viktor_frankl_osnovy_logoterapii (855235), страница 41
Текст из файла (страница 41)
Я упомяну лишь начальника тоголагеря, из которого я был освобожден. Только после нашего освобождения мы узнали - раньше об этом знал только главный врач лагеря, который сам был заключенным, - что этот человек платил немалые суммы денег из собственного кармана, чтобы покупать лекарствадля заключенных в ближайшем городе. Но старший надзиратель лагеря, сам тоже заключенный, был более жестоким, чем любой эсэсовец. Он избивал узников по самому ничтожному поводу, в то времякак комендант лагеря, насколько мне известно, не поднял свою рукуни разу ни на кого из нас.Понятно, таким образом, что знание о том, кем является человек, не говорит почти ничего. Человеческую доброту можно встретить во всех группах, даже таких, которые в целом нетрудно былобы осудить.
Границы между группами частично перекрываются, ине следует упрощать вещи, говоря, что одни люди были ангелами, адругие дьяволами. Определенно, было значительным достижениемдля охранника или десятника быть добрым к узникам вопреки всемлагерным влияниям, а, с другой стороны, низость узника, которыйжестоко обращался со своими собственными товарищами, заслуживала высшей меры презрения. Разумеется, заключенные воспринимали отсутствие сострадания со стороны таких людей особенно болезненно, в то время как их глубоко трогало малейшее проявлениедоброты со стороны охранников.
Я вспоминаю, как однажды десятник украдкой дал мне кусок хлеба, который, как я знал, составлялчасть его завтрака. Это было больше, чем небольшой кусок хлеба, иэто растрогало меня тогда до слез: это было «нечто» человеческое,что этот человек также передал мне, - слово и взгляд, которые сопровождали даримое.Из всею сказанного мы можем понять, что существуют толькодве расы людей в этом мире: «раса» порядочных людей и «раса» людей непорядочных.
Ту и другую можно найти повсюду; они проникают во все группы общества. Ни одна группа не состоит исключитель179Основы логотерапиино из порядочных или непорядочных людей. В этом смысле никакаягруппа не представляет «чистой расы» и, следовательно, можно найти порядочного человека и среди лагерной охраны.Жизнь в концентрационном лагере вскрывает человеческую душуи обнаруживает ее глубины.
Удивительно ли, что в этих глубинах мыснова находим лишь те человеческие качества, которые по самой ихприроде представляли смесь добра и зла? Граница, разделяющая добро и зло, которая проходит через всех людей, достигает низших глубин и становится очевидной даже на дне пропасти, которая открывается в концентрационном лагере.А теперь перейдем к последней главе психологии концентрационного лагеря: психологии узника, вышедшего на свободу. В описании переживания освобождения, которое, разумеется, должно бытьличным, исходным моментом нашего рассказа будет то утро, когдамы увидели развевающийся на ветру белый флаг над воротами лагеря после нескольких дней напряженного ожидания.
Это состояниенапряженного ожидания сменилось всеобщей релаксацией. Но былобы неправильным думать, что мы посходили с ума от радости. Что жев таком случае происходило на самом деле?Еле передвигая ноги, мы дотащились до ворот лагеря. Мы робкоозирались вокруг и вопросительно смотрели друг на друга. Потом мыосмелились сделать несколько шагов за пределы лагеря.
На этот раз нераздавались повелительные окрики команд и не было необходимостибыстро уклоняться, чтобы избежать удара или пинка. О нет! В этот разохранники предлагали нам сигареты! Поначалу мы с трудом узнавалиих; они поспешили переодеться в гражданскую одежду. Мы медленношли по дороге, ведущей из лагеря. Вскоре наши больные ноги началиугрожающе подгибаться. Но мы, хромая, брели дальше; нам хотелосьувидеть окрестности лагеря впервые глазами свободного человека.«Свобода» - повторяли мы сами себе и, однако, не могли еще осознатьэто. Мы столько раз произносили это слово все эти годы, что оно утратилодля нас свое значение. Его реальность не проникала в наше сознание; мыне могли постичь факт нашего освобождения.
Мы дошли до лугов, усеянных цветами. Там мы смотрели на них, сознавая, что это луга и цветы, ноне испытывали при этом никаких чувств. Первая искра радости промелькнула, когда мы увидели петуха с его многоцветным оперением. Но онаосталась только искрой; мы еще не принадлежали к этому миру.180Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюВечером, когда мы все снова собрались в нашем бараке, один узник украдкой спрашивал другого: «Скажи, ты был рад сегодня?»И другой отвечал, стыдясь, как если бы не знал, что мы все чувствовали себя одинаково! «По правде говоря, нет!» Мы буквальноутратили способность испытывать чувство радости и постепенно должны были учиться этому заново.На психологическом языке то, что случилось с нами, можно былобы определить понятием «деперсонализация».
Все казалось нереальным, непохожим ни на что, - как во сне. Мы не могли поверить вдействительность происходящего. Как часто в прошедшие годы мыобманывались нашими сновидениями! Нам снилось, что наше освобождение наступило, что мы были свободны, вернулись домой, встречались с друзьями, обнимали наших жен, садились за стол и начинали рассказ о том, через что мы прошли, - даже о том, как часто мывидели наше освобождение в наших снах. А затем - пронзительныйсвисток в наших ушах, сигнал подъема и - конец нашим снам о свободе.
Теперь сновидение стало реальностью. Но могли ли мы действительно поверить этому?У тела меньше ограничений, чем у психики. Оно воспользовалось вновь обретенной свободой с самого начала. Оно принялось сжадностью поглощать пищу, часами и днями и даже по ночам. Этопоразительно, сколько человек может съесть. И когда один из узников был приглашен живущим неподалеку фермером, он ел и ел, а потом пил кофе, который развязал его язык, и тогда он начал говорить,часто рассказывая целыми часами. Его психика освободилась наконец от того давления, под которым она находилась несколько лет.Слушая его, нельзя было не испытать впечатления, что он долженбыл говорить, что его стремление говорить было непреодолимым.
Язнавал людей, которые находились под тяжелым психическим давлением только в течение небольшого периода времени (например, вовремя допросов в гестапо) и у которых наблюдались подобные реакции. Много прошло дней, прежде чем развязывался не только язык,но и что-то внутри психики, тогда чувства внезапно прорывались через странные оковы, закрепощавшие их.Однажды, через несколько дней после освобождения, я шел через цветущие луга милю за милей к ближайшему от лагеря городу.Где-то высоко в небе жаворонки заливались своей радостной песней.181Основы логотерапииВокруг не было видно ни души, ничего, кроме широкого простораземли и неба и ликующих трелей жаворонков и вольного пространства. Я остановился, посмотрел вокруг себя, потом - в небо и потомопустился на колени.
В этот момент я очень плохо осознавал самогосебя и окружающий мир, а в голове крутилась одна и та же сентенция: «Я взывал к Господу Богу из моей тесной тюрьмы, и Он ответилмне в свободном просторе».Как долго я стоял там на коленях и все повторял эту сентенцию, яуже не могу больше припомнить. Но я знаю, что в этот день, в этотчас началась моя новая жизнь. Час за часом я продвигался вперед,пока снова не стал человеком.Путь, который вел от сильнейшего психического напряжения последних лагерных дней (от этой войны нервов к психическому миру),определенно не был свободен от препятствий.
Было бы ошибкой думать, что освобожденный узник больше не нуждался в духовной поддержке и заботе. Следует иметь в виду, что человек, который стольдолго находился под таким огромным психическим давлением, естественно, после освобождения находится в большой опасности, особенно в тех случаях, когда давление снимается внезапно. Эта опасность (в смысле психологической гигиены) представляет психологический аналог кессонной болезни.
Точно так же, как физическое здоровье водолаза было бы в опасности, если бы его подводная камераподнималась слишком быстро, так же и у человека, который внезапноосвободился от психического давления, могли возникнуть нарушения его морального и духовного здоровья.Во время этой психологической фазы можно было наблюдать,что люди более примитивного склада не смогли избежать пагубныхвлияний кошмарных условий жизни в лагере.
Теперь, оказавшисьсвободными, они думали, что могут использовать свою свободу совсей распущенностью и безжалостностью. Единственное, что изменилось для них, было то, что они теперь из угнетенных превратились в угнетателей. Если они прежде были объектами насилия, тотеперь стали теми, кто сами применяют насилие и допускают несправедливости. Они оправдывали свое поведение собственнымиужасными переживаниями.
Подобная установка часто обнаруживалась в кажущихся назначительными событиях. Один мой товарищшел вместе со мной через поле к лагерю, когда вдруг мы вышли к182Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюполю зеленеющего овса. Автоматически я стал обходить поле, но онсхватил меня под руку и потащил напрямик через поле. Я начал чтото бормотать о том, что не надо топтать овес. Он разозлился, бросилна меня сердитый взгляд и закричал: «Не смей говорить так! Развеони мало отняли у нас? Моя жена и ребенок погибли в газовой камере, не говоря уже обо всем прочем, а ты запрещаешь мне затоптатьнесколько стеблей овса!»Лишь с трудом удавалось довести до этих людей элементарнуюистину, что ни один человек не имеет права поступать несправедливо, даже если несправедливо поступали с ним. Мы должны были помочь таким людям осознать эту истину, так как иначе последствиямогли бы быть много хуже, чем потеря нескольких тысяч стеблей овса.Я как сейчас вижу узника в рубашке с закатанными рукавами, который совал мне под нос свою правую руку и кричал: «Пусть мне отрубят эту руку, если я не окрашу ее кровью в тот же день, когда вернусьдомой!» Я хочу подчеркнуть, что узник, который выкрикивал эти слова, не был дурным человеком.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
