Диссертация (1155293), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Социальные персонажи, существовавшие в одном человеке, жили сами по себе в разных комнатах. И не очень заботились о правилах общежития.Проблема целостности личности как целостности в Духе не увлеклакультурное подполье; до этого оно просто не доросло. Целостность, чащевсего, монтировалась в социальной плоскости, как определенная жизненная илитературная стратегия. Но такая целостность сильно зависела от обстоятельств.В то же время нельзя не признать, что некоторое единство религиознойпоэзии все же существовало. Разные авторы, имеющие кардинальное различие между собой, имели общую точку схода. Но она прослеживается нестолько на литературном уровне, сколько в пространстве этики и теологии.Если взять богословский аспект, то в литературном подполье мы видимнемало стихов, связанных с первым опытом веры.
И в этом смысле «втораякультура» отличается от дореволюционной религиозной поэзии, которая часто была погружена в обряд, в православный календарь. Время в империи17соотносилось с богослужебным кругом, с двунадесятыми праздниками, главным из которых являлась Пасха. Обряд естественным образом входил в повседневность и питал творчество русских писателей. Даже в лучших дореволюционных стихотворениях, к которым относится, например, лермонтовская«Молитва», перводвижение сердца соседствует с ритуалом. Мы не ставимздесь оценки: хорошо это или плохо. Просто констатируем тот факт, что вэпоху государственной религии была одна ситуация, а в эпоху воинствующего атеизма другая. И воцерковленная повседневность, будь то кулич, крашеные яйца или окунание в крещенской проруби, редко могла прийти советскому человеку на помощь. Его движение в сторону церковной ограды всецело было связано с экзистенцией и часто ограничивалось культурой и первоопытом, не перерастая в ежедневную молитвенную практику.Под первоопытом здесь понимается встреча человека с горним на интуитивном уровне.
Эту интуицию вечности в разных социо-культурных ситуациях можно повернуть в сторону ислама, иудаизма, буддизма и т.д. Вданном случае опыт встречи был развернут в сторону христианства. Следующий шаг верующего – встреча со Христом. Но, чтобы она произошла, советский человек вначале должен был катапультироваться из атеистическогокосмоса в мир, где есть Смысл.Культурная составляющая религии, неотделимая от знания Библии,Предания и образцов религиозного искусства, породила немало текстов нарелигиозные темы. Многие из них можно считать образцами духовной поэзии. Религиозный первоопыт передан в художественных текстах гораздоскромнее, ибо, в отрыве от традиции, он часто редуцировался к психологии ипсихотерапии, о чем свидетельствуют некоторые опусы Е. Шварц.Главной религиозной интуицией «второй культуры» можно, пожалуй,считать откровение о Царстве Небесном.
Мы видим ее реализацию в творчестве Л. Аронзона, А. Волохонского, А. Величанского.18Другой важной интуицией (и соответственно движением первоверы)стало откровение о человеке в его сакральном измерении как образе и подобии Божием. Юродивые, блаженные, праведники вошли в советский поэтический космос благодаря произведениям В. Блаженного, С.
Аверинцева, Д.Бобышева и других авторов. Важной антропологической особенностью этогопервоопыта стало чувство личной ответственности поэта не перед партией иправительством, а перед Богом. Эта личная ответственность, «самостояньечеловека», вела к ошеломляющей свободе. Перед ним открывался огромныймир, который он был призван, если использовать библейскую лексику, хранить и возделывать.Можно обозначить и другие интуиции, связанные не в последнюю очередь с софийностью и милосердием. Но, думается, эти две указанные выше –главные. И хотя построенное при помощи них здание иногда является миражом, чаще все же мы имеем дело с настоящим сооружением. Так, мираж иреальность соседствуют в стихотворениях Е.
Шварц. Порой ее стихи оказываются порождением фрейдистских комплексов и больной фантазии, но естьи такие тексты, где поэтесса прорывается в горнее царство.Если мы возьмем теологию в скобки и посмотрим на первоопыт с точки зрения этики и культуры, то обратим внимание на значительное числостихотворений, связанных с темой поруганных храмов. Православный культурный код, как известно, неотделим от луковок и колокольного звона. Руины церквей и отсутствующий малиновый перезвон будили спящую совесть.В неофициальной поэзии они стали символом духовного сопротивления.
ВСССР оскверненные церкви оказались важной точкой схода культуры и веры.Религиозный первоопыт далеко не всегда порождал процесс воцерковления. Чаще всего, не порождал. Поэтому мы не можем говорить о том, чторелигия существенно изменила оптику человека «второй культуры», занялась19внутренним его переустройством. Но первоопыт во многом определил специфику духовной поэзии андеграунда.В поисках истины неофициальные поэты порой оглядывались на пробыпредшественников, оказавшихся в похожей духовной ситуации, в точке бифуркации.
Особенно важен был опыт Серебряного века, на который ориентировалась ленинградская школа, да и многие авторы из других городов. Оважности этого опыта свидетельствует В.Б. Кривулин, одна из ключевых фигур самиздата: «Бессознательно наиболее чуткие люди моего поколения воспроизводили опасный опыт «игрового Богоискательства», обозначивший всвое время начало Серебряного века. Мы как бы вернулись к исходной точкетого культурного процесса, который был насильственно прерван революциейи десятилетиями атеистической диктатуры… Мы вышли из символизма совсеми вытекающими отсюда последствиями. Фигура Блока по крайней мередо конца 60-х годов оставалась для нас ключевой»22.Собственно церковный опыт не оказал сильного влияния на неофициальную литературу.
Даже если авторы всерьез переступали порог церковнойограды, они не стремились свести религию и культуру к одному знаменателю. Когда же такие попытки делались, они заканчивались неудачей. Об этомговорит, скажем, практика В. Никитина, решительно изжившего авангард ипришедшего в постсоветские годы к банальной риторике.Линии жизни лирического персонажа и воцерковленного автора далеконе всегда совпадали. В качестве примера можно привести творчество Е.Шварц. Ее героиня живет в пространстве видений и сновидений. Разговор сБогом проходит у нее в контексте фантазий.
Поэтому, как правильно отмечает В. Шубинский: «Бог постоянно меняет в ее стихах формы и обличья, уве-22Кривулин В. Петербургская спиритуальная лирика вчера и сегодня. (К истории неофициальной поэзииЛенинграда 60 – 80-х годов) // История ленинградской неподцензурной литературы. 1950 – 1980-е годы.СПб.: ДЕАН, 2000. С. 99 – 109.20личиваясь и уменьшаясь; даже сама категория существования не является егонеобходимым атрибутом, не говоря уж о всеведении и благости»23.В случае глобального расхождения между лирическим «я» и авторомпоэту приходилось выбирать: писать тексты дальше или отказаться от творчества.
Пример радикального подхода продемонстрировал С. Красовицкий,сжегший все написанные до обращения стихотворения.Духовный первоопыт способствовал многочисленным сектантскимэкспериментам в сфере поэзии, которых мы, как было сказано выше, не касаемся. Заметим только, что все эксперименты проходили в контексте постсимволизма. Собственно авангардная поэзия, касающаяся религиозных темлишь спорадически, оказалась более трезвой, реалистичной, не подверженной болезненным мистическим завихрениям.
Впрочем, говоря о «трезвости»,мы ни в коем случае не осуждаем «завихрения», а просто констатируем факт.Эпитет «сектантский» не несет в данной работе резких негативных коннотаций. Здесь мы идем вслед за немецким ученым Э. Трельчем, который разграничивал понятия Церкви и секты. Церковь оказывается таким сообществом,которое универсально по своему содержанию. Понятие секта означает другойтип организации религиозной жизни. Церковь подчеркивает и объективируетидею благодати, секта выделяет и реализует идею субъективной святости.«Речь действительно идет о двух различных социологических типах, причемсовершенно безразлично, что в реальности они могут иногда переходитьодин в другой», - говорит Трельч24.Из истории мы знаем, что в процессе трансформации традиционныерелигии порождают свои секты, которые со временем могут институализироваться.
Достаточно здесь привести пример лютеранства, которое превратилось в одну из уважаемых христианских деноминаций.23Шубинский В. Садовник и сад // Знамя, №11, 2001.Религия и общество. Хрестоматия по социологии религии. /Сост. Гараджа В.И., Руткевич Е.Д. М.: АспектПресс, 1996, с. 235.2421Первоопыт не только лежит в основе текстов богоискателей, но и собственно религиозной поэзии. Не важно, что многие испытавшие его поэтытак и не прошли цикл оглашения, многое чего не восприняли и не поняли. Ктому же немало нафантазировали, не считаясь со святоотеческим Преданием.Выход за пределы известных религиозных понятий в творчестве конкретныхавторов не означает непременно потерю ими связи с Церковью, посколькутолько церковное сознание, завязанное на консенсус, вправе придавать текстам церковный статус.Традиция и борьба с ней в узкоцеховом плане проходила по линии взаимодействия / отталкивания постсимволизма и поставангарда.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
