viktor_frankl_osnovy_logoterapii (855235), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Неудивительно,что это напряжение часто разряжалось общей дракой. Поскольку узники постоянно были свидетелями сцен избиения, импульсы к насилию усиливались. Я сам чувствовал, как сжимаются мои кулаки, когда меня охватывал гнев, в то время как я был голодным и усталым.6Э. Франкл|6 1Основы логотерапииОбычно я был крайне уставшим, так как приходилось всю ночь поддерживать огонь в печке, которую нам разрешили топить в нашембараке для тифозных больных. Однако некоторыми из моих наиболееидиллических часов были часы в середине ночи, когда все другие былив бреду или спали.
Я мог лежать перед печкой и поджаривать несколькоукраденных картофелин на огне от горящего украденного угля. Но наследующий день я чувствовал себя еще более уставшим, бесчувственным и раздражительным.Выполняя свои обязанности доктора в тифозном блоке, я такжезамещал старшего надзирателя блока, который был болен. Таким образом я был ответственным перед лагерным начальством за поддержание чистоты в бараке, если слово «чистота» может быть применимо для описания таких условий. Инспекции, которым часто подвергались бараки, имели целью скорее доставить дополнительные мучения, нежели поддерживать гигиену. Побольше еды и немного лекарствбыло бы полезнее, но единственной заботой инспекторов было проверить, не осталось ли пучка соломы посреди коридора, или посмотреть, аккуратно ли подвернуты грязные, рваные, кишащие вшами одеяла под ногами у пациентов.
Что касается состояния пациентов, тоэто их не интересовало ни в малейшей степени. Если я, сдернув тюремную шапку с моей стриженой головы и щелкнув каблуками, бойко докладывал: «Барак номер VI/9: пятьдесять два пациента, два санитара и один врач», они были удовлетворены. После чего они уходили. Но перед их приходом - часто они приходили намного позже, чембыло объявлено, а иногда и вообще не приходили - я вынужден былрасправлять одеяла, вытаскивать пучки соломы, падающие с нар, икричать на бедняг, которые метались на своих нарах, угрожая свестина нет все мои усилия по наведению чистоты и порядка.
Апатия былаособенно сильна у лихорадящих больных, которые, если на них некричать, вообще ни на что не реагировали. Временами даже и крикне помогал, и тогда требовалось огромное самообладание, чтобы неударить их, так как собственная раздражительность достигала чрезвычайной интенсивности при виде апатии других и особенно передлицом приближающейся опасности (т. е. приходом инспекции).Пытаясь дать психологическое описание и психопатологическуютрактовку типичных характеристик узников концентрационного лагеря, можно создать впечатление, будто бы человек оказывался под162Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюполным и неизбежным влиянием его окружения.
(В данном случаеокружением являлась уникальная структура лагерной жизни, вынуждавшая узника приспосабливать свое поведение к определенному набору моделей.) Но что же сказать о человеческой свободе? Разве несуществует духовной свободы в отношении поведения и реакций налюбое окружение? Разве соответствует истине теория, которая считает человека не более чем продуктом многих обусловливающих факторов среды - будь то биологической, психологической или социологической природы. Является ли человек всего лишь случайным продуктом этих факторов? И самый важный вопрос: доказывают ли реакции узников на своеобразный мир концентрационного лагеря, чточеловек не может избежать влияний окружающей среды? Что человек не имеет выбора действий в подобных обстоятельствах?Мы можем ответить на эти вопросы как исходя из опыта, так иопираясь на теоретические соображения.
Опыт лагерной жизни показал, что у человека имеется возможность выбора действий. Там былодостаточно примеров, часто героического плана, доказывающих, чтоапатия может быть преодолена, раздражительность подавлена. Человек может сохранить частицу духовной свободы, независимости разума даже в таких ужасных условиях психического и физическогостресса.Мы, бывшие узники концлагерей, можем вспомнить тех людей,которые поддерживали других узников, делились с ними последнимкуском хлеба.
Их могло быть немного, но они являют собой достаточное доказательство того, что все можно отнять у человека, за исключением одного: последней частицы человеческой свободы - свободывыбирать свою установку в любых данных условиях, выбирать свойсобственный путь.И там всегда можно было сделать выбор. Каждый день, каждыйчас давал возможность принять решение, которое определяло, подчинишься ты или нет тем силам, которые грозили лишить тебя твоей самости, твоей внутренней свободы, которое определяло, станешь ты илинет игрушкой обстоятельств, отказавшись от свободы и достоинства, стем чтобы стать сформированным по образцу типичного узника.Рассматриваемые с этой точки зрения психические реакции узников концентрационных лагерей представляют собой нечто большее,чем просто выражение определенных физических и социологичес•163Основы логотерапииких условий.
Даже если условия, такие как недостаток сна, пищи ивсевозможные психические стрессы, навязывают узникам определенные способы реагирования, в конечном счете становится очевидным,что личность заключенного обусловливается собственными внутренними решениями, а не единственно влиянием лагерных условий. Впринципе, следовательно, любой человек может, даже в подобныхобстоятельствах, решать, каким он станет психологически и духовно.Он может сохранить свое человеческое достоинство даже в концентрационном лагере. Достоевский сказал однажды: «Есть только однавещь, которой я боюсь: не быть достойным моих страданий». Этислова часто приходили мне на ум, после того как я познакомился стеми мучениками, чье поведение в лагере, чьи страдания и смертьявлялись свидетельством в пользу того утверждения, что последняявнутренняя свобода не может быть отнята. О них можно было сказать, что они были достойны своих страданий; то, как они принималисвои страдания, было подлинным внутренним достижением.
Именноэта внутренняя свобода, которая не может быть отнята, является тем,что сообщает жизни смысл и целенаправленность.Активная жизнь служит цели обеспечения человека возможностью реализации ценностей в творческой работе, в то время как пассивная жизнь радостного созерцания дает ему возможность достичьсамоосуществления в переживании красоты, в искусстве или природе. Но существует цель и в такой жизни, которая почти лишена каквозможности творчества, так и наслаждения красотой. Эта цель связана с возможностью высокоморального поведения, а именно с установкой человека в отношении его существования, ограниченноговнешними силами.
Творческая жизнь и жизнь радостного созерцаниянедоступны ему. Но не только творчество и наслаждение красотойобеспечивают смысл существования. Если есть смысл жизни вообще, то должен быть смысл и в страдании. Страдание - неотъемлемаячасть жизни, так же как судьба и смерть. Без страдания и смерти человеческая жизнь не может быть полной.Способ, каким человек принимает свою судьбу и страдания, которые она приносит, то, как он несет свой крест, дает ему немалыевозможности, даже при самых трудных обстоятельствах, придать более глубокий смысл своей жизни. Он может остаться мужественным,достойным и бескорыстным.
Или же в ожесточенной борьбе за само164Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюсохранение он может забыть свое достоинство и стать не более чемживотным. Здесь имеется шанс для человека либо использовать, либоупустить возможность осуществления моральных ценностей, которую ему предоставляет трудная ситуация. И этим определяется, будетли он достоин своих страданий или нет.Не следует думать, что эти рассуждения «не от мира сего», чтоони слишком далеки от реальной жизни. Это верно, что лишь немногие люди способны к достижению таких высоких моральных стандартов.
Из заключенных лишь немногие сохранили свою полную внутреннюю свободу и достигли тех ценностей, которых позволяли достичь их страдания, но даже один такой пример был бы достаточнымдоказательством, что внутренняя сила человека позволяет ему подняться над его внешней судьбой.Такие люди были не только в концлагере. Повсюду человек сталкивается с судьбой, с шансом превратить свои страдания в достижение.Возьмем, например, случай больных людей, особенно тех, чтострадают неизлечимой болезнью. Однажды мне довелось прочитатьписьмо, написанное молодым инвалидом, в котором он рассказывал,что выяснилось - жить ему осталось уже недолго и что даже операция не поможет. Он писал далее, что вспомнил фильм, в котором герой мужественно и достойно встретил свою смерть.
Юноша считалбольшим достижением так хорошо встретить смерть. «Теперь, - писал он, - судьба давала мне такой же шанс».У тех из нас, кто видел фильм «Воскресение», поставленный пороману JI. Н. Толстого несколько лет тому назад, могли возникнутьаналогичные мысли. Там были показаны значительные люди и большие судьбы. У нас в то время не было великой судьбы и не было шанса достичь такого величия. После фильма мы пошли в расположенное неподалеку кафе. Там за чашкой кофе с сэндвичем мы забылистранные метафизические мысли, на какой-то момент появившиеся унас в сознании. Но когда мы сами столкнулись с великой судьбой инеобходимостью встретить ее с таким же духовным величием, тогдамы не вспомнили наши давно оставшиеся позади решения и мыслинашей молодости, и мы потерпели неудачу.Быть может, для некоторых из нас пришел день, когда мы увидели тот самый фильм снова, или другой подобный. Теперь уже другиекартины могли развернуться перед нашим внутренним взором: кар165Основы логотерапиитины, показывающие людей, которые достигли в их жизни много большего, нежели то, что могло быть показано в сентиментальном фильме.
Различные подробности внутреннего величия реального, конкретного человека могли прийти нам на ум, подобные истории одной молодой женщины, свидетелем смерти которой я был в концлагере. Этосовсем простая история, и она могла бы показаться придуманной; нодля меня она звучит как поэма.Эта молодая женщина знала, что умрет в ближайшие несколькодней.
Но несмотря на это она была веселой, когда я разговаривал с ней.«Я благодарна судьбе за то, что она обошлась со мной так сурово, говорила она мне. - В моей прежней жизни я была испорченной и непринимала всерьез духовные достижения». Показав через окно барака,она сказала: «Это дерево - мой единственный друг здесь, в моем одиночестве». Через это окно она могла видеть всего лишь одну ветку, накоторой были два цветка.
«Я часто разговариваю с этим деревом», сказала она мне. Мне были не вполне понятны ее слова. Был ли этобред, галлюцинирование? С тревогой я спросил ее, отвечает ли ей дерево. Ответ звучал: «Да». Что же оно говорило ей? Она отвечала: «Оноговорит мне: “Я здесь, я здесь, я - это жизнь, вечная жизнь”».Мы утверждали, что тем, что в конечном счете определяло внутреннюю самость узника, было не столько перечисленные психофизические причины, сколько результат свободного решения.