Диссертация (1098177), страница 6
Текст из файла (страница 6)
В таком случае письмоначинает приобретать характер отдельно существующей инстанции, развивающейся по своим собственным законам, вопреки воле пишущего. При таком подходе письмо рассматривается как довлеющее самому себе, тогда какпишущему отводится лишь вспомогательная, а не направляющая и организующая роль. Субъект письма отделяется от пишущегося «я»: «я», выражаемое в слове, по убеждению Матьё-Кастеллани, становится более связанным,единым, чем «я» пишущего. Рождается другая идентичность, идентичностьимени автора: «книга единосущна своему автору, отсюда книга грозитумертвить субъект, чтобы оживить своего "художника"» 39 .
Такая ситуацияскладывается тогда, когда противопоставляют реального автора – субъектаписьма и «я» текста – объект письма, сосредоточивая внимание на их различии, которое объясняется различием «реальности» и «языка». Как и многиеисследователи, Матьё-Кастеллани обращает внимание на несоответствиемежду прерывистостью, противоречивостью, сложностью действительного«я» и связностью, непрерывной длительностью «я» письма, хотя это «я» ипретерпевает изменения. Личное письмо постулирует единство субъекта, до 36Mathieu-Castellani G.
La scène judiciaire de l`autobiographie. P., 1996. Р. 192.37Ibid., p. 192.38Ibid., p. 189.39Ibid., p. 190.19 пускает наличие «истории жизни» как длительности без разрывов40. Сюжетавтобиографии, по наблюдению Матьё-Кастеллани, может развиваться и какединая, длящаяся, связная линия («рисунок судьбы»), и как блуждания противоречий, но несмотря на последнее «я» предстаёт единым, чему способствует сам проект письма, другими словами, сам процесс письма обеспечивает и гарантирует единство «я», которое может представать в тексте во множественности своих проявлений, разнообразии положений и действий. Здесьопять-таки проблема отношения «moi» – «я» пишущего – с «je» – «я» текста.Но эта проблема во многом есть проблема литературной критики, а не пишущего, который, обращаясь к личному письму, верит в совпадение своего«я» с «я» текста.
На это, кстати говоря, указывает и сам Матьё-Кастеллани,полагая, что есть писатели, которые не знают или намеренно отрицают дистанцию, несовпадение между своим реальным «я» и «я» текста (к таким авторам он относит, помимо прочих, Руссо и Жида). Эта вера в написанноеслово, согласно Матьё-Кастеллани, объясняется следующим образом: писатели убеждены, что «я» реальное есть «я» внешнее, социальное, а значит, неистинное; «я», выражаемое в письме, есть «я» внутреннее, глубоко интимное,неискажённое, свободное. Именно оно является истинной сущностью пишущего. (Обратим внимание на то, что здесь противоречие заключается в двойной точке зрения: письмо для пишущего оказывается не то же самое, чтописьмо для критики.
Встав на точку зрения автора, критик отрицает своюсобственную позицию.)У Матьё-Кастеллани, таким образом, субъект противопоставлен письму:«…у Августина, у Монтеня субъект ставит под вопрос письмо, письмо ставитпод вопрос субъект…» 41 Примечательно, что исследователь пытается преодолеть этот разрыв, отмечая, что «история жизни» «не сводится к биографической детали, но содержит историю сознания».
Что же позволяет авторутруда диалектически сближать письмо и субъект? Включение инстанцииСудьи, Авторитета, присутствие которого обнаруживается как в сознаниипишущего, так и в самой книге. Господствуя как в самой книге, так и в сознании, Авторитет (Судья) обеспечивает их взаимосвязь и взаимокорректировку. По мнению, Матьё-Кастеллани, автобиографию «оживляют противоречивые отношения: желаемая идентичность, с одной стороны, и – узнаваемая разница между "я" описываемым и "я" пишущим»42. Одно не совпадает сдругим, но автор автобиографии это отрицает, решаясь на рискованное предприятие.
И этот риск оправдан, если автобиографический замысел осуществ 40Ibid., p. 195.41Ibid., p. 211.42Ibid., p. 211.20 ляется перед взглядом Бога: «Автобиографический замысел, если он есть замысел себя узнавать, чтобы себя понимать, и себя понимать, чтобы себя объяснять, – есть также намерение свидетельствовать перед Богом и/или передлюдьми; говорить "кто есть этот человек", представлять "свою жизнь", "высказывание о своих поступках" перед воображаемым судом»43.Дистанция между бытием и письмом, «я» субъектом и «я» объектомписьма объясняется главным образом тем, что письмо лишают онтологического характера, одновременно с этим, лишая его процессуальности (письмокак сознание, становящееся бытие), оставляя за ним только форму, рассматривая его как порядок фиксации (кодирование) живой, подвижной, саморазвивающейся «реальности», в этом случае письмо превращается в некий трафарет, который на эту «реальность» накладывается; в крайнем случае, вписьме видят инструмент, способ исследования, некоего посредника междужизненной действительностью и литературой (шире – культурой).
По мыслиМатьё-Кастеллани, письмо «исследует диссонансы и противоречия "я"» и одновременно «исследует свои способности и свои границы»44. Письмо представляется как нечто внешнее по отношению к процессам внутреннего «я»пишущего и в какой-то степени замкнутое на самом себе, развивающееся внеэтого «я», несмотря на него и даже вопреки ему. Матьё-Кастеллани считает,что есть то, что существует до письма, обозначаемое им как «бесформенное»,и собственно письмо, которое есть «необходимость формы» 45 . И при этомопять-таки не учитывается, что это «бесформенное» присутствует в самомписьме, оно имманентно ему, и только в таком случае становится предметомлитературоведческого исследования.Совершенно иной подход к личному письму представлен в критикотеоретических размышлениях известной современной французской писательницы А.
Эрно, итогом которых стала книга «Письмо как нож». Для А.Эрно личное письмо есть присутствие авторского голоса, которое занимает втексте доминирующую роль (вообще, понятие «голос» довольно широкоприменяется современной французской критикой с целью акцентироватьприсутствие в письме субъекта, в этом значении «голос» противопоставляется понятию «язык» в значении безличной формы). В главе «Писать своюжизнь, жить своим письмом», говоря о присутствии «я» в тексте, она отмечает: «…прежде всего, это голос, тогда как "он" и "она" есть персонажи. Голосможет иметь всякого рода тональности: необузданно-страстную, жалобную,ироническую… Он может настойчиво навязывать себя, становиться зрели 43Ibid., p.
212.44Ibid., p. 201.45Ibid., p. 201.21 щем или стираться перед фактами, о котором рассказывает, играть на многихрегистрах или оставаться монодией»46. А.Эрно оспаривает распространённоев современной французской критике мнение об игровом характере «я» в литературе, непреодолимой дистанции, разделяющей автора и «я» текста. Говоря об особых ощущениях, возникающих у неё тогда, когда она писала отсобственного лица, А. Эрно настаивает на своей неразрывной связи с присутствующим в её текстах «я» и отказе от намеренной фикционализации, что неисключает понимание ей письма как качественного преобразования, превращения того, что принадлежит переживаемому «я» (moi), в нечто, существующее вне её личности.
Словами А. Эрно, это есть «нечто, принадлежащеенематериальному порядку и тем самым принимаемое, понимаемое… другими»47. По её мнению, это преобразование совершается с помощью письма,которое подразумевает поиск правды за пределами себя. Как утверждает писательница, главная причина, побуждающая её писать, и вместе с тем главнаяцель письма – спасти от исчезновения людей и вещи, а также своё собственное существование. «Когда я пишу, я не вижу слов, но вещи», – признаётсяроманистка48. То есть письмо имеет самое прямое отношение к окружающему миру, слово есть отражение сущности вещей и явлений. А.
Эрно признаётся, что писать для неё есть «способ существовать»49. Писательница убеждена в том, что в процессе письма человек познаёт сами основы жизни, открывает то, что невозможно открыть никакими иными средствами.Анализируя свой писательский опыт, А. Эрно размышляет над особенностями автобиографических жанров. Она отмечает, что понятие «автобиографическое повествование» (récit autobiographique) её не удовлетворяет:указывая на отличный от романического характер письма и чтения, оно необнаруживает установку текста, его построение. А.
Эрно различает две разные формы письма: сконцентрированную на «я» и ориентированную наизображение множественного, что в её представлении составляет оппозицию«частного» и «публичного», жизни и литературы, незавершённости и целостности, пассивности и деятельности (при этом одно и другое не различаютсяпо степени «правдивости», «достоверности»). А. Эрно строго разводит тексты, написанные ей для самой себя, и тексты, предназначенные для печати.Дневник, как признаётся А. Эрно, она писала для самой себя, чтобы освободиться от скрытых эмоций, без всякого желания показывать кому-то свои записи. По её представлению, дневник отличается спонтанностью письма, без 46Ernaux A.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
