viktor_frankl_osnovy_logoterapii (855235), страница 52
Текст из файла (страница 52)
Так вот, принятие решений и проведениеразличений могут быть только духовными. И снова обнаруживается,что духовное не только может быть бессознательным, но и должнобыть бессознательным, как в происхождении, так и в конечном проявлении.III. Экзистенциальный анализ совестиЧтобы подробнее прояснить то, что мы определили как духовноебессознательное, прямо противопоставленное инстинктивному бессознательному, давайте в качестве модели воспользуемся понятиемсовести. Итак, ответственность как прафеномен является непременно частью человеческого бытия как «бытия, принимающего решения».Все то, что мы уже попытались вывести дедуктивно, должно было быздесь, в феномене совести, выявиться индуктивно или, лучше сказать, феноменологически.
Фактически дело обстоит так, что совесть,уходя в бессознательную глубину, коренится в бессознательной основе: именно важные, подлинные - экзистенциально подлинные - решения в человеческом бытии обычно совершаются без всякой рефлексии и, таким образом, бессознательно; в своих истоках совестьпогружена в бессознательное.В этом смысле совесть можно также назвать иррациональной; онаалогична или, лучше сказать, дологична. Потому что именно так, каксуществует донаучное и онтологически предшествующее ему дологическое понимание бытия, так существует и доморалъное понимание ценности, которое по сути предшествует всякой эксплицитнойморали, а именно совесть.Однако, совесть является иррациональной потому, что она, по крайней мере в своем непосредственном факте исполнения, никогда не бывает полностью рационализируемой; она поддается раскрытию всегда только постфактум, всегда только при «вторичной рационализации»: любоетак называемое исследование совести тоже возможно только постфактум - ведь даже само решение совести в конечном счете непостижимо.Однако, если мы затем спросим себя, по какой причине совестьдействует именно иррационально, нам придется учесть следующие факты: сознанию открывается существующее - однако совести открывается не нечто наличное, а скорее что-то, чего еще как такового нет, ночто долженствует быть.
Это «долженствующеебыть» есть, следователь234Бессознательный Богно, не нечто реальное, а нечто лишь «должноеосуществиться»; это ненечто действительное, а только возможное (конечно, не без того, чтобыэта всего лишь возможность в высоком смысле в свою очередь не представляла собой необходимость).
Однако, поскольку то, что нам открывается совестью, есть лишь «должноеосуществиться», поскольку онотолько должно стать реализованным, сразу же встает вопрос, как иначеоно могло бы реализоваться без того, чтобы сначала каким-либо образом быть духовно предугаданным. Это предугадывание, это духовноепредвосхищение, происходит, так сказать, интуитивно: духовное предвосхищение совершается в акте обозрения.Таким образом, совесть оказывается, по существу, интуитивнойфункцией: чтобы предугадать «должноереализоваться», совесть должна прежде постичь его интуитивно. В этом смысле совесть, или этика,является в самом деле иррациональной и поддающейся рационализации только постфактум. Но разве мы не знаем аналогичного явления разве Эрос не является таким же иррациональным, таким же интуитивным? В самом деле, через любовь жизнь постигается интуитивно: ведьлюбовь видит нечто еще не существующее. Однако совесть видит нечто только «долженствующеебыть», любовь же, напротив, открываетеще не существующее только «могущеебыть».
Любовь видит и раскрывает именно возможность ценности в любимом Ты. Следовательно, онатоже предвосхищает нечто в своем духовном обозрении, а именно то,что может таить в себе конкретный, именно этот любимый человек вего еще не проявившихся личностных потенциях.Любовь и совесть схожи друг с другом не только в том, что одинаково имеют дело со всего лишь возможностями, а не фактами; это неединственное, что с самого начала подтверждает их способность действовать только интуитивным путем. Можно привести еще и другуюпричину их необходимо интуитивного, иррационального, следовательно, никогда полностью не поддающегося рационализации принципадействия: а именно обе, как совесть, так и любовь, имеют дело с абсолютным индивидуальным бытием.Задача совести как раз и состоит в том, чтобы открыть человеку «тоодно, что необходимо».
Это одно есть все же каждый раз единственное.При этом речь идет о той неповторимой и единственной в своем родевозможности конкретного человека в его конкретной ситуации, которую,например, Макс Шелер пытался выразить понятием «ценности ситуа235Психотерапия и религияции». Следовательно, речь идет о чем-то абсолютно индивидуальном, обиндивидуальном «долженствованиибыть», которое, следовательно, тожене может быть постигнуто с помощью какого-либо общего закона, какой-либо сформулированной в общем виде моральной нормы (почти всмысле кантовского императива), а предписывается именно «индивидуальным законом» (Георг Зиммель); оно вообще не познается рационально; а доступно только интуитивному постижению.
И этим интуитивнымпониманием занимается именно совесть.Поскольку совесть раскрывает конкретные, индивидуальныеценностные возможности интуитивно, есть соблазн назвать путь, какимона это осуществляет, инстинктивным и, следовательно, рассматриватьсовесть, в противоположность практическому разуму, как этический инстинкт. Но если присмотреться внимательнее, обнаруживается, что этотэтический инстинкт довольно веско противоречит тому, что называетсяинстинктом, а значит, жизненному инстинкту.
Ведь инстинкт животныхнацелен на общее, он и действует только в общем: он схематичен по сути.Ибо в соответствии со своими инстинктами животные реагируют на определенные признаки и воздействия своего окружающего мира лишь поопределенной застывшей схеме, которая установлена раз и навсегда идля всех индивидов. Своей эффективностью эта инстинктивная схема,следовательно, целиком обязана тому, что она имеет силу только в общем, только согласно закону больших чисел; уже в единичном случаеона не только перестает работать, но прямо склоняет особь к тому, чтобывести себя при определенных обстоятельствах во что бы то ни стало попредписанию инстинкта, но именно потому явно неподходящим образом, неразумно.
Та же самая инстинктивная схема реакции, которая, например, поддерживает или спасает жизнь муравьиного сообщества, может при известных обстоятельствах лишить жизни отдельного муравья.С точки зрения инстинкта на это приходится идти: жизненный инстинктпренебрегает индивидуальным.Деятельность этического инстинкта обеспечивается совершенно по другому благодаря тому, что он нацелен не на общее, а всегдана индивидуальное: этический инстинкт действует, как уже говорилось, конкретно. И если жизненный инстинкт порой вводит животное в заблуждение, то человека порой сбивает с толку именно этический здравый смысл - как только этический инстинкт, а именносовесть, делает его способным видеть то одно, что необходимо, и236Бессознательный Богто, что как раз не является общим. Одна лишь совесть может как бынастроить «вечный», сформулированный в общем виде моральныйзакон на данную конкретную ситуацию конкретного человека.
Жизньпо совести есть, таким образом, всегда абсолютно личностная жизньв конкретной ситуации в зависимости от того, что имеет значениеименно в нашем неповторимом и единственном в своем роде Daseinе: совесть всегда включает конкретное «Da» («здесь») моего личного «Sein» («бытия»).
При правильном понимании в этом высказывании, разумеется, нет ничего противоречащего моральным законам,но все во славу совести.Теперь мы покажем, что не только решения совести нацеленына абсолютно индивидуальную возможность, но и решения любви.Как совесть раскрывает то одно, что необходимо, так и любовь раскрывает то единственное, что возможно: единственные в своем родевозможности именно этого любимого человека. Значит, лишь любовь, и только она, в состоянии увидеть человека в его неповторимости как абсолютного индивидуума, которым он является. В этомсмысле ей принадлежит важная когнитивная функция.
И вероятно,эта ее когнитивная работа была понята и оценена уже в те времена,когда в древнееврейском языке акт любви был назван тем же словом, что и акт познания.Однако по какому праву мы только что говорили, по аналогии спринятием решений совестью, о принятии решений любовью? Разве любовь имеет какое-нибудь отношение к принятию решений?Безусловно, потому что и в любви, и особенно в ней, человеческоебытие есть решающее бытие.
Фактически выбор партнера, «выборлюбви», есть только тогда подлинный выбор, когда он не продиктован инстинктивным. Пока мой любовный выбор определяется бессознательным образцом, «оно»-подобным «имаго», до тех про олюбви не может быть и речи. Следовательно, не только в поэзии, нои в психологии неприемлема рифма «любовь-влечение»1 . До техпор, пока «оно» «влечет» «я» к «ты», нельзя говорить о любви: влюбви «оно» не влечет «я» - в любви «я» «делает выбор» в пользу«ты».' В немецком языке слова «любовь» (Liebe) и «влечения, инстинкты» (Triebe) рифмуются - (прим. перев.).237Психотерапия и религияОднако не только этическое и эротическое, не только совесть и любовь коренятся не в рациональной, а в эмоциональной, интуитивной глубине духовного бессознательного: также и нечто третье, патическое, визвестном смысле происходит отсюда, постольку, поскольку внутри духовного бессознательного наряду с этическим бессознательным, этической совестью, существует, так сказать, и эстетическое бессознательное творческая совесть.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
