Диссертация (1154428), страница 13

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 13)

Первой из них, существенно отличающей эту теокосмогоническую модель от излагаемой в папирусе Бремнер-Ринд, несомненно, является акцентирование внимания на универсальном характере природы Птаха как демиурга. По сути дела, базоваядля этой концепции двухступенчатая «перформативная» модель творения(«задумывание» в сердце и «огласовка» на языке) здесь переносится не только на описание собственно процесса космо- и теогенеза, но и на всеобщие законы существования универсума: пожалуй, наиболее ярким примером, иллюстрирующим данное положение, является пассаж текста, повествующий о«всеохватном» характере власти созидающих сердца и языка над всеми объектами созданного их усилиями мира посредством учения (V.

54). Причёмречь здесь идёт не просто о констатации факта творения Птахом всех объектов универсума (это утверждение будет совершенно справедливым в равнойстепени и для гелиопольской теокосмогонии), но о своеобразном «взаимопроникновении» его креационистской энергии во все создаваемые им объекты окружающего мира, которые, таким образом, становятся не только генетически сопричастны демиургу, но также и зависимы от него в онтологическом плане (ибо, как мы уже отмечали выше, для древнеегипетского мышления наряду с «творением» посредством произнесения слова в не меньшейстепени было характерно и «уничтожение» предмета или человека словомпутём уничтожения имени или же предания проклятию).

Следовательно, врамках мемфисской теокосмогонии абсолютно все объекты созданного Птахом универсума (включая и богов, в частности, Солнечного бога (в данномслучае – Атума) и его Девятку) суть не просто продукты «перформативной»64созидательной деятельности Птаха, но также ещё и своего рода «марионетки» в его руках, полностью и всецело находящиеся «под замыслом (и) подповелевающим речением всего, желаемого им» (V.54). Это, заметим, совершенно не было характерно для гелиопольской модели творения, изложеннойв папирусе Бремнер-Ринд, где Хепри, хотя и недвусмысленно объявляетсяединственным творцом мира, который «один создал всё это» (папирус Бремнер-Ринд, 26.23), однако не наделяется такой «всепроникающей» и всеохватной властью над сотворённой им природой и последующими судьбами своихтворений.

С другой стороны, подобного рода универсализм природы Птахакак демиурга отнюдь не подразумевает его трансцендентного характера поотношению к сотворённому им миру – так, как, например, это происходит сАмуном в фиванской теологии Нового царства, разговор о которой ещё впереди, - напротив, из цитированного нами фрагмента ясно вытекает фактединства природы Птаха и природы сотворённого им универсума, а вот этотмомент, несомненно, вновь сближает мемфисскую теокосмогоническую модель с гелиопольской, где эта идея генетического единства творца и творениявыражена ещё более чётко через понятие xprw – «воссуществования», «формы развития», как своеобразные «самопроявления» демиурга в создаваемомим мире.Второй особенностью теокосмогонической модели, излагаемой в «Памятнике мемфисской теологии» и существенно отличающей её от таковой вгелиопольской концепции, является весьма любопытная черта рисуемого вцитированном нами фрагменте теогонического процесса, а именно отдельноеупоминание о воссуществовании Хора и Тота (Джехути) «через» Птаха (V.53).

В первую очередь, весьма примечателен сам характер этой «выборки»: внего попадают два божества, не входящие в состав традиционной гелиопольской Девятки. Что касается Тота (Джехути), то традиционные ассоциацииэтого божества в древнеегипетском пантеоне с мудростью, письмом и кален-65дарными лунными циклами вполне органично согласуются с «интеллектуальными» характеристиками Птаха как демиурга.

Что же до Хора, то с этимбожеством складывается несколько иная ситуация: не входя формально в состав традиционной гелиопольской Девятки, но, как известно, будучи с нейгенетически связанным в рамках единого теогонического процесса (в качестве сына и наследника Осириса), а также являясь сакральным предшественником института земной царской власти, он занимает в общей картине древнеегипетской мифологии чрезвычайно важное положение с точки зрения периодизации этапов творения мира, внося в собственно теокосмогоническуюконцепцию ещё и кратогоническую линию; данный момент мы уже отмечалиранее применительно к гелиопольской теокосмогонии.

И именно эту функцию, несомненно, пытается сохранить здесь за ним и неизвестный автор«Памятника мемфисской теологии»: Хор и тут позиционируется как божественные предшественник земного царя в качестве правителя Египта, но ужене в рамках своей собственной природы (как это происходит в той же гелиопольской теогонической модели), а исключительно лишь как одно из проявлений, как своеобразный «модус» всеохватывающей природы Птаха, мемфисского «городского бога». Однако сама идея неразрывной связи происхождения мира и происхождения власти как политического института с егоформальными атрибутами, столь характерная для всей древнеегипетскойпредфилософской мысли, и здесь остаётся неизменной.Итак, как видно даже на примере анализа небольшого фрагмента «Памятника мемфисской теологии», этот текст и содержащаяся в нём теокосмогоническая концепция – независимо от разброса вариантов датировки его создания – представляет собой очевидную рецепцию гелиопольской космогонической модели, занимая, таким образом, весьма заметное, а потому и значимое положение в общей структуре древнеегипетского предфилософскогодискурса.

Что же касается «перформативной» двухступенчатой модели тво-66рения, составляющей собою наиболее заметную в теоретическом плане частьэтой концепции, то она вполне органично согласовывается с традиционноймифологической функцией Птаха как покровителя ремёсел, что, естественно,не могло не сказаться на характеристиках этого божества как демиурга. Нодаже несмотря на эти характерные отпечатки локального мемфисского культа данного божества, «оглядки» автора (или авторов) «Памятника мемфисской теологии» на гелиопольскую модель тео- и космогенеза заметны в еготексте повсюду: ведь помимо уже анализированных нами выше содержательных совпадений между этими двумя линиями теокосмогонической мысли можно заметить и другие совпадения – формально-лексического характера; пожалуй, наиболее ярким примером такого рода может служить статистика использования в тексте «Памятника мемфисской теологии» глагола xpr(«воссуществовать») и его производных, играющих, как мы помним, ключевую роль при описании процесса творения в тексте «Книги познания воссуществований Ра и ниспровержения Апопа» (папирус Бремнер-Ринд).

К примеру, в приведённом и разобранном здесь сравнительно небольшом фрагменте «Памятника мемфисской теологии» этот глагол используется пять раз:при упоминании о воссуществовании Атума в сердце и на языке Птаха(V.53), при упоминании о воссуществовании Хора и Тота (Джехути) посредством Птаха (V. 54) и, наконец, при рассказе о различии в способах возникновения и «функциональных особенностях» Девяток Птаха и Атума (V.55).Для сравнения: такой не менее значимый для древнеегипетских теокосмогоний глагол, как iri («делать»), в пределах данного фрагмента вообще не используется ни разу (правда, справедливости ради отметим, что далее в тексте«Памятника» он используется достаточно широко), а глагол msi («рождать»)– только один раз, при упоминании о порождении «классической» гелиопольской Девятки богов Птахом (V.56).

Что же касается многократно подчёркиваемого многими исследователями этого текста (в первую очередь,первыми, являвшимися убеждёнными приверженцами «ранней» версии его67датировки) чрезвычайно высокого уровня абстрактности его терминологии,из-за которого данный памятник считался ими едва ли не наиболее «насыщенным» в философском отношении произведением все древнеегипетскойпредфилософской мысли, то, опять-таки, этот же простой терминологический анализ даже нескольких, наиболее существенных в свете излагаемыхданной теокомогонической концепцией теоретических положений, отрывков(в первую очередь, V.53 – V.61) отнюдь не убеждают нас в том, что здесь«творение выражается в философских терминах в той мере, в какой египтянин был вообще на это способен»67: достаточно сказать, что в них начистоотсутствуют такие действительно мировоззренчески «нагруженные» выражения, как wnnt («сущее») или wa waw («один-единственный»), характерные,в частности, для описания теокосмогонического процесса в фиванской теологии Амуна-Ра эпохи Нового царства.

Главная же роль этого текста в общемрусле древнеегипетского предфилософского дискурса нам видится отнюдь нев его терминологической «исключительности», но в том, что он – независимоот варианта датировки его создания – представляет собой один из наиболеепримечательных вариантов рецепции гелиопольской теокосмогоническойконцепции – рецепции, строящейся не на модели грубого отрицания авторитетов, но на попытке органичной их ассимиляции в структуру создаваемойновой религиозно-мифологической картины мира, строящейся на принципахсвоеобразной «перформативности» в интерпретации процесса творения и сучётом специфики локальных религиозных представлений.Промежуточные результаты исследования.

В первой части нашегоисторического экскурса мы показали как абсолютное хронологическое старшинство гелиопольской солярной теокосмогонии в общей иерархии древнеегипетских теокосмогонических моделей, так и её системообразующий ха67Цит. по: Франкфорт Г. и др. В преддверии философии: духовные искания древнего человека. М., 1984. С.66.68рактер по отношению к более поздним концепциям, что чрезвычайно яркоиллюстрирует пример «Памятника мемфисской теологии» независимо от используемого подхода к проблеме датировки этого текста.

Несомненно, чтоважнейшей структурной чертой этой модели теокосмогенеза является её«биоморфизм», выраженный в идее практически полного тождества демиурга (Солнечного бога) и мира природы, а также в механизме творения, выраженном не в собственно создании, а в «воссуществовании», то есть выделении первых элементов создаваемого универсума из его лона.

Эта крайняястепень натурализма не просто является свидетельством глубочайшей древности данной концепции, но и прекрасно иллюстрирует её «мироощущенческий», то есть основанный на эмпирических характеристиках окружающегомира характер, вполне свойственный любому первобытному мифу. Наконец,мы показали также крайнюю важность исторического факта появления в гелиопольской теокосмогонии не только онтологической, но также и этическойпроблематики, что теснейшим образом было связано с фундаментальной длявсей египетской духовной культуры категорией «Маат». Именно эти особенности станут впоследствии очень важными в дальнейшем историческом развитии теокосмогонической проблематики в древнеегипетской мысли.69ГЛАВА II.

Характеристики

Список файлов диссертации