Диссертация (1148795), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Проблема человека в западнойфилософии: Переводы /Сост. и послесл. П. С. Гуревича; Общ. ред. Ю.Н. Попова.—М.:Прогресс, 1988—552 с.413силу своей игровой амбивалетности, обратиться одновременно и к себе, и ковсему миру в целом. Игра как вечное мерцание, совмещающее в себе бытие инебытие, день и ночь, вечные да и нет. Как отмечает Ж. Деррида: «Игра — эторазрыв присутствия. Присутствие того или иного элемента является значащей ивозмещающей отсылкой, вписанной в систему различений и движение поцепочке. Игра — всегда игра отсутствия и присутствия, но если мы хотимосмыслить ее в корне, надо мыслить ее прежде самой их альтернативы; надомыслить бытие как присутствие или отсутствие, исходя из самой возможностиигры, а не наоборот» 5.
Кроме того, в отличие от неосознанности повседневногобытия и принципиальной его «необдуманности», игра, и в особенностичеловеческая игра требует осознанности. Как отмечает немецкий философ Э.Финк: «Игра не просто происходит в нашей жизни, как вегетативные процессы;это всегда разумно осмысливаемая ситуация, опыт, который испытывается» 6.Следует строго разделять, что является собственно игрой в полномсмысле этого слова, а что только имеет игровые атрибуты. Так, например, играна музыкальном инструменте не является игрой в полном смысле этого слова, алишь имеет игровые атрибуты. Прежде всего, правила игры на музыкальноминструменте максимально строги и не подлежат изменению.
Имеет значениестильиманераигры,нонахождениевсеминотнойпарадигмеипринципиальная невозможность выйти за её пределы крайне ограничиваютигровые возможности. Кроме того, можно сыграть одну и ту же мелодию наразных инструментах, но нельзя играть музыку вовсе без инструмента, дажепри пении сам голос используется в качестве инструмента (подробнее см. встатье«Игранаэтническоммузыкальноминструменте:философско-Деррида Ж.
Письмо и различие / Пер. с франц. А. Гараджи, В. Лапицкого и С. Фокина.Сост. и общая ред. В. Лапицкого. – СПБ.: «Академический проект», 2000. — 432 с., с. 367.56Fink E. Oasis of Happiness: Thoughts toward an Ontology of Play/ Purlieu: A PhilosophicalJournal, Volume 1. Issue 4. (Spring 2012), 2012, 112 p., p. 20.14антропологический аспект»7). В то время как игровые предметы (игрушки)являются не принципиально существенными для игры и могут бытьвзаимозаменяемыми и условными. Вместе с тем, игровыми атрибутами могутобладать и феномены человеческой жизненной практики, не становясь, приэтом, игрой в полном смысле этого слова. Так, например, понятие «языковойигры8»,разрабатываемоеисследования»Л.применяетсяВитгенштейномвпопыткевсоздатьработе«Философскиекомплекснуюсистемусемантического анализа языка через игру.
Понятие игры, применительно кязыку, позволяет Витгенштейну показать язык как систему, способную (ипостоянно стремящуюся) к выходу за собственные пределы. Подобноестремление, а также постоянная смена значений при попадании в различныеязыковыеконтексты,непозволяютвыстраиватьникакихстрогихсемиотических теорий, а также показывают новый разворот в определенииязыковых границ. Так, отечественный исследователь Д.В. Котелевский, в своейстатье, посвящённой работам Л. Витгенштейна, отмечает: « <…> границуязыковой игры можно понять как возникающую в результате работы самогоязыка, самой языковой игры.
Это относится и к ситуации, когда вроде быфиксируется нечто внешнее по отношению к языку, то есть опыт и когдаобнаруживаются другие языковые игры ставящие предел конкретной языковойигре. Ведь даже когда одна языковая игра ставит предел другой, то чаще всегоэта граница конструируется логикой не внешнего, а внутреннего предела,Мараев В.Н., Тебякина Е.Е. Игра на этническом музыкальном инструменте:философско-антропологический аспект // «Исторические, философские, политические июридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики» 2016г., № 12-3 (74), с.
106-108. – 0,25 п.л.7Витгенштейн Л. Философские исследования [Электронный ресурс] Загл. с экрана URL:http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000273/ .815логикой такого предела, на которой сама языковая игра обнаруживает своиграницы9».Пространство игры образуется при помощи общего игрового контекста,который задают правила. Любая игра (групповая, индивидуальная, реальнаяили виртуальная) всегда отличается строго заданными правилами, которыеформируют игровую сферу, которая и вводит игроков в поле игры. Однако,устанавливая правила, игра не только не исключает, но даже априорно задаёт иподразумевает, индивидуальную инициативу играющих. Эта инициатива илиспонтанность, создающая помимо основных, ещё и скрытые, неявные игровыеправила, предполагает выработку сноровки и определённых паттерновповедения в той или иной игровой ситуации.
Так выбор шахматной стратегии,блеф в картах, выработанный тренировкой навык и так далее, возможны идопустимы в игровом пространстве, по крайней мере, до тех пор, пока этинарушения незаметны для других игроков или судей. В спорте же, например,натренированный навык как раз является необходимым условием — нетсмысла соревноваться с неопытным игроком или новичком.
Все это, с однойстороны, служит показателем определённой инициативы играющих. Но, сдругой стороны, здесь проявляется угроза для самой сущности игры, и, преждевсего в том, что игроки, создавая правила идущие вразрез с общепринятыми,могут либо разрушить игру, либо в корне её изменить. Но при этом, полноеотсутствие каких бы то ни было правил не превращает игру в абсурд, аобращает в ничто, поскольку именно в элементе абсурдности заложентворческий потенциал игры.Как ранее отмечалось нами в одной из статей: «В идеале, игра в чистомвиде происходит при постоянной негласной смене правил, сходной сприключением кэрролловской Алисы в Стране Чудес, которые при всём приэтом не меняют исходного существа игры, так как мгновенно принимаютсяКотелевский Д. В. Понятие «языковой игры» у Л. Витгенштейна [Электронный ресурс]Заголовок с экрана, URL: http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/30982/1/episteme_2014_04.pdf .916всеми участниками как само собой разумеющиеся и закономерные, исключая,при этом, момент осмысления 10».
Как только игра заходит в тупик и требуетдальнейшего развития, а также при возрастании игрового напряжения,возникает необходимость перераспределить роли или снизить интенсивностьигрового поля.Следующий момент, отличающий игру как самостоятельный феномен—это принятие игроками ряда условных допущений. Так, если все участникиигрового процесса согласны считать палку ружьем или мечом, то играначинается, если же некто (будь то непосредственный участник или внешнийнаблюдатель) указывает им на то, что это «просто палка», то в таком случаеигровой контекст рушится и магия игры заканчивается.
Необходима вера в игруи страстная увлечённость ею.Ещё одной специфической особенностью игры является принципиальнаянепрактичность и ненацеленность на результат (по крайней мере, в некоторомнепосредственновозникающемматериальномсмысле).Здесьможетвозникнуть определённая проблема, поскольку большинство исследователей (вчастности Р.
Кайуа и Ф. Г. Юнгер) выделяет соревновательные и азартные игрыв качестве собственно подлинных игр. Но здесь следует отметить, что результатв этих типах игр связан, скорее, с некоторым символическим, нежелинепосредственноматериальныммоментом.Посколькувспортивныхсостязаниях важно обладание призом: медалью, кубком и т. п. как непременноеусловиепризнанияпобедителем.Однакокогдаспортстановитсяпрофессиональной деятельностью, он уже перестаёт быть непосредственноигрой, а превращается в профессию, фактически ремесло, приобретаямеханистический характер. В азартной же игре важен сам процесс, не смотря нато, что изначальным мотивом может являться желание получения прибыли.Тебякина Е.Е.
Игра как философско-антропологический феномен: основные черты,характеристики и особенности // «Исторические, философские, политические и юридическиенауки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики» 2016 г., № 6-2 (68),с. 181.1017Более того, этот процесс захватывает игроков с необъяснимой страстью, сроднинаркотической, которая побуждает к постоянному продолжению (даже послеполучения крупного выигрыша или джек-пота игрок продолжает играть, т. е.проигрыш на самом деле более желанен, чем выигрыш, т. к.
выигрыш можетзакрыть возможность продолжения игры).Игровой процесс неразрывно связан с моментом получения удовольствияот захваченности игровым процессом. Невозможно играть вполсилы, неотдаваться игре целиком.Игры захватывают целиком и человека, и человечество. По типу игрможно судить не только о степени развития цивилизации или своеобразии тогоили иного этоса (рассматривая в исторической и этнологической перспективенациональные, детские и зрелищные игры), но и о ступенях развитиячеловеческой мысли, руководствуясь известным понятием М. Фуко «игрыистины». Характеризуя данное понятие в своей работе «История сексуальности.Том второй.
Использование удовольствий» Фуко рассуждает о необходимостиего применения ко всей структуре человеческого знания, включая какэмпирические науки XVII и XVIII веков, так и властные отношения, а такжепри конструировании самого себя как познающего субъекта. Истина, играющаяразличные роли и являющаяся человеку под множеством масок (в том числе ипод маской самосознания) уводит даже от генеалогии, поскольку попыткаанализа знаний о самом себя и конструировании себя как субъекта не можетбыть просто процессом генетического развёртывания, она становится игрой.Поскольку сам познающий человек делается элементом «истории человекажелающего», по выражению самого М.