Диссертация (1168478), страница 97
Текст из файла (страница 97)
7:16) фигура нечестивца по принципусимультанной композиции показана трижды. Грешник копает себе лопатой «ров», летит с небес подударом ангельского копья и торчит из черного провала ногами вверх [Вздорнов 1978: 9; cр.: 150]. Наярославской иконе «Чудо архангела Михаила в Хонех» 1630–1640-х гг.
в том же положении в рекеизображены грешники [ЧМ. Инв. № ЧМ-125]. Однако на миниатюре Жития Василия Нового XVIII в.это решение доведено до гротескной буквальности, а фигура, торчащая из холма, «клонирована»множество раз.347хвостами, разноцветными телами, пятнами, как у лошади636. Часто за их спинами вырастают большиегорбы637. Яркий пример – рукопись XVII в. из собрания РНБ, где мытарственные демоны на каждойминиатюре напоминают скорее простоватых людей и гримасничающих стариков, чем падших духов.На листе 28 центральный бес расставил колени и развел в сторону руки, как будто недоумевая о чемто.
Другой демон опирается на клюку; он открыл огромный рот, из которого торчат только два зуба(Л. 29). Бес с огромным тонким носом, который свисает вниз как клюв попугая, схватил себя за зад(Л. 32); и т.п. [РНБ. F. I. 725]. В рукописях XVIII в. отряды демонов могут напоминать дикарейаборигенов – это нагие люди с копьями и торчащими на лысых головах пучками волос [РНБ.
Мих. Q.374: 134; РГБ. Ф. 344. № 181: 131]. Лысые бесы чередуются с волосатыми638.«Избыточными» деталями, которые не способствуют ни устрашению, ни назиданию, обрастаютв это же время и другие негативные персонажи. Не только страх и сокрушение о грехах, но илюбопытство может вызвать Смерть с нелепой фигурой и удивленным выражением лица639, Ад ввиде морщинистого крота или свиньи с колотушкой 640 и т.п. Сам контекст изображения частоснижает драматизм ситуации: бесы везут грешника на телеге, погоняя лошадей; ведут на длиннойверевке; бес, обняв старца с клюкой, идет с ним по дороге 641 [БАН. Плюшк. № 42: 56–62].636См., например, бесов из Жития Василия Нового, фигуры и морды которых часто похожи накомические шаржи Нового времени (в Цветниках XVII и XVIII вв.
[ГИМ. Муз. № 354: 262об., 263об.,289об., 292об.; РГБ. Муз. № 322: 336об., 337об., 339об., 348об., 349об.], или череду зооморфныхбесов со страшными мордами, огромными бесформенными носами, высунутыми языками и т.п. врукописи «Звезды пресветлой» 1686 г. [БАН. П. I. А. № 58: 80, 81об., 84об., 85об., 86 и далее].Мытарственные бесы с огромными головами и мордами в рукописи XVIII в. [РГБ. Ф.
344. № 242:31об.–34об.].637См. горбатые фигуры бесов на миниатюре XVIII в. [РНБ. F. I. 733: 119об.]. Представление о том,что черти набили горбы после падения с небес, известно в народной культуре. Наравне с хвостами,рогами и шерстью, это один из признаков безобразия, физического уродства демонов [Белова,Петрухин 2008: 187–188].638См. в цикле миниатюр из лицевого Жития Василия Нового XVIII в.
[РГБ. Ф. 98. № 375: 52об.,55об., 59об., 62об., 65об., 67об., 69об., 71об., 74об., 78об., 81об.].639См. фигуры Смерти и Ада в виде зверя, вставшего на задние лапы, в сборнике первой половиныXVIII в. [РГБ. Ф. 344. № 181: 65].640См. фигуру Ада в виде фигур, напоминающих огромного крота и толстую собаку в Апокалипсисеконца XVII в. [ГИМ. Муз. № 4146: 18, 52, 93, 159, 161об.]; Ад, похожий на свинью с колотушкой вАпокалипсисе второй половины XVII в.
[РГБ. Ф. 98. № 1342: 35об.].641Такая же серия в Цветнике XX в. [БАН. 1.1.38: 20–32].348Нравоучительные сюжеты помещают демонов в повседневный бытовой антураж, делая их героямижанровых сценок: например, различных вариаций на тему пира праведников и грешников642. Насамом деле жанровость этих сцен предельно условна. Их цель – показать, что обжоры, пьяницы ибеспечно живущие не думают о душе и подчиняются дьяволу.
Для этого за спиной пирующихпомещены фигуры демонов – их незримых хозяев. Аналогичную по функции композицию,направленную против пьянства, мы найдем во многих сборниках XVIII – начала XX вв. На ней бесыуправляют огромной телегой, на которой стоит бочка с вином – они разливают зелье, а рядом стоятпразднично одетые люди, жертвы бесовского «спаивания»643 [БАН. Плюшк. № 42: 60; ср.: Белоброва1974: Табл. II].
Помещая демонов в повседневный контекст, такие миниатюры, на первый взгляд,«приручают» их, однако стоит пролистать рукопись дальше, чтобы увидеть череду изображений садскими муками и устрашающим сатаной.Если следственные дела о колдовстве XVIII в., в которых фигурирует пакт с дьяволом, иногдаописывают его как мужика «во образе человеческом», «в кафтане» и т.п.
то многие миниатюрыпозднего Средневековья – раннего Нового времени тоже представляли читателям образы, предельно«очеловечивающие» беса. Бытовые, снижающие элементы в изображении демонов отчасти связаны спроникновением в церковную иконографию – и гораздо активнее на страницы лицевых рукописей,выполненных в крестьянских мастерских – элементов народной демонологии и образов, которые вбольшей степени сконструированы из узнаваемых элементов обихода, чем выстроены на основевизантийских моделей.Близкие процессы наблюдаются и в книжности. Здесь мы можем с большей уверенностьюговорить о «секуляризации» демонологии.
Историки древнерусской литературы неоднократноотмечали, что во второй половине XVII – начале XVIII в. появляется принципиально новый типтекстов – демонологические повести, нацеленные не только на поучение, но и на развлечение, или642См. клеймо костромской иконы «Ангел-хранитель с деяниями» 1640-х гг., на котором бесизгоняет ангела-хранителя с пирушки неразумных [Брюсова 1984: Цв. илл. 118]. Ср. с гравюрой надереве конца XVII – начала XVIII в. «Трапеза благочестивых и нечестивых», на которой бесы сженскими грудями стоят за спинами пирующих грешников [Соколов 2000: Илл. 5; Бусева-Давыдова2008: 82].643Яркой параллелью к этим миниатюрам служат опубликованные И.Ф.
Голубеевым вирши «Обезмерном питии и о безмерном запойстве» из рукописного сборника конца XVII – начала XVIII в.:«Поистине в безмерном питии Создателя своего люди не поминают, и себе пияницы за безгрешныхбыти вменяют… О сем диаволу велия радость бывает, и на злейшая дела пияницу подстрекает… Иегда он остатки жития своего пропиет, тогда диавол злою язею его убиет» [Голубеев 1965: 83].349вообще лишенные дидактических функций644. Разрабатывая древний сюжет о договоре человека сдьяволом [Журавель 1996; см. также: Gonneau 2004], они выстраивают сюжетную интригу, котораяпостепенно освобождается от вероучительных рамок или скорее сводит назидание к минимуму.
Еслив «Повести о Савве Грудцыне» дьявол – все еще смертельный враг человека, который стремится егопогубить, то в некоторых более поздних текстах он превращается в отчасти комичного персонажа,который дает герою богатство или помогает ему добыть невесту, после чего герой обводит еговокруг пальца, без какой-либо помощи Христа, Богоматери или святых-заступников645.В XVIII в. средневековая демонология, безусловно, не теряет актуальности. Не случайно отэтой эпохи дошло столько следственных дел по обвинению в колдовстве и заклинании демонов[Ryan 1998; Смилянская 2003; Лавров 2000: 326–393; Михайлова 2018]. Однако появляются тексты, вкоторых демонологические сюжеты целиком переносятся в поле вымысла, в больше или меньшейстепени душеполезного, а те герои, которые раньше однозначно принадлежали к сфере(анти)сакрального, теперь превращаются в литературных героев. В секуляризирующейся культурепоявляется ниша, в которой дьявол, перестав быть опасным, становится авантюрным персонажем,действующим в пространстве вымысла.Эта внутренняя трансформация не могла не затронуть визуальную культуру.
На рубежеСредневековья и Нового времени многие демонологические сюжеты иконографии стали644Например, по словам О.Д. Горелкиной, «Повесть об убогом человеке, како ево диявол произведецарем» (XVIII в.) не отягощена никакими иными функциями, кроме чисто развлекательной[Горелкина (Журавель) 1989: 113, 125].645Бес из «Повести об убогом человеке, како ево диявол произведе царем» напоминаетнезадачливого и глуповатого черта, известного по сказкам и лубочным историям [Демкова,Дробленкова 1965: 255; Горелкина (Журавель) 1989: 121]. См. также «Сказание о римском попеАврааме», обнаруженное в сборнике XVIII в. В ней оскорбленный дьявол требует от священникапрекратить плевать на его изображение.
Он ложно обвиняет Авраама в воровстве царской чаши, тотоказывается в темнице, и дьявол вызволяет его оттуда только под обещание больше не плеваться. Вэтой истории дьявол фактически оказывается победителем, а конфликт разворачивается не вокругспасения/погибели души, а вокруг «чести» сатаны [Малэк 1996]. Как писал В.Я.
Пропп, «Черт вбытовой сказке всегда в итоге оказывается обманутым, одураченным – причем герой побеждает, неприбегая к волшебным, сверхъестественным средствам, а пользуясь только своей находчивостью ихитростью» [Пропп 1984: 246]. Характерно, что в «Повести об убогом человеке» дьявол тоже добылбогатство не сверхъестественной силой, а обыкновенным земным воровством: «…и накрал из лавок,и наносил тому человеку денег премногое множество» [Демкова, Дробленкова 1965: 255–256].350восприниматься не только как назидание, но и как особое занимательное чтение646. Об этом говорити появление лицевых сборников, состоящих из одних миниатюр с предельно краткими подписями, ияркая повествовательность многих историй, избранных для поучения, и инновации в построенииобраза и композиции. Конечно, речь идет о «занимательности» особого рода.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
