая, однако, акцент на функции и характере языка в выражениибессознательного. Отталкиваясь от психоаналитического подхода к самовысказыванию, исследователь говорит об усложнении парадигмы психоанализаза счёт символизации пережитой истории, что неизбежно при любом процессе самоосмысления. В таком случае смысл оказывается «скорее произведён,чем раскрыт», а потому относителен, полисемичен61. Р. Руссильон предпочитает говорить не о толковании, а о «работе построения и перестройки смыслаи психических движений». В поиске правды устанавливается «ассоциативнаяили символопорождающая генерализация»62. В этом случае психоаналитическая ситуация есть символизирующая ситуация.
Прожитая история имеетвспомогательную роль, поскольку в прошлом смысла ещё не было, он выстраивается «здесь» и «сейчас», и в этом процессе оформления смыслаучаствуют двое (психоаналитик, задавая символическую рамку поддерживает организующую динамику).Проблема личного письма с лингвистической точки зрения разбираетсяв книге А.
Бутена «Слово, персонаж и субъект в литературных повествованиях Бенжамена Констана» 63 . Личное письмо, рассматриваемое на примеретворчества Констана, понимается исследователем как текст, полностьюаутентичный автору и возвращающий ему смысл бытия. Автобиографическое письмо представляет собой «символ веры» пишущего, так как тот убеждён в способности слова организовывать жизнь, «преодолевать случайности,трудности, препятствия, неточности, нехватки» 64 .
Посредством личногописьма человек утверждает право на оригинальное выражение «я». Пиша65 о 60Goldschmidt G.-A. L`écriture de Narcisse // Écriture de soi et narcissisme / Sous la direction de J.-F.Chiantaretto. P., 2002. P. 17.61Roussillon R. Le jeu et l`entre-je (u). P., 2008. Р. 28.62Ibid., p. 28.63Boutin A. Parole, personnage et sujet dans les récits littéraires de Benjamin Constant. Genève, 2008.64Ibid., p.
10.65В работе автор употребляет форму деепричастия «пиша» (это норма в XIX веке), что позволяетакцентировать одновременность, взаимосвязь, неразрывность называемого глаголом действия спроцессом письма, то есть когда совершаемое организуется в письме и через письмо (при норма26 себе, он стремится быть самим собой, сохранить себя, а также донести правду о себе другим. Личное письмо есть также способ, посредством которогопишущий присваивает себе истину о мире. А.
Бутен ставит вопрос о связиязыка (la langue) и слова (la parole). Язык есть то, что принадлежит всем, то,что находится во власти общества, а значит, угрожает личному авторитарностью большинства, грозит стиранием индивидуального, делает невозможнымдля «я» выражение своей правды, обрекая его на отчуждение, одиночество.Слово же принадлежит исключительно говорящему, отдельному «я», является свидетельством его личной правды. Отсюда вывод А. Бутена о том, чтопишущий (в данном случае Констан) видит своим долгом «перевести язык вслово, подлинное и точное», способное сообщить «о самом близком и глубоком»66. Только в этом случае возможно осуществление главной цели личногописьма – ясности в понимании себя и «другого». Оставляя за письмом сферувымысла, А.Бутен говорит о сближении слова и письма в случае с «Адольфом», где обнаруживает себя новый способ вымысла.
В основе сюжетнойколлизии «Адольфа» А. Бутен видит столкновение между стремящимся к абсолютному доминированию, отчуждающим языком общества и словом, носителем которого является герой («…слово становится возможным способомизбежать социального языка, выразить индивидуальность в её оригинальности…»67). Для личности говорить – значит быть и действовать, преодолеватьотчуждение и организовывать своё «я». С этим А. Бутен связывает рождениенового субъекта в литературе. Слово не пассивно, оно есть действие личности в её самоопределении, становлении и обретении своего места в окружающем мире.Пример изучения личного письма через анализ рассмотренных в совокупности автобиографических текстов одного автора дан Э.
Тома в книге«Стендалевское письмо и вызовы Я»68. В своих размышлениях о творчествеСтендаля исследователь отталкивается от идеи невозможности высказать «я»во всей его целостности, выразить в слове жизнь в её тотальности, что и заставляет автора создавать множество текстов, каждый из которых являетсяочередной его попыткой приближения к своему «я». При этом «я» реальное и«я» текста наделяются Э. Тома темпоральностью, однако жизнь и литературав их процессуальности развиваются параллельно, независимо друг от друга,одно не включено в другое, отсюда вывод: «избирать себя объектом своегодискурса значит всегда впадать в "роман"» (под романическим подразумева тивных оборотах семантика нераздельности, присутствия одного действия в другом несколькостирается).66Ibid., p.
11.67Ibid., p. 12.68Thomas E. L`écriture stendhalienne et les défis du Je. P., 2008.27 ется «безудержное воображение»)69. Э. Тома показывает, что в автобиографии, дневниках, переписке Стендаль ищет своё «я», но парадоксальным образом удаляется от него. Согласно размышлению Э. Тома, возможны два вида правды: правда жизни в её отказе от языка и правда романического текста,где «я» подлинно в качестве вымышленного персонажа. При таком подходеостаётся загадочным то единство стендалевского «я», которое обеспечиваетвнутреннюю связь всех его текстов (о чём, в частности, говорит в своих трудах М.
Крузе). В конечном итоге, Э. Тома вынужден задаться вопросом, который оказывается и в центре нашего внимания: что может быть принято запосредническое звено между языком (литературой) и авторским «я». Этимсвязующим звеном у Э. Тома выступает авторская интенция (или авторскоесознание), которая обеспечивает «сплетение разрозненных знаний о предмете» (в данном случае о самом «я»)70 и которая является сознательным усилием пишущего противостоять ускользанию бытия, сотворяя образ. Затруднение заключается в том, что стендалевское «я» всегда разное, существует заметный разрыв между «я» социальным и «я» интимным. Это позволяет литературоведу сделать следующий вывод: Стендаль выдумывает себя, «в целомон есть только фантазм»71, его «я» есть явление сугубо текстуальное, в егоизменчивых положениях смешиваются романическое и автобиографическое.Эта изменчивость, неустойчивость и является гарантией правдивости, признаком близости «я» письма и «я» автора.
Таким образом, и с этим выводомЭ. Тома можно отчасти согласиться, феномен личного письма заключается вподвижности, метаморфозах, многократных разрывах, скачках «я», что и демонстрирует творчество Стендаля. Вот определение, данное самим исследователем: «Личное письмо пересматривает вопрос оснований всякой закрытойродовой концепции и негибкой системы. Оно стремится поколебать границумежду реальным и вымышленным. "Я" сущестует в становлении…» 72 . Всвою очередь, мы настаиваем на процессуальном характере личного письма,при этом становление, разворачивание письма является становлением авторского «я» (заметим, что под авторским «я» имеется в виду авторское сознание, проявляющееся в пишущемся тексте). Маска псевдонима позволялаСтендалю говорить о себе с большей свободой, давала ему основание сомневаться в своей тождественности «я» текста и утверждала эту тождественность.
Через всё творчество Стендаля прослеживается постоянное усилие автора быть собой в письме, стать самим собой через письмо. Например, в 69Ibid., p. 29.70Ibid., p. 29.71Ibid., p. 29.72Ibid., p. 30.28 «Жизни Анри Брюлара» «я» автора всегда присутствует в тексте, несмотря нато, что Стендаль меняет маски. Проза Стендаля доказывает, что первое лицоне является обязательным условием аутентичности, третье лицо есть такжеспособ выражения авторского «я».Для М. Крузе личное письмо есть главный закон стендалевского творчества, где царит «я», при этом вымысел «я» есть гениальное выражение правды.
Такой подход к текстам Стендаля осуществлён литературоведом средипрочих работ в книге «Стендаль в любом жанре. Анализ поэтики Я»73, гдепонятие личное письмо (écriture du Moi) используется наряду с такими терминологического характера выражениями, как «письменная эгология», «поэтика Я», «литературный эготизм». М. Крузе – не единственный исследователь, кто замечает, что маска, за которой скрывается Стендаль, скорее обнаруживает его лицо, чем скрывает. В письме Стендаля ярко прослеживаетсяавторская интенция, усилие, напряжение поиска пишущим собственнойидентичности. По мнению М.