viktor_frankl_osnovy_logoterapii (855235), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Среди перечисленных были такие преступления, как отрезаниеузких полос от наших старых одеял и ряд мелких «краж». За несколькодней перед этим один истощенный от голода узник украл из кладовойнесколько фунтов картофеля. Кража была замечена, и некоторые узники знали «взломщика». Когда лагерное начальство узнало о происшедшем, было приказано выдать виновного, или же весь лагерь в этот деньне получит пищи.
Естественно, 2500 человек предпочли голодать.Вечером этого голодного дня мы лежали в наших земляных бараках в очень подавленном настроении.Говорили очень мало, и каждое слово вызывало раздражение.Потом, чтобы сделать положение еще хуже, был выключен свет.
Настроение упало до последней степени. Но наш старший надзиратель блока был мудрым человеком. Он импровизировал небольшоевыступление, касающееся того, что было у нас на душе в этот момент. Он говорил о многих товарищах, которые умерли за последние несколько дней либо от болезни, либо покончив с собой. Но онтакже упомянул о том, что могло быть реальной причиной их смерти: отказ от надежды.
От утверждал, что должен быть некоторыйспособ предупреждения этого крайнего состояния потенциальныхбудущих жертв. И затем он обратился ко мне, предложив дать необходимые советы.175Основы логотерапииБог свидетель, я был не в том настроении, чтобы давать психологические объяснения или читать проповеди - оказывать некоторого родамедицинскую помощь душам моих товарищей.
Я был замерзший и голодный, раздраженный и усталый, но я должен был собраться с силами, чтобы использовать уникальную возможность. Психологическаяподдержка была необходима больше, чем когда бы то ни было.Я начал с того, что упомянул наиболее тривиальные вещи изтех, что могли бы поддержать и утешить. Я сказал, что даже в нынешней Европе в шестую зиму второй мировой войны наше положение не было самым ужасным из всех возможных.
Я сказал, чтокаждый из нас должен спросить самого себя, какую невосполнимую утрату он пережил до настоящего времени. Я рассуждал о том,что для большинства из нас эти потери фактически не были такими уж большими. Кто еще остался жив, тот имел основания надеяться. Здоровье, семья, счастье, профессиональные способности,богатство, положение в обществе - все эти вещи могут быть достигнуты вновь или восстановлены. В конце концов, у всех нас кости еще оставались неповрежденными. Все то, через что мы прошли, могло превратиться в наш актив в будущем. И я процитировал Ницше: «Was mich nicht umbringt, macht mich starker» (To, чтоменя не убивает, делает меня сильнее.).Потом я стал говорить о будущем. Я сказал, что для беспристрастного наблюдателя будущее не должно казаться безнадежным.Я соглашался с тем, что каждый из нас мог бы оценить для себя,сколь малы его шансы на выживание.
Я говорил им, что, хотя влагере еще не было эпидемии тифа, я оценивал мои собственныешансы примерно один к двадцати. Но я также сказал им, что, несмотря на это, я не намерен терять надежду и сдаваться, потомучто ни один человек не знает, что принесет будущее, быть может,даже ближайший час. Даже если мы не можем ожидать сенсационных военных событий в ближайшие несколько дней, кто знает лучше, чем мы, с нашим лагерным опытом, сколь большие шансы появляются иногда совершенно неожиданно, по крайней мере, дляотдельного индивида. Например, кто-то может неожиданно оказаться зачисленным в специальную группу с исключительно хорошими условиями работы - случай из разряда вещей, составляющих «счастье» заключенного.176Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюНо я говорил не только о будущем, которое скрыто от нас.
Я также упомянул и о прошлом; о всех его радостях и о том, как его светпроникает даже во тьму настоящего. Снова я процитировал поэта,дабы избежать проповеднического тона: «Was Du erlebt, kann keineMacht der Welt Dir rauben» (To, что ты пережил, никакая сила на землене может отнять у тебя). Не только наши переживания, но и все, чтомы делали, все великие мысли, что мы имели, и все, что мы перестрадали, - все это не бывает потеряно, хотя и оказывается в прошлом;мы вызвали все это к существованию. Бытие в прошлом также естьрод бытия и, быть может, самый надежный его род.Потом я стал говорить о многих возможностях придания жизнисмысла.
Я говорил моим товарищам (которые лежали без единогодвижения, и только время от времени можно было услышать чей-товздох), что человеческая жизнь никогда и ни при каких обстоятельствах не лишается своего смысла и что этот бесконечный смысл жизни включает страдание и умирание, лишения и смерть. Я просил несчастных, которые внимательно вслушивались в мои слова в темнотебарака, взглянуть в лицо серьезности нашего положения. Мы должны, не теряя надежды, сохранять мужество и верить в то, что безнадежность нашей борьбы не лишает ее достоинства и смысла. Я говорил о том, что кто-нибудь смотрит на каждого из нас в трудные часы друг, жена, кто-нибудь живой или мертвый, или Бог, и надеется, чтомы не разочаруем его.
Он надеется увидеть нас страдающими гордо,не несчастными, а знающими, как надо умирать.И, наконец, я стал говорить о нашей жертве, которая имела смыслв любом случае. По самой природе этой жертвы она должна казатьсябессмысленной в нормальном мире, мире материального успеха. Нов действительности наша жертва имела смысл. Те из нас, которыеявляются людьми религиозными, - говорил я со всей искренностью, могут это понять без труда. Я говорил им о товарище, который поприбытии в лагерь заключил договор с Небесами о том, что его страдания и смерть должны спасти любимого человека от мучительнойсмерти. Для этого человека страдания и смерть были полны смысла;его жертвенность имела глубочайший смысл.
Он не хотел умиратьпросто так, но ради чего-то высокого. Ни один из нас не хотел этого.Цель моего выступления состояла в том, чтобы найти полныйсмысл в нашей жизни тогда и там, в этом бараке и в этой практически177Основы логотерапииполной безнадежности положения. Я видел, что мои усилия не былинапрасными. Когда электрический свет вспыхнул снова, я увидел лицанесчастных, обращенные ко мне с благодарностью и со слезами наглазах. Но здесь я должен сказать, что лишь очень редко у меня хватало внутренней силы для того, чтобы установить контакт с моими товарищами по страданиям, и что мне пришлось упустить много возможностей для этого.Теперь мы подходим к третьей стадии психических реакций узника: психологии узника после его освобождения.
Но сначала необходимо рассмотреть вопрос, который часто задается психологу, особенно если он располагает личным знанием этих вещей:«Что вы можете сказать о психологической природе лагерныхохранников? Как это возможно, чтобы человек из плоти и крови могобращаться с другими людьми так, как, по рассказам многих бывшихузников, обращались с ними в концлагере?» Услышав такие рассказыи поверив, что эти вещи происходили на самом деле, люди поневолезадаются вопросом, как они могут быть объяснимы психологически.Чтобы ответить на этот вопрос, не вдаваясь в детальное обсуждение, следует подчеркнуть несколько моментов.Во-первых, среди охранников некоторые были садистами - садистами в чисто клиническом смысле.Во-вторых, такие садисты специально отбирались, когда требовалось подразделение действительно особенно жестоких охранников.Для нас было большой радостью, когда нам разрешали на нашемрабочем месте погреться в течение нескольких минут (после двухчасов работы на сильном морозе) возле печки, которую топили ветками и щепками.
Но всегда находился какой-нибудь десятник, которыйнаходил жестокое удовольствие в лишении нас этого маленького комфорта. Как ярко рисовалось это удовольствие на их лицах, когда онине только запрещали нам стоять перед печкой, но и опрокинув ее,забрасывали огонь снегом! Среди десятников всегда находился такойизвестный своей наклонностью к садистским наслаждениям и специализировавшийся в садистских жестокостях, к кому посылался несчастный узник, которого невзлюбил кто-либо из эсэсовцев.В-третьих, чувства большинства охранников были притуплены занесколько лет, в течение которых им приходилось быть свидетелямилагерных жестокостей, причем во все более увеличиваемых масшта178Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюбах. Эти психически и морально все более ожесточавшиеся люди, которые, хотя и отказывались принимать активное участие в садистскихакциях, в то же время не пытались воспрепятствовать другим в этихдействиях.В-четвертых, следует отметить, что даже среди охранников былитакие, которые сочувствовали нам.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
