Диссертация (1148754), страница 7
Текст из файла (страница 7)
И то, что мывидим, постоянно изменяет форму при нашем передвижении по комнате, а сталобыть, чувства дают нам не истины о самом столе, а лишь явление стола. […]Таким образом, становится ясно, что реальный стол, если таковой есть, несовпадает с тем столом, который предстает нам при визуальном контакте иликасании.Реальныйстол,еслитаковойесть,вовсенеизвестеннамнепосредственно, но известен через вывод из непосредственно известного»([134],с.159).Затем мы читаем пассаж, содержащий аргумент, примечательно схожий посвоей сути с тем, что впоследствии будет названо аргументом знания: «свет,который мы непосредственно видим, который мы знаем прямо посредствомнаших чувств, не есть форма волнового движения и представляет собой нечтоотличное — нечто, что мы все знаем, если мы не слепы, хотя и не можем описатьэто так, чтобы передать наше знание слепому.
Напротив, волновое движениемогло бы быть вполне описано слепому, так как он может приобрести знаниепространства через осязание и иметь опыт волнового движения на море почти также, как и мы. Но то, что может понять слепой, не есть то, что мы имеем в видупод светом: мы имеем в виду под светом в точности то, что слепой никогда неможет понять, и то, что мы никогда не можем описать ему» ([134], с.173).После проведения такого различия уже можно вводить собственно понятиечувственных данных, как всего того, что познаѐтся нами в рамках чувственногоопыта непосредственно: цвета, звуки, запахи, твердость, гладкость и т.д.Подчеркивается правомерность и важность проведѐнного Муром различия:«когда мы видим цвет, мы имеем ощущение цвета, но сам цвет есть чувственно34данное, а не ощущение.
Цвет есть то, о чем мы имеем непосредственноеосознание, а само осознание есть ощущение» ([134], с. 160).Далее, после описания впоследствии хрестоматийного примера с монетой,кажущейся с большинства ракурсов овальной, Рассел в столь же явном,неуклончивом виде формулирует концепцию частного пространства: «Реальноепространство — общее для всех; кажущееся — индивидуально для каждоговоспринимающего его. В индивидуальных пространствах отдельных людей одини тот же предмет имеет разные формы; следовательно, и реальное пространство, вкотором этот предмет имеет свою реальную форму, должно отличаться отиндивидуальных пространств» ([134], с.174).Утверждается, что хотя одна и та же вещь может восприниматься двумялюдьми настолько схожим образом, что они вполне могут идентифицировать еѐ содним словом (без чего наши коммуникации были бы крайне затруднительны),тем не менее, всякое индивидуальное восприятие всегда уникально.
Каждыйживѐт в своѐм мире, в своѐм частном пространстве. А точнее даже пространствах,поскольку каждый орган чувств создаѐт своѐ собственное пространствовосприятия, и лишь опыт учит нас синтезировать их в нечто условно единое.Чтожекасаетсяфизическогопространства,тоегоследуетинтерпретировать как «пространство перспектив». Представим себе монетку,стоящую на столе ребром. Всем точкам, расположенным на прямой, проходящейчерезцентрэтоймонеткииперпендикулярнойеѐплоскости,будутсоответствовать еѐ круглые образы (appearances), которые при этом можноупорядочить по размеру.
Всем точкам плоскости, проходящей вдоль монеткибудут соответствовать образы, имеющие форму узкого прямоугольника («ребра»).Их также можно упорядочить по размеру в зависимости от удалѐнности отмонетки. Таким образом, каждой точке пространства комнаты можно поставить всоответствие некоторый проективный образ. И именно отношения, в том числегеометрические, составляют суть и ключевую природу самого понятияпространства, которое ко времени Рассела уже не следовало понимать в35абсолютном, субстанциальном, ньютоновском ключе.Показательно, что это «пространство перспектив» по Расселу шестимерно.Наше традиционное трѐхмерное понимание пространства основано на нашемсобственном опыте восприятия, то есть на понимании исключительно частногопространства.
В его пределах всегда есть предзаданная точка отсчета – нашаточка зрения, собственное наше положение. Конечно, в рамках абстрактныхразмышлений мы можем «выносить» точку отсчета «за пределы себя». И тем неменее чтобы иметь возможность мыслить пространство трѐхмерным, мы обязаныэту точку отсчета в любом случае зафиксировать. Однако это есть в известнойстепени наш произвол, порождение наших привычек и стереотипов.
Вдействительности ни одна точка отсчета не является более фундаментальной, чемкакая-либо другая, а природа пространства не кроется в отношениях к однойконкретной точке. Отношения по Расселу сосуществуют между всеми точкамисразу, и именно это порождает указанную шестимерность.Правда, теперь, чтобы иметь в каждом конкретном случае определѐнныешесть координат, нам всѐ равно нужно иметь некоторую точку отсчета (например,нижний угол комнаты, с пущенными по плинтусам и к потолку осями). Но теперьэти координаты будут задавать не положение точки относительно этого угла, аопределять положение точки в рамках трехмерной проекции предмета нанекоторую удалѐнную точку зрения.Среди других важных нововведений по сравнению с идеями Мура стоитотметить рождение аргумента временного лага.
В качестве примеров Расселприводит гром и молнию, которые в физическом пространстве рождаютсяодновременно в рамках единого и локально определѐнного события, а донаблюдателя, как правило, доходят в «разрозненном» виде в силу того, что разныевиды сигналов передаются в пространстве с различной скоростью в зависимостиот механизмов реализации и задействованных в них видов взаимодействия.Другим примером является солнце, свет от которого доходит до Земли примерночерез 8 минут после своего излучения на солнце, что говорит о том, что36собственно солнце как физический объект мы никогда не видим и это в принципеневозможно. Мы видим лишь образ солнца, возникающий под воздействием егоизлучения, доходящего до нас с весьма существенным временным лагом. Но вобщем концептуальном смысле сходные соображения касаются и близких к намвещей: микролаг присутствует в каждом случае, следовательно мы познаем несами вещи, а лишь «ориентируемся по следствиям», и прямой реализм не можетбыть истинным.Классическим спутником аргумента от временного лага является аргументот галлюцинаций, и здесь вклад Рассела также существенен.
В данном случае онприменяет собственную же концепцию об именах собственных как скрытыхдескрипциях, и только по отношению к последним можно осмысленно икорректно задаваться вопросом об их истинности или ложности, реальности илинереальности, существовании или несуществовании.Так, например, задаваясь вопросом, «Существовал ли Гомер?» мы вдействительностиинтересуемся(сомневаемся)поповодусуществования«конкретного и единственного древнего грека, автора конкретных, дошедших донас эпических поэм». Нас интересуют события и факты, и разговор идѐт именно оних, а не о «сущности и природе божественной гениальности Гомера». Такимобразом, о Гомере мы заключаем по «данному» (поэмам) и до некоторой степенидаже через них определяем.
Поэтому было бы совершенно немыслимо задаватьсявопросом о его существовании вне этих определений, вне дескрипций. У настогда просто не было бы критерия для идентификации, а значит какой-либовозможности, способа ответить на данный вопрос. А тогда такой вопрос был бы,строго говоря, абсолютно бессмысленным. Осмысленность ему придаѐт то, чтомы изначально понимаем, о чем говорим.
Более того, бессмысленным в такихусловиях был бы не только вопрос, но и утверждение «Гомер существовал».Когда же мы переходим к анализу чувственных данных, в том числе и вслучае галлюцинаций, то ситуация в сущности обстоит схожим образом:допустим, я закрываю глаза и говорю: «я вижу некое остаточное изображение в37виде ярко зелѐного овального пятна».
Затем я говорю: «Пусть Х – это овальноезелѐное пятно». А далее задаюсь вопросом: «существует ли Х?» Если я пытаюсьосмысленно ответить на данный вопрос вне контекста первых двух собственныхвысказываний (включающих дескрипции), пытаюсь «постичь суть и природу Хсамого по себе» и исходя уже из этого что-либо заключить о его (Х)существовании и ли несуществовании, онтологическом статусе и прочем, то ясовершаю изначально в корне некорректное и строго бессмысленное действие.Потому что вопрос этот целесообразен только с учетом первоначальныхдескрипций, а они в свою очередь сами отсылают нас к конкретным событиям ифактам и тем самым определяют границы того, о чем идѐт речь.
Тогда вопрос«существует ли Х?» сам по себе вырождается. Всѐ то же самое касается и вопроса«реален ли Х?», поскольку Рассел рассматривает существование чего-либо и егореальность как синонимы.Чем же тогда чувственные данные, познаваемые в рамках иллюзий,отличаются о тех, которым мы приписываем соответствие событиям и объектамфизического мира? Главное отличие по Расселу – это отсутствие в случаегаллюцинаций корреляций между содержанием нашего частного пространства ичастных пространств других людей. Проще говоря, мы видим то, чего другие невидят. Это то, что называется конфликтом первой и третьих перспектив.