Диссертация (1148754), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Такоепонимание природы галлюцинаций вполне естественно и последовательно дляконцепции, утверждающей множество уникальных индивидуальных «миров»,каждый из которых связан с «единым» миром непрямым образом. В такихусловиях«изолированности» действительностановитсяваженконсенсус,являющийся условием для успешных коммуникативных и иных взаимодействий икооперации.Среди других «новшеств» Рассела следует упомянуть значительно болееподробный анализ способов познания и выделение из них знания по знакомству изнанияпоописанию.Знание-знакомствохарактеризуетсядвумяфундаментальными свойствами: непосредственностью и полнотой. Когда я вижуцвет некоторой поверхности, я не только не нуждаюсь для познания этого цвета в38знании каких-либо дополнительных фактов и истин, но даже если бы мне онибыли сообщены, это нисколько не дополнило бы такое (в современном дискурсеегонередкоФеноменальныйпринятоопытназыватьвообщефеноменальным)несопряженсмоѐпознаниекакими-либоцвета.выводами,размышлениями и анализом на уровне понятий.
Именно в этом смысле онявляется непосредственным.Что же касается знания-описания, то оно включает как раз томоделирование, те обобщения данных чувственного опыта, которые позволяютнамкосвенным, непрямым образом познавать не только и не столько сами нашиощущения, их текстуру и особенности, а события и явления окружающегофизического мира. Очевидно, что, как отмечал еще Дж. Мур, знание-знакомство всущественной мере является основой, базовой формой по отношению к знаниюописанию.Отметим, что знание-знакомство по Расселу возможно не только поотношению к чувственным данным, но и к воспоминаниям, универсалиям,фантазиям, и что особенно важно – к актам интроспекции: «Нам нетолькоизвестны различные вещи, но мы часто знаемо существовании знания о них. Еслия вижу солнце, томне обычно известно мое видение солнца, и поэтому «моевидение солнца» есть предмет, с которым я знаком.
Когда я хочу есть, то это моежелание может быть мне известным; и поэтому «мое желание есть» — это объект,с которым я знаком» ([134], с.189). Наличие такого самосознания – важнаяотличительная черта людей от животных, которые предположительно знакомытолько с собственными чувственными данными, но не с актами их восприятия.Следует подчеркнуть, что в списке того, с чем мы можем бытьнепосредственно знакомы не значатся сознания других людей.
В отношении нихмы можем иметь исключительно знание-описание, основанное на нашемпонятийном аппарате и ряде общепринятых допущений и установок.Наиболее важным нововведением Рассела в рассматриваемой работеявляется формулирование фундаментального принципа познания: «каждое39суждение, которое мы можем понять, должно состоять из конституент, скоторыми мы знакомы» ([134], с.196). Это, конечно, вовсе не означает, что мыможем знать лишь то, что видели собственными глазами. Скорее, адекватныйанализ говорит о том, что каждое суждение состоит из имѐн собственных иуниверсалий (в том числе универсалий-отношений).
В отношении универсалий поРасселу мы можем обладать знакомством. Всякое же имя собственное может бытьзаменено дескрипцией, состоящей снова из набора универсалий и имѐнсобственных. И так далее. В итоге для правильного понимания смысла всякогоутверждения требуется знакомство со всеми универсалиями, стоящими за темиили иными именами собственными.
Такую привязку понятия понимания кпонятию знакомства нам следует особо отметить и запомнить на будущее.В некоторых случаях, когда наше знание-описание является достаточноповерхностным и обрывочным, нам приходится довольствоваться следующейформой сведения имени собственного к дескрипции: «Фукидид – это человек, чьѐимя звучало как ―фукидид‖». Не смотря на то, что на первый взгляд такаяформулировка кажется тавтологичной, более вдумчивый анализ показывает, чтозначением слова «Фукидид» является вполне конкретный человек (физическийобъект), живший в античной Греции, а значением записи «фукидид» являетсяпоследовательность звуков, с которой мы вполне знакомы в таком строгомсмысле как наличие опыта восприятия чувственных данных.В связи с введением фундаментального принципа познания играет особуюважность более глубокая разработка проблемы познания универсалий, чемуспециально уделена 10-я глава книги.
Вопрос о природе универсалий имеетогромную предысторию, которую здесь мы не имеем возможности осветить дажекратко. Для нас важно то, что и в этом случае Рассел занял весьма«антиредукционисткую»,реалистскуюпозицию,признаваясобственноесуществование универсалий.Итак, по Расселу некоторые универсалии мы способны познавать черезнепосредственное знакомство, другие же только через описание.
Что касается40первых, то механизм этот в изображении Рассела выглядит чрезвычайно простымобразом: «Ясно, что мы знакомы с такими универсалиями, как белый, красный,черный, сладкий, горький, громкий, твердый и т.п., т.е. с качествами, которыепроявляются в чувственных данных. Когда мы видим белое пятно, мы знакомы, впервом приближении, с конкретным пятном, но, много раз наблюдая белые пятна,мы легко научаемся абстрагировать белизну, которая присуща им всем как нечтообщее, и в процессе изучения приобретаем знакомство с белизной» ([134], с.230).Невозможно удержаться от того, чтобы уже здесь не отметить радикальноеотличие расселовского понимания способа познания чувственных универсалий отболее поздних интерпретаций механизмов научения через внешние остенсивныеопределения, как это первым описал Витгенштейн.
Представления Расселавообще не включают внешнее влияние: мы как бы сами, исключительно на основеданных своего опыта научаемся тому, что такое универсалия, понятие «белый».Кроме чувственных универсалий непосредственное знание-знакомствовозможно также и применительно к универсалиям-отношениям, таким какбольше/меньше, раньше/позже и т.д. Механизм этот по Расселу столь же прост исамоочевиден, как и предыдущий: «Я могу одновременно видеть два оттенказеленого и могу видеть, что они похожи; если в то же самое время я вижу оттеноккрасного, я могу убедиться, что два оттенка зеленого больше похожи, чем любойиз них похож на красный. На этом пути я приобретаю знакомство со сходствомили подобием» ([134], с.
231). Тем не менее следует подчеркнуть, чтораспознавание таких соотношений уже не является частью собственно ощущения(познания самих чувственных данных), а включается в более широкий процессвосприятия. Это новый уровень познания, и он таит в себе куда большевозможностей для ложных суждений и ошибок.Нелишним будет в очередной раз отметить уже упоминавшийся нами ранееаспект картины эпохи: в главе «Идеализм» содержится весьма примечательноеуказание на исторический контекст, в рамках которого формировались ипробивалисебедорогуописанныевышевзгляды:«Слово«идеализм»41используется разными философами в самых различных смыслах. Мы будемпонимать под ним доктрину, согласно которой все существующее (или, покрайней мере, все известное нам существующее) должно быть в некоторомсмысле ментальным.
Эта доктрина, которая чрезвычайно широко распространенасреди философов, облечена во многие формы и защищается исходя из самыхразных оснований. Доктрина эта имеет столь широкое хождение и стольинтересна сама по себе, что даже самый краткий очерк философии долженуделить ей внимание» ([134], с.180).Сегодня, когда столь буквально понимаемый идеализм давно уже являетсяглубоко маргинальным явлением, нам трудно вообразить себе описанные вышеобстоятельства. Однако это лишний раз должно побуждать нас более взвешенноподходить к оценке теории чувственных данных как важного этапа в историиразвития аналитической эпистемологии.Другой исторически значимой работой Рассела, в которой развѐрнутоосвещается тема чувственных данных, является «Мистицизм и логика» (1917)[72].Так, одна из еѐ глав называется«Связь чувственных данных и физики».
Онапосвящена важному и интересному для нас вопросу взаимодействия «двухмиров»: внешнего физического пространства объектов и событий и частногопространства чувственных данных.С учетом того, что познание чувственных данных характеризуетсянепосредственностью, в то время как знание об объектах внешнего мира являетсяопосредованным, причем посредниками выступают именно чувственные данные,представляется отнюдь не праздным и бессмысленным вопрос о доводах в пользусуществования внешнего мира.Вопрос этот является особо актуальным в свете вполне интуитивноочевидных предположений здравого смысла о том, что события и объектывнешнего мира являются причинами событий, отражающихся в нашем частномпространстве.
При этом сами связи «между мирами» нашему наблюдениюпринципиально недоступны (в силу того, что нам не доступен непосредственно42внешний «коррелят» наших ощущений).Тем не менее все естественные науки претендуют на познание именновнешнего, физического мира. И здесь есть два пути.
Первый - постулироватьсуществование внешнего мира и наших каузальных связей с ним как априорноизвестный нам принцип. Но это лишит естественных наук статуса строгоэмпирических, поскольку в основе их будет отныне лежать тезис, никак неподтверждѐнный опытом.Второй вариант – признать объекты внешнего мира функциями отчувственных данных, а не наоборот.
Тогда в рамках нашего познаниячувственные данные и события внутреннего мира первичны и являютсясобственно основой, причинами нашего познания, в то время как факты особытиях внешнего мира лишь опосредованно выводятся из них как следствия.Но есть возможность провести и более последовательную, целостнуюлинию анализа. Для этого Рассел вводит понятие сенсибилий: «Я буду называть«сенсибилиями» те объекты, которые обладают таким же метафизическим ифизическим статусом, что и факты ощущений, но не обязательно являющиесяфактами какого-либо индивидуального сознания. Таким образом, отношениесенсибилии к факту ощущения подобно отношению мужчины к мужу: мужчинастановится мужем, вступая в брачные отношения и, аналогично, сенсибилиястановится фактом ощущения, вступая в отношение ознакомления» ([72], с.