Диссертация (1149009), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Мы также признаемэту связь, ее исследованию мы уже посвятили соответствующий раздел«Эсхатологическое сознание как источник утопической традиции». Однако впонимании самой утопии, адекватном современной исторической ситуации, мы сВаганяном серьезно расходимся. Утопия протестантского теолога – это утопияторжествующего техницистского разума, наивной веры в технический прогресс,успешно разрешающий общественные проблемы и освобождающий человека.
Поего мнению, современная техника не отрицает человека, а создает почву дляоживленияхристианскойверы,черезтехникуреализуетсяутопическийпотенциал, она способствует упразднению господства над человеком объективнойнеобходимости.Царство Божие оказывается воплощенным в социальнойструктуре наступившей технологической цивилизации. Такое представление обутопии видится нам ретроградным. Это «старая», «просветительская» утопия изXVIII-XIXвеков,давноаппроприированнаяинституциямивластиипревратившаяся в неотъемлемую часть идеологии развитой индустриальнойцивилизации. Она лишена всякого подлинно критического потенциала, наоборот,скорее занимается экстраполяцией репрессивных тенденций настоящего.153 Габриэль Ваганян стал известен еще в 1960-е годы, с выходом своей первойкниги «Смерть Бога. Культура нашей постхристианской эры».
Некоторыеотечественные авторы ошибочно связывают его с направлением теологии смертиБога, обретшим широкую известность благодаря публикациям в журнале Time1966 года и работе «Радикальная теология и смерть Бога» Т.Альтицера иУ.Гамильтона. В действительности, между секулярной теологией Ваганяна ирадикальным христианством Альтицера существуют принципиальные различия,главным образом в их понимании эсхатологической традиции и ее связи сапокалиптизмом. Для Ваганяна апокалиптическая устремленность христианства кконцу истории, как, впрочем, и имеющие противоположную направленностьпредставления о «потерянном рае», есть сотериологические элементы религии.
Отних, по его мнению, христианское учение следует «демифологизировать», то естьосвободить, так как они излишни и «несовременны». Совсем иначе размышляетТомас Альтицер, считающий Ваганяна не радикальным, а консервативнымтеологом, для которого «Бог умер» есть всего лишь «суждение о современнойкультуре, а не о Боге как таковом»224.Альтицеротстаиваетапокалиптическуюсущностьхристианства,свойственную ранним христианам, но преданную забвению и отвергнутуюисторическими церковными институциями. Апокалиптический Христос, в егопонимании, воплощает собой устремленность к концу мира как абсолютномуискуплению.
В своей трактовке Христа и апокалипсиса Альтицер опирается нарелигиозное и социально-политическое видениеУильяма Блейка, ужерассмотренное нами в конце первой главы. Главным образом, американскийтеологвдохновляетсябольшимипророческимипоэмами«Мильтон»и«Иерусалим». Исследуя визионерскую поэзию Блейка в контексте проблемтеологии XX века, Альтицер, находит ее необычайно актуальной225.Идея 224Interview with Thomas Altizer by Alec Gilmore, March 1968См. работы Альтицера, посвященные Блейку: Altizer T. J. The New Apocalypse: The RadicalChristian vision of William Blake.
NY, 1967. ; а также более современную статью Altizer T. J. Therevolutionary vision of William Blake, Journal of Religious Ethics; March 2009, Vol. 37, BlackwellPublishing, p33-38225154 Апокалипсисакакнепрерывногопроцессаискупления,осуществляемогопосредством диалектики любви и смерти, достигающих состояния coincidentiaoppositorum(совпаденияпротивоположностей)являетсяключевойдлявизионерской поэзии Блейка, в том числе и для его понимания истории:английский поэт посвящает современным ему историческим событиям целыйцикл поэм («Французская Революция», «Америка», «Европа», «Песнь Лоса»).Альтицер продолжает традицию Блейка, указывая на Русскую революцию 1917года как ключевое историческое событие, раскрывающее апокалиптическуюсущность христианства, заложенную в нем устремленность к концу истории:«Апокалиптизм, возрожденный в Русской революции, находится в неразрывнойсвязисапокалиптизмомАнглийскойиФранцузскойреволюцийиспервоначальным христианством»226, - утверждает американский радикальныйтеолог.
В полной мере это важнейшее для христианства событие было осмысленолишьвпоэзиипредвосхитившихАлександромиипрозерусскихпринявшихБлокомиАндреемсимволистов,ОктябрьскуюБелым227.своимреволюцию,Рассуждениятворчествомвчастности,Альтицераобапокалиптическом духе христианства, возрождающемся в исторических событияхи находящим свое осмысление вмировой литературе (Мильтон как поэт,раскрывший христианскую суть Английской революции, Блейк – Французской,Блок – Русской), обнаруживают значительно больше общего с интуициямирусского ума, в частности с проблематикой мыслителей Серебряного века,например, с Н.
Бердяевым, нежели с большинством современных протестантскихтеологов,чуждыхапокалиптикеилижетрактующихееповерхностно,обращающихся к ней с чисто утилитарной целью нагнетания страха.Сквозьпризмуапокалиптическогототальность Боговоплощения,христианства,утверждающегов новом свете предстает и проблематикаутопического в романах Ф.М. Достоевского.
Христос Достоевского – это 226Альтицер Т. Россия и апокалипсис//Альтицер Т. Смерть Бога. Евангелие христианскогоатеизма. М. 2010. С.199227Там же с. 176-180155 неспасенный Христос или Христос, сошедший в Ад. В образе Кириллова переднами открывается образ такого кенотического Христа. Кириллов - не безумный«бес» или «богохульник», а апокалиптический герой, утверждающий новоесостояние божественности или Христа как «универсальную человечность», впротивовес боли, страху и смерти, освящающих дохристианский, абсолютночуждый человеку, принципБога, называемый Альтицером вслед за БлейкомСатаной или «мертвым телом Бога»… «Бог есть боль страха и смерти.
Ктопобедит боль и страх, тот сам станет Бог. Тогда новая жизнь, тогда новыйчеловек, все новое…», - рассуждает Кириллов о двух состояниях божества. Всвоем стремлении преодолеть смерть Кириллов открывает нам истины утопии,совпадающие с истинами кенотического христианства. Хотя по сюжету романасамоубийство Кириллова используется заговорщиками в собственных целях (что,по-видимому, отражает не столько неприязнь Достоевского к историческимреволюционерам, сколько его страх перед собственными открытиями), наонтологическомуровнеКирилловупротивоположениШигалеву,олицетворяющему «старую» утопию регламентации, неизбежно становящуюсяидеологией, и, в еще большей степени, противоположен Петру Верховенскому –карикатурному герою, соблазненному макиавеллистской «божественностью»власти как божественностью блейковского Сатаны, персонажу, полностьюпогруженному в идеологию, немыслимому вне ее. 3.2.2 Христианский атеизм и социальная активность человекаХристианский атеизм в качестве оформленной теологической и философскойконцепции, сразу вызвавшей бурные споры, появился в 1960-е годы в США – вработах У.
Гамильтона и Т. Альтицера, в чьей книге «Евангелие христианскогоатеизма» наиболее развернуто излагается основные положения теологии смерти156 Бога. Христианский атеизм есть последовательный, доведенный до концаимманентизм в понимании божественного, объявляющий во имя полноты иреальности воплощения Христа войну прежним представлениям о Боге кактрансцендентному человеческому опыту.
В этом своими предшественникамиТомас Альтицер видит Уильяма Блейка, Фридриха Ницше и Георга Гегеля.Особой остроты споры о «смерти Бога» и атеистическом христианстведостигают в 1960-1970-е на фоне гонки вооружений, всевозрастающейавтоматизации человеческой жизни и становления «общества потребления».Однако сама концепция атеистического христианства или христианства послесмерти Бога формулируется еще в 1940-х годах в письмах из тюрьмыпротестантского пастора Дитриха Бонхёффера, чье влияние на теологическуюмысль второй половины XX века трудно переоценить.
В ситуации 1960-х – эпохурасцвета контркультуры228 и подъема тьермондистских229 революционныхдвижений- идеи Бонхёффера оказываются особенно востребованы кактеологической, так и светской мыслью, пытающейся осознать роль религии ихристианства в развитой индустриальной цивилизации. Напомним, что как раз вэто время начинается с одобрения папы Иоанна XXIII диалог между католиками имарксистами.Тогда же обнаруживается тенденция к конвергенции ряданаправлений европейской теологии, в частности теологии надежды - у Юргена 228Ряд авторов рассматривал контркультуру как религиозный феномен, специфическиотражающий ситуацию в развитых индустриальных странах. В частности, уже упоминавшийсяХарви Кокс в «Празднике дураков». В свете дискуссии о «новой» и «старой» религиозноститакже показательны слова Пьер Паоло Пазолини, одного из виднейших европейскихинтеллектуалов того времени: «В Италии за последние пять-шесть лет число религиозныхлюдей уменьшилось на 50 процентов.
Почему? Потому что Италия индустриализируется иклассический крестьянский мир исчезает. Хотя здесь же нельзя не отметить, что религиозность,наоборот, растет в США,в самой индустриализированной стране мира. Феномены битничества,хиппи и т.п. – явления религиозного характера, хотя речь идет не только о них. Это значит, чтоиндустриальный мир также начинает выражать свой религиозный дух: который, кажется,существенно отличается от классического». См. Пазолини П.П. Почти завещание. Три текста1975 года.
- М.: Свободное марксистское издательство, 2007 –с. 12229Тьермондизм – ряд направлений марксизма (маоизм, геваризм, сторонники теориизависимого развития), утверждающих, что основной фронт революционной борьбы в серединеXX века переместился из «первого мира» (Европа, США) в «третий мир» (страны Азии,Африки, Латинской Америки), и в соответствии с этим также изменился ведущий субъектсоциальных и политических преобразований.157 Мольтмана и Иоганна Баптиста Меца230, с «теплым» марксизмом Эрнста Блоха.Именно в 1968-м выходит его знаменитая работа «Атеизм в христианстве.
Крелигии Исхода и Царста», чье название говорит само за себя. Афоризмы Блоха отом, что только атеист может быть хорошим христианином и только христианинможет быть хорошим атеистом231, находят широкий отклик, как в светской, так итеологической среде.Для разрешения волнующего нас вопроса о роли христианства в новую эпохуважно определиться: что есть религия и собственно религиозное в христианстве?Может быть, религия - это всего лишь историческая форма, связанная сограниченными познавательными способностями человека? Форма учениягораздо более глубокого, чем кажется на первый взгляд, и чье содержание до сихпор еще до конца не раскрыто, возможно, как раз по причине его сегодняшнегопротиворечия с этой самой религиозной формой.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
