viktor_frankl_osnovy_logoterapii (855235), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Кто может бросить камень в человека, покровительствующего своим друзьям при обстоятельствах, когда раньше или позже это становится вопросом жизниили смерти. Ни один человек не может судить, не спросив себя самого и не ответив с абсолютной честностью, не будет ли он поступать вподобной ситуации точно так же.Много времени спустя после моего возвращения к нормальнойжизни (т. е. после освобождения из лагеря) один человек как-то разпоказал мне иллюстрированный еженедельник с фотографиями узников, тупо глядящих на зрителя со своих нар.
«Разве это не ужасно,эти страшные оцепенелые лица и все это?».«Почему?» - спросил я, потому что действительно не понималего. В этот момент я представлял себе все это снова: в 5 утра на улицееще непроглядная темнота. Я лежу на деревянных нарах в бараке, гдепоместили нас, больных, - около семидесяти человек. Мы не должныбыли уходить из лагеря на работы, и нам не нужно было выходить наперекличку.
Мы могли лежать целый день у себя в углу барака и ждатьраспределения хлеба (порции которого для нас, больных, были, конечно, сокращены) и супа (жидкого и тоже, разумеется, уменьшенную порцию). Но как довольны мы были, счастливы, несмотря ни начто. В то время как мы прижимались друг к другу, чтобы сберегатьтепло, и были слишком ленивы и безучастны ко всему, чтобы дажепошевелить пальцем без особой необходимости, мы слышали доносящиеся с улицы пронзительные свистки и выкрики; там узники собирались на перекличку. Распахнулась дверь и метель ворвалась вбарак. Истощенный узник, засыпанный снегом, споткнувшись о порог, присел на несколько минут, чтобы погреться. Но старший надзиратель тут же выгнал его на улицу. Было строго запрещено впускатьпосторонних в барак во время переклички. Как жаль мне было этогобеднягу, и как рад я был тому, что не был на его месте в этот момент,но был болен и мог оставаться в бараке! Как это было важно для спасения жизни, иметь возможность пару дней побыть здесь, в баракедля больных, а может быть и еще дня два!150Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюВсе это пришло мне на ум, когда я смотрел фотографии в журнале.
После моих объяснений мои слушатели поняли, почему я не нахожу эти фотографии такими ужасными: эти люди, в конце концов, небыли настолько уж несчастными.На четвертый день моего пребывания в бараке для больных, какраз когда я был назначен в ночную смену, вошел главный врач и предложил мне добровольно отправиться в другой лагерь, где содержались больные тифом, для выполнения обязанностей врача. Вопрекинастойчивым советам моих друзей (и вопреки факту, что почти никтоиз моих коллег не предложил своих услуг), я принял предложение. Язнал, что в рабочем отряде мне вскоре пришлось бы умереть. Но еслимне придется умереть там, то в моей смерти, по крайней мере, будетнекоторый смысл.
Я думал, что, без сомнения, будет больше смыслапостараться помочь моим товарищам в качестве доктора, чем продолжать вегетативное существование или наконец потерять мою жизньнепродуктивного рабочего, каким я тогда был.Для меня это было простой математикой, а не самопожертвованием. Но уполномоченный офицер из санитарной команды тайкомраспорядился «позаботиться» о двух врачах, добровольно вызвавшихся отправиться в тифозный лагерь, до момента отправки. Мы выглядели настолько слабыми, что он боялся, что вместо двух докторов онбудет иметь на руках два трупа.Я упоминал ранее о том, что все, что не было связано с непосредственной задачей сохранения своей жизни и жизни своих самых близких друзей, утрачивало свою ценность. Все жертвовалось ради этойцели.
Характер человека подвергался таким воздействиям и трансформировался в результате до такой степени, что это угрожало всемусвоенным ранее ценностям и ставило их под сомнение. Под влиянием условий, в которых не признавались ценность человеческой жизни и человеческое достоинство, которые лишали человека его воли иделали его объектом, подлежащим уничтожению (спланированному,однако, таким образом, чтобы сначала использовать его до последнейкапли его физических ресурсов), - под этим влиянием утрачивалисьв конце концов личностные ценности.Если человек в концентрационном лагере не боролся изо всех силза то, чтобы спасти свое самоуважение, он утрачивал чувство своейиндивидуальности, разума, внутренней свободы и личностной цен151Основы логотерапииности.
Тогда он начинал воспринимать себя лишь как часть огромной человеческой массы; его существование регрессировало доуровня существования животного. Человек становился частью стада, гонимого то в одно место, то в другое, то собираемого, то разделяемого, - подобно стаду овец без собственных мыслей и собственной воли.
Небольшая, но опасная шайка сторожила их со всехсторон, изощренная в методах истязания и садизма. Они непрестанно гоняли стадо туда и сюда окриками, пинками, ударами. Имы, овцы, думали лишь о двух вещах: как спастись от злых псов икак получить немного пищи.Так же как овцы жмутся к середине стада, так и каждый из насстарался попасть в середину нашего стада. Это давало больше шансов избежать ударов охранников, идущих по обеим сторонам, впереди и сзади нашей колонны.
Дополнительным преимуществом находящихся в середине была защита от холодного ветра. Таким образом,стремление буквально погрузиться в толпу было попыткой спастисвою шкуру. Это делалось автоматически. Но в других случаях этобыло вполне сознательным усилием с нашей стороны, соответствующим одному из самых императивных законов самосохранения в лагере: не быть выделяющимся. Мы всегда старались избегать привлечения к себе внимания эсэсовцев.Бывали случаи, разумеется, когда было возможным и даже необходимым держаться в стороне от толпы.
Хорошо известно, что вынужденная скученная жизнь, когда все время обращается чье-то вниманиена то, что делает другой человек, может вызывать непреодолимое стремление изолироваться, хотя бы на короткое время. Узник жаждет остаться наедине с самим собой и своими мыслями. Он стремится к уединенности и одиночеству. После моего перевода в лагерь тифозных больных у меня выпала редкая удача время от времени минут по пять побыть в одиночестве. Позади глинобитного барака, в котором я работали где находилось около пятидесяти делириозных больных, было укромное местечко в углу двойного ограждения из колючей проволоки,окружающей лагерь.
Там был устроен навес, под которым складывались трупы умерших (около полудюжины ежедневно). Там проходилатакже труба с деревянным покрытием. В свободные от моих обязанностей минуты я присаживался на эти доски. Я сидел и смотрел на зеленые, цветущие склоны и отдаленные голубоватые пейзажи Баварских152Человек в поисках смысла: введение в логотерапиюгор через сетчатое обрамление из колючей проволоки. Я погружался втоскующие грезы, и мои мысли устремлялись все дальше и дальше насевер, в направлении к моему дому, но я мог видеть лишь облака.Трупы возле меня, кишащие вшами, не беспокоили меня.
Оторвать меня от моих грез могли только шаги охранников, либо необходимость идти к больным или для получения лекарств, состоящих обычно из пяти-десяти таблеток аспирина на пятьдесят человек больных.Я получал их, затем обходил больных, щупая пульс и выдавая по полтаблетки особенно тяжелым из них. Но самые тяжелые больные неполучали лекарств. Им они уже не могли помочь, и поэтому они былинужнее тем, у которых оставался некоторый шанс остаться в живых.Для легких больных у меня не было ничего, кроме слов ободрения.Итак, я тащился от одного больного и другому, хотя сам был слабым иистощенным после недавно перенесенного тяжелого тифа.
Потом яопять шел в мое уединенное место. Это убежище однажды случайноспасло жизни трех узников. Незадолго перед освобождением отправлялись транспорты в Дахау, и эти трое заключенных поступили разумно, постаравшись избежать этого переезда. Они залезли под трубу, спрятавшись от охраны. Я спокойно сидел на деревянном покрытии и с беззаботным видом занимался детским развлечением, бросаякамушки в колючую проволоку. Увидев меня, охранник поколебалсяодно мгновение и прошел мимо. Вскоре я мог сообщить прятавшимся о том, что самая большая опасность миновала.Внешнему наблюдателю очень трудно понять, как мало стоилачеловеческая жизнь в лагере.
Узник концлагеря становился зачерствевшим, но, быть может, больше всего он начинал осознавать свое полное пренебрежение к человеческому существованию, когда организовывался обоз для отправки больных людей. Истощенные тела больных бросали на двухколесные тележки, а другие узники тащили ихмного миль, часто в метель, до другого лагеря.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
