viktor_frankl_osnovy_logoterapii (855235), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Они былиспособны уходить от ужасного окружения к внутренне богатой жизни и духовной свободе. Только таким образом можно объяснить кажущийся парадокс, состоящий в том, что некоторые узники менеекрепкого сложения часто, казалось, были способны лучше пережитьлагерную жизнь, нежели люди физически крепкие.
С тем чтобы прояснить сказанное, я вынужден сослаться на личный опыт. Позвольтемне рассказать, что происходило рано по утрам, когда мы должныбыли идти к нашему рабочему месту.Слышались выкрики команд: «Отряд, вперед марш! Левой - 2 3-4! Левой - 2-3-4! Левой - 2-3-4! Левой - 2-3-4! Первый человеккругом, левой, левой, левой! Шапки долой!» Эти слова звучат вмоих ушах даже теперь. По приказу «Шапки долой!» мы проходили через ворота лагеря под лучами прожекторов.
Кто шагал не достаточно энергично, получал пинок. Еще хуже было тому, кто изза холода спешил снова натянуть шапку на голову раньше, чем былоразрешено.Мы спотыкались в темноте о большие камни и замерзшие комьягрязи, шагая по дороге из лагеря. Сопровождающие охранники подгоняли нас криками и прикладами винтовок. Заключенные с больными ногами шли, опираясь на плечи товарищей.
Шли молча; ледянойветер не способствовал разговорам. Закрывая рот поднятым ворот141Основы логотерапииником, человек, идущий рядом со мной, вдруг прошептал: «Если бынаши жены могли сейчас видеть нас! Я надеюсь, что им лучше в ихлагерях, и они не знают, каково приходится нам».Эти слова вызвали в моем сознании мысли о моей жене. И когда мыбрели, спотыкаясь, скользя на обледенелых местах, поддерживая другдруга, ничего больше не говоря, мы знали: каждый из нас думал о своейжене. Случайно я посмотрел на небо, где звезды начинали тускнеть ирозовый свет зари начал появляться из-за темной кромки облаков. Но вмоем сознании по-прежнему сохранялся образ жены, видимый с необычайной отчетливостью.
Я слышал, как она отвечает мне, видел ее улыбку, ее нежный и подбадривающий взгляд. Реальное или нет, но ее лицобыло тогда более ярким, чем начинавшее всходить солнце.Меня пронзила мысль: впервые в моей жизни я увидел истину,воспетую многими поэтами, провозглашаемую многими мыслителями. Истину, что любовь есть окончательная и высшая цель, к которойможет стремиться человек. Тогда я понял смысл величайшей тайны,которую смогли раскрыть человеческая поэзия и человеческая мысльи вера: спасение человека —в любви и через любовь. Я понял, как человек, которому ничего не оставалось в этом мире, еще может познать блаженство, хотя бы только на краткий миг, в созерцании того,кого он любит.
В состоянии крайней покинутости, когда человек неможет выразить себя в позитивном действии, когда его единственным достижением может быть лишь то, что он мужественно выдерживает свое страдание, - в таком положении человек может в любящем созерцании образа того человека, которого он любит, достичьсвоей духовной исполненное™. Потому что впервые в моей жизни ябыл способен понять смысл слов: «Ангелы теряются в непрерывномсозерцании бесконечного великолепия».Идущий впереди меня человек споткнулся, и следующие за нимупали сверху.
Охранники стали избивать их своими хлыстами. В результате мои мысли были прерваны на несколько минут. Но вскоремоя душа снова отыскала свой путь от существования узника к иномумиру, и я возобновил свою беседу с любимой. Я задавал ей вопросы,и она отвечала; она спрашивала меня, и я отвечал.«Стоп!». Мы прибыли на наш участок работы. Все бросились втемный барак в надежде получить инструмент получше. Каждый получил лопату или кирку.142Человек в поисках смысла: введение в логотерапию«Не могли бы вы поторопиться, вы, свиньи?».
Вскоре мы занимаем свои места в канаве. Промерзшая земля трещит под ударами кирки, и вылетают искры. Люди работат молча, их мозги оцепенели.В моем сознании все еще удерживается образ жены. Неожиданновозникает мысль: я даже не знаю, жива ли она. Я знал только однувещь, которую отныне я хорошо понимал: любовь проникает далекоза пределы физической сущности любимого человека. Она находитсвой глубокий смысл в его духовной сущности, в его внутренней самости. Присутствует ли он реально или нет, жив ли он еще или уженет, каким-то образом утрачивает свое первоначальное значение.Я не знал, жива ли моя жена и не имел возможности узнать это (завсе время лагерной жизни мы не могли ни посылать, ни получать писем), но в данный момент это было неважно.
Я не испытывал потребности знать это; ничто не могло затронуть мою любовь, мои мысли иобраз моей любимой. Если бы я тогда узнал, что моя жена погибла, ядумаю, что, несмотря на это, я продолжал бы созерцать ее образ имоя внутренняя беседа с ней была бы по-прежнему такой же живой иблагодатной: «Приложи меня подобно печати к твоему сердцу, любовь так же сильна, как смерть».Эта интенсификация внутренней жизни помогала узнику найтиспасение от пустоты, покинутости и духовной бедности его существования, позволяя ему уходить в прошлое. Получая свободу, его воображение играло прошлыми событиями, часто незначительными, пустяковыми случаями и мелочами.
Его ностальгическая память преображала их, украшала, и они приобретали удивительный характер. Ихмир и их существование казались очень далекими, и дух человекастрастно устремлялся к ним: я мысленно ехал в автобусе, открывалдверь своей квартиры, разговаривал по телефону, включал электрический свет. Наши мысли часто концентрировались на подобных деталях, и эти воспоминания могли растрогать до слез.Когда внутренняя жизнь узника становилась более интенсивной,он также переживал красоту искусства и природы, как никогда прежде. Под их влиянием он иногда даже забывал о собственных страшных обстоятельствах. Если кто-нибудь увидел бы наши лица во времянашего переезда из Освенцима в Баварский лагерь, когда мы смотрели на горы Зальцбурга с их вершинами, залитыми лучами заходящегосолнца, через маленькие зарешеченные глазки тюремного вагона, он143Основы логотерапииникогда бы не поверил, что это были лица людей, утративших всякуюнадежду на жизнь и свободу.
Вопреки этому фактору или, может быть,вследствие его, мы были захвачены красотой природы, которой былилишены так долго.В лагере человек также мог привлечь внимание работающего рядом товарища к красивому зрелищу солнечного заката, сияющего надвысокими деревьями Баварских лесов (как на знаменитой акварелиДюрера), тех самых лесов, в которых мы строили огромную скрытуюфабрику военного снаряжения. Однажды вечером, когда мы, смертельно уставшие, уже расположились на полу с мисками супа в руках,вбегает один наш товарищ и зовет нас посмотреть на удивительныйсолнечный закат.
Выйдя на улицу, мы увидели зловеще пылающие назападе облака и все небо в облаках непрерывно меняющейся формыи расцветки от серо-стального до багрово-красного. Серо-грязныебараки составляли с этим резкий контраст, в то время как лужи нагрязной земле отражали полыхающее красками небо. Потом посленескольких минут молчания один из заключенных сказал другому:«Как прекрасен мог бы быть мир!».В другой раз мы работали в траншее, был серый предрассветныйчас; серым было и небо над нами, и снег в тусклом свете приближающегося утра; серыми были лохмотья, в которые были одеты узники, исерыми были их лица. Я опять молча беседовал со своей женой, или,может быть, изо всех сил пытался отыскать объяснение для моих страданий, для моего медленного умирания.
В последнем отчаянном протесте против безнадежности неминуемой смерти я почувствовал, чтомой дух проникает сквозь окутывающий мрак. Я почувствовал, какон выходит за пределы этого безнадежного, бессмысленного мира, итут я услыхал победное «Да» в ответ на мой вопрос о существованиипоследней.цели. В этот момент свет зажегся в отдаленном фермерском доме, который виднелся на горизонте, словно нарисованный тамна сером фоне предрассветного баварского неба. «Et lux in tenebrislucet» - «и свет воссияет во мраке».
Часами стоя в траншее, я долбилпромерзшую землю. Проходивший мимо охранник обругал меня, ипотом я снова беседовал с моей любимой. Все больше и больше яиспытывал чувство, что она присутствует здесь, что она со мной, чтоя могу прикоснуться к ней, взять ее руки в мои. Чувство было необычайно сильным: она была здесь. В этот самый момент откуда-то по144Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюявившаяся птица опустилась прямо передо мной, села на кучу земли,выкопанной мною из канавы, и стала пристально смотреть на меня.Раньше я упоминал искусство. Присутствовала ли такая вещь, какискусство в концлагере? Это зависит от того, что называть искусством. Время от времени в лагере устраивалось импровизированноекабаре. Барак временно расчищался, несколько деревянных скамейсоставлялись вместе, сочинялась программа. Вечером те, кто занимали довольно хорошую позицию в лагере, - Капо и узники, которыене должны были уходить далеко из лагеря на работы, - собрались там.Они пришли, чтобы немного посмеяться, или, может быть, немногопоплакать, в общем забыться.
Звучали песни, стихи, шутки, некоторые с сатирическим в отношении лагеря подтекстом. Все задумывалось, чтобы помочь нам забыться, и это действительно помогало. Этопредставление было столь эффективным, что и несколько рядовыхузников пришли посмотреть кабаре, несмотря на усталость и даже нато, что из-за этого они лишались своей порции пищи.Во время получасового перерыва на завтрак (за который платилиподрядчики, и расходы были невелики), когда распределялся суп нанашем рабочем участке, нам было позволено собраться в недостроенном машинном помещении. У входа каждый получал черпак водянистого супа. Пока мы торопливо глотали суп, один из заключенныхподнялся на какое-то возвышение и начал петь итальянские арии.
Мынаслаждались пением, и ему была гарантирована двойная порция супа,«прямо со дна», а это значит, с горохом!Вознаграждения в лагере присуждались не только за развлечения,но и за аплодисменты. Я, например, сумел найти защиту (как счастлив был бы я, если бы никогда не было необходимости в ней!) от самого страшного в лагере Капо, который по более чем достаточнымоснованиям именовался «Капо-убийца».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
