Диссертация (1155293), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Всерьез языческие мотивы возникаюттолько в контексте освоения богословской темы всеединства, когда пантеизмактивно заявляет о себе. Но христианские мотивы, софийность мира ограничивают пантеизм, не дают ему широкого поля деятельности, и язычество незахватывает изнутри человека культурного подполья. Языческие мотивыслужат исключительно для расширения поэтического поля дискурса. Что касается суеверий, то они были всегда. И порой, как это случалось в Серебряном веке, эксплуатировались культурой. Но рассматривать их в качестве материала для самостоятельного религиозного проекта «второй культуры» было бы неверно.Религиозная поэзия 1960 – 1980-х гг. создавалась на почве православия.Однако многим авторам не чужды были идеи экуменизма.
Они звучали открыто или проявлялись косвенным образом. Так, большинство поэтов, писавших о двунадесятых праздниках, сделали акцент на Рождестве, широкопразднуемом «латинянами». Юрий Визбор назвал свою песню «Католическаяцерковь» (1970), Зинаида Миркина написала немало текстов по мотивам католической по духу западноевропейской живописи. Протестантские темы отчетливо звучат в стихотворениях, где поэты касаются творчества протестантских мыслителей – Гегеля, Канта, Кьеркегора.
Проявляется протестантизм ив специфических жестах, связанных с особой ролью Писания у реформаторов. Скажем, когда О. Бешенковская пишет: «И хоть в «Сайгоне» пили, но12Россию / (на книгу – руку) – пропили не мы»14, то книга для нее в этом контексте – Библия, на которой дают клятву президенты в некоторых странахпри вступлении в должность.В нашем исследовании мы ограничиваемся не «духовной», а именно«религиозной поэзией», которая по своему спектру уже, чем духовная.
Отличается она и от «метафизической поэзии». Последняя подразумевает связь санглийской барочной традицией и несет в себе философское начало15. Каксправедливо замечает А.В. Нестеров: «Опыт английской поэзии первой половины XVII века и русской — второй половины ХХ века схожи тем, что итам и там поэтическое сознание пытается найти, что же можно противопоставить невыносимому давлению «реальности», – и находит выход в обращении к духовным мирам, в том, что лежит за пределами физики»16.Религиозной поэзии, как и метафизической, доступна область гнозиса.Хотя далеко не всякий гнозис для нее приемлем.
При этом религиозная поэзия не боится собственно «физики». Картинки религиозных праздников ибудней, образы юродивых и простых советских верующих оказываются вфокусе ее внимания. С метафизической поэзией она пересекается лишь частично.Здесь, наверное, следует дать определение религиозной поэзии, чтобыв дальнейшем не смешивать ее с духовной и метафизической.
Под «религиозной поэзией» мы понимаем такую литературу, которая связана своими корнями с традиционными религиями и которая осваивает заданный определенными духовными практиками культурный код.Уже из приведенной дефиниции следует, что традиция играет значительную роль в выстраивании текста религиозной поэзии. Не случайно одиниз видных представителей «второй культуры» Сергей Стратановский говорит14Бешенковская О. Беззапретная даль.
СПб.: Геликон плюс, 2006, с. 149.Элиот Т.С. Поэты-метафизики / Пер. К. Чухрукидзе // Литературное обозрение, 1995, № 5.Шайтанов И. Уравнение с двумя неизвестными // Вопросы литературы, №6, 1998.16Нестеров А. Герменевтика, метафизика и «другая критика» // Новое литературное обозрение, №61, 2003.1513о феномене религиозной поэзии в контексте Предания17.
Все это так, нонеобходимо сделать некоторые уточнения. Для трансляции традиционныхценностей можно использовать разные поэтические инструменты. Важно,чтобы они работали, то есть, чтобы художественный эффект был бесспорен.Иначе говоря, традиция применительно к духовным стихам играетважную роль в сфере мировосприятия и «вертикальных интуиций». В сфереже поэтики она не существенна, зависит от художественных артефактов.Следует уточнить высказывание И.Б. Роднянской, утверждающей, что по туи по эту сторону цензуры настоящая поэзия восстанавливала не «ленинскиенормы», а отнятые имена вещей18.
«Имена вещей» неофициальные поэты,конечно, восстанавливали. Но при этом возможностей для маневра у них было гораздо больше. В официальной печати не только религиозные темы былинепроходными. Существовали, к примеру, негласные эстетические запреты,связанные с экспериментом. Неофициальные поэты их не знали, поэтому иимена вещей восстанавливали успешнее, чем поэты официальные.Религиозное творчество 1960 – 1980 гг. не боится эксперимента.
Обэтом свидетельствует авангардные по своему духу стихи С. Стратановского.Если брать примеры из смежной области, то можно вспомнить художника К.Петрова-Водкина, сумевшего сочетать авангард с иконическим восприятиемпространства. Или абстракциониста В. Кандинского, написавшего книгу «Одуховном в искусстве»19.Роль традиции в советской неофициальной поэзии не является первостепенной. Хотя, безусловно, следует признать, что для целого ряда авторовона важна. Так, авторская стратегия Ю. Кублановского, Е.
Пудовкиной, А.Солодовникова, С. Аверинцева не только имеет определенное направлениедвижения, заданное Преданием, вследствие чего тексты оказываются приспособленными для теологических интерпретаций. Применительно к их17Стратановский С. Религиозные мотивы в современной русской поэзии. Статья 3 // Волга, №6, 1993.Роднянская И. Проблема все же есть… // Новый мир, №8, 1995.19Кандинский В. О духовном в искусстве – Ленинград: Фонд «Ленинградская галерея», 1989.1814творчеству можно говорить о рецепции классической лирики, то есть об использовании традиции в узкоцеховом, поэтическом смысле.Религиозная поэзия «второй культуры», вопреки мнению некоторыхисследователей20, в сфере поэтики не представляет собой единого течения.Анализируя духовную поэзию 1960 – 1980 гг., мы видим много разных поэтических походок, встречаем большое разнообразие лирических «я».Религиозные мотивы часто возникают в контексте воскрешения практики авангардной поэзии, актуализации ценностей модернизма.
Не будем забывать и о том, что «второй культуре» важна была связь с современной поэзией Запада, где метафизические темы и поэтический эксперимент дополняли друг друга. Элиот был хорошо известен культурному подполью.Субъект культурного подполья складывался на пути внутреннего освобождения, учитывающего религиозный опыт. Это не значит, что сам опытнепременно отражался в стихах. Однако определенный стиль жизни – асоциальное поведение, в которое, по советским меркам, входила и религиозность– в известном смысле собирали личность поэта андеграунда.
Эскапистскаястратегия игнорирования советского абсурда путем приобщения к духовности выглядела совершенно естественной.Религия несла воздух неполитизированной свободы. Чего нельзя былосказать о религиозных институциях. И, прежде всего, о Русской православной церкви. Культурное подполье никогда не отождествляло свое отношениек Московскому патриархату и свое отношение к православию как к факторудуховного бытия.
Эта разница, столь очевидная сегодня и выразившаяся впоговорке «шел к Богу, а попал в Церковь», артикулировалась достаточноясно в самиздате. Более того, культурное подполье испытывало определенное недоверие не только к институциям, но и к «божественным» словечкам,предвидя, что в один прекрасный момент они будут задействованы новой20Котова Н.А. Современная духовная поэзия.
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М.: 2008, с.1.15идеологией. К религии в целом было двойственное отношение: ее и поддерживали, и побаивались. Не случайно И. Ахметьев написал трехстишие: «духовность / то есть / недоверчивость»21.Однако разрыв между православием и гонимой религиозной институцией не носил характер катастрофы. «Товарищ поп» А. Блока в андеграундепревратился, как у Е.
Шварц, в темного священника, с которым совсем не хочется общаться. И только. Представители клира редко становились героямистихотворений. Их существование самиздат, как правило, не замечал. Отчасти, может быть, потому, что клириков, действительно, не хватало и встретить среди них «доброго пастыря» было непросто.Поэты подполья формировали такое отношение к вере, которое связывалось с индивидуальными практиками в ущерб традиции. Поэтому авангардизм вполне органичен в их текстах.Конечно, в рамках неподцензурной литературы мы встречаем авторов,стремящихся к полноте Предания – С. Аверинцева, А. Солодовникова, В.Никитина. Но они не являлись поэтами первого ряда и, как говорится, не делали погоду.Несмотря на подозрительное отношение «второй культуры» к зарегистрированным в СССР религиозным организациям, она сделала немало длятого, чтобы в атеистической стране возродилась духовность.
Более того,можно говорить, что «вторая культура», сама, может быть, того не желая, поспособствовала тому, чтобы в России после распада СССР сложился «проправославный консенсус».Под «проправославным консенсусом» понимается признание в массовом общественном сознании ведущей роли православия в религиозной жизнинаселения. Это признание нашло свое отражение в преамбуле Федеральногозакона «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября1997 года.21Ахметьев И. Миниатюры.
Мюнхен: Sagner, 1990, с. 20.16В творчестве неподцензурных поэтов религиозность могла играть заведомо второстепенную роль, как это мы видим, например, у И. Холина. Тем неменее, она помогала появлению духовных стихотворений. Часто в пространстве игры с религиозными атрибутами (а неофициальная поэзия, боясь пафоса, публицистики и стертого слова, нередко занималась различными по своему характеру играми) поэты реализовывали боковые интуиции, решали локальные проблемы своего взаимоотношения с внешним миром. Под словом«игра» в данном случае подразумевается не выступление на сцене, не детские развлечения, а совокупность правил производства качественных текстов, использование определенных приемов, приводящих к результату, духовную значимость которого заинтересованный читатель способен оценитьсамостоятельно.Игры с религией порой не приводили к искомой цельности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
