Диссертация (1155293), страница 9
Текст из файла (страница 9)
При этом никогда он не выходит за рамки канонического православия. Поэт не ставит каких-то серьезных вопросов, что можно было бы ожидать от духовного чада о. АлександраМеня – о богослужебной реформе, об изменении приходской жизни в духераннего христианства.
Автор занимает в отношении Церкви сугубо эстетическую позицию, позволяющую ему не замечать внутренние церковные болезни. Даже вопрос сервильности духовенства он обходит стороной, не считая,по всей видимости, правильным касаться церковных ран в ситуации советских гонений на религию.Эстетический подход к религии звучит и в стихах Кублановского, и вего высказываниях. Например: «Обожаю саму эстетику нашего православия:погружение на морозе блесткого креста в крещенскую иордань, освящениепасхальных столов, зеленое убранство на Троицу»60.Или: «Литургический культ, культура – по-моему, самое значительное,что есть еще на земле.
И повседневная литургическая жизнь современнойЦеркви российской – высоко полноценна и напряженна»61.Лирический герой Кублановского хотя и находится внутри церковнойограды, страдает некоторой ограниченностью, связанной с позицией эстетствующего интеллигента. Ему абсолютно чужд пафос религиозного созидания, явленный, скажем, в стихах Солодовникова. К эстетизму, свойственномулирическому герою, стоит добавить и индивидуализм, расцветший в церковной ограде в советские годы, когда невозможно было строить полноценноеобщение, соборную жизнь. Он нашел в герое стихов Кублановского своеговерного союзника.60 Кублановский Ю.
По поводу анкеты «Вестника» // Вестник РСХД, №1, 1988, с.110.61 Там же.41Если обратиться к конкретным текстам, то можно выделить характерное для поэта стихотворение «Бабьего лета отеческий лик»62. Оно начинаетсяс описания золотой осени: «Красно-зеленый кленовый плавник / поутру выплыл в тумане». Продолжается выполненной в духе Оскара Уайльда картинкой нищего, сидящего у церковных ворот: «Видят насквозь ледяные глаза. /Вылинял ворот рубашки.
/ К сальной подкладке его картуза / весело липнутмедяшки. / С шишечкой черной резины костыль. / Псевдоплодовой отравыбутыль». «Это, должно быть, сама благодать», – комментирует Кублановскийпоследнюю деталь и тем самым добавляет в картину толику юмора. Завершается текст малиновым звоном на ветру, который рифмуется «с тающей сливой во рту». Кажется, еще чуть-чуть, и произведение превратится в патоку.Но спасает легкая улыбка.Лирический герой Кублановского не просто индивидуалист. Он вписанв жизнь культурного подполья. В стихотворении «Наконец-то светла…» мывидим эту самую жизнь: «Полыхал эмпирей / в коммуналке того ареала, / гдеужо собрались / на паях почитать декаденты / ну и – поднабрались, / а ментыворвались / проверять документы»63. Встреча с милиционерами для героятолько эпизод в пути.
Он одинок, у него нет провожатого: «едва ль / дозовемся теперь Моисея». Перед его умственным взором лежит огромный, пускай изаснеженный, мир, который открыт, который зовет. И герой, откликаясь наэтот зов, идет по Васильевскому острову «по косе меж двумя берегами» на«продутую стрелку ветрами».Среди известных авторов культурного подполья, кто был практикующим христианином, можно назвать целый ряд имен. Это Станислав Красовицкий, Борис Куприянов, Евгений Сабуров, Виктор Кривулин, Ольга Седакова, Елена Шварц, Дмитрий Авалиани, Сергей Стратановский, Анри Воло6263Кублановский Ю.
Стихи // Вестник РСХД, №4, 1979.Там же.42хонский, Олег Охапкин и другие. Одни из них то входили, то выходили, тоснова входили в церковную ограду, являя собой, так сказать, мигающее существо. Другие пребывали в ней, не приближаясь близко к центру, но и неубегая за порог. Третьи постепенно духовно возрастали и двигались в сторону алтаря и одновременно в сторону от поэзии.Если говорить о последних, то самым заметным считается СтаниславКрасовицкий64.
Как пишет В.Б. Кривулин, «в своей эволюции Красовицкийбрезгливо отбросил поэзию как межеумочное и промежуточное занятие всравнении с профессиональной духовно-монашеской практикой личного спасения»65.Дело, однако, обстоит несколько сложнее, чем описывает Кривулин. С.Красовицкий не просто отбросил всю поэзию как промежуточное занятие.Если бы дело обстояло именно так, он не вернулся бы к писанию стихов в1990-е годы.
Просто герой раннего Красовицкого оказался глух к новому,духовному опыту. Слишком далек он был от церковной ограды, слишком зациклен на себе, чтобы двинуться в новую жизнь вместе с автором. И поэт ненашел ничего лучшего, чем расстаться с ним, а заодно и вообще со стихами.Похожий путь проделал Борис Куприянов. Правда, в жесткий стык сосвоим лирическим героем он не вступал.
В 1970 – 1980-е поэт публиковалсяв самиздате (журналы «Часы», «Майя», «Третья волна», «Стрелец»). По меревоцерковления его интерес к поэзии ослабел. В 1990-м Куприянов стал дьяконом, в 1991-м – священником, и с этого времени стихов уже не писал (кроме одного дописанного в 2013 году текста).Поэт интересуется классической литературой и античностью. Богемаего не привлекает, а влечет нечто совсем другое – живое слово. Наш автор64Кулаков В.Г. Неофициальная поэзия 1950 – 1980 гг.: история и поэтика.
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М.: 2000, с. 8. Код доступа:https://vivaldi.nlr.ru/bd000132581/view#page=1 Дата обращения: 05.08.201865Кривулин В. Петербургская спиритуальная лирика вчера и сегодня (К истории неофициальной поэзииЛенинграда 60 – 80-х годов) // История ленинградской неподцензурной литературы.
1950 – 1980-е годы.СПб.: ДЕАН, 2000, с. 99 – 109.43свидетельствует в стихотворении «Приговор» (1973): «Из копытца в царствепарных / горькой водки не искал, / а искал чудес словарных / и взалкал»66.Слово, по Куприянову, связано с музыкой небесных сфер. В стихотворении «Жалоба Адама» (1974) автор рисует своего лирического героя в видечеловека, сидящего у Казанского собора в городе на Неве и сожалеющего,что его сердце не может вместить «мгновенную музыку». Герой уходит изсквера, «абсолютную музыку до пустоты доведя»67. Выходит, что пустота, поКуприянову, сопутствует грехопадению.Из метафизических проблем наиболее актуальной для поэта оказывается тема смерти.
Она возникает у него в таких вещах, как «Царский сад»(1973) и «Ты ляжешь, ты волосы вытрешь со лба» (1970). Также Куприянов«пробрасывает» и другие важные для становления практикующего христианина темы. Например, в стихотворении «О, высоко, о, как холодно, как неизбывно» (1973) он говорит о феномене веры: «Вера, при всей бесконечностиисповедален, / Есть подсердечная роща для ветреных птиц»68.Лирический герой Куприянова находится в состоянии предоглашения.Он живет в мире, где постоянно возникают вопросы: кто я? Откуда? Зачем?Ответы на них не всегда дискурсивно отчетливы. Их можно отыскать в просодии, в звучании строфы, в ритме.Но вот, вроде, ответ найден. В 1975 году Куприянов первый раз исповедовался и причастился.
Однако вслед за автором лирический герой не переступил порог храма. Найти новую поэтическую походку для отражения нового опыта поэт не смог и относительно скоро замолчал.Среди ленинградских авторов, ориентированных на православную тематику, самым заметным считается Олег Охапкин (1944 – 2008). Он вырос в66У голубой лагуны. Том 3А. Код доступа: http://www.kkk-bluelagoon.ru/tom3a/maya2.htm Дата обращения:15.07.201867Там же.68Там же.44религиозной семье, одно время пел в хоре Александро-Невской лавры инаблюдал за монастырским старчеством.
По свидетельству его жены Татьяны Ковальковой, поэт был церковным человеком. И, действительно, его лирический герой стремится в церковь, видит в ней глубину и высоту. Об этомговорят, например, такие строчки: «И хвалят Бога воробьи, / Дыханье птичкихвалит Бога, / И образ Троицы стоит / Во храме.
Мне туда дорога» 69. Но гораздо больше, чем традиционная религиозность, его завораживают библейские образы и то, что они открывают современному человеку. Религиозныемотивы имели для Охапкина экзистенциальный вектор. И наоборот: жизненные коллизии прочитывались поэтом как ремарка к религии. «Любое жизненное обстоятельство, с которым сталкивался поэт, воспринималось имсимволически, в контексте псевдосамолитургии, каковой виделась Охапкинуего личная жизненная история. Он чувствовал себя распинаемым Богом дажев тот момент, когда вынужден был общаться с участковым милиционеромили чиновником из Союза писателей», – пишет В.Б.
Кривулин70.По словам С.Г. Стратановского: «Олег отчетливо сознавал, что в егожизни воплотились два библейских архетипа: Ионы и Иова». Об этом поэтнаписал поэмы: «Судьба Ионы» и «Испытание Иова». «Тема Ионы для негобыла темой призвания, Божьего веления, от которого можно попытатьсяубежать, но не получится, – продолжает Стратановский. – Его Иов – это персонаж из благочестивой народной легенды. Олег примерял судьбу Иова ксвоей и ему важно было обрести в Боге опору и надежду»71.Охапкин был связан с православным подпольем, заведовал литературной частью самиздатского журнала «Община». После ареста в августе 1979года Владимира Пореша, которому как раз инкриминировали участие в вы69Только стихи.
Памяти Олега Охапкина. Новая карта русской литературы. Досье. [Электронный ресурс:]Код доступа: http://www.litkarta.ru/dossier/poems-only/ Дата обращения: 16.07.201870Кривулин В. Петербургская спиритуальная лирика вчера и сегодня (К истории неофициальной поэзииЛенинграда 60 – 80-х годов) // История ленинградской неподцензурной литературы. 1950 – 1980-е годы. –СПб.: ДЕАН, 2000, с. 99 – 109.71Стратановский С. Поэтический мир Олега Охапкина // Звезда, №8, 2010.45пуске второго номера «Общины», в квартире Охапкина прошли обыски:арест был реален и близок. Но, к счастью, он его избежал.Помимо советских органов поэта преследовала психическая болезнь,были времена, когда он не вылезал из психиатрической больницы. «Этихфактов достаточно, чтобы нарисовать образ православного отрока в огненнойпещи советского режима – юродивого поэта, проводившего жизнь в стихах,молитвах и больничных палатах», – замечает А.В. Щипков72.Примечательно, что Охапкина отпел его друг свящ.