Диссертация (1148754), страница 27
Текст из файла (страница 27)
спозициейВитгенштейна: «Wesay, "Surelywecanseesomethingwithouteversayingorshowingthatwedo,andontheotherhandwecansaythatweseeso-and-sowithouteverseeingit;thereforeseeingisoneprocessandexpressingwhatweseeanother,andallthattheyhavetodowithoneanotheristhattheysometimescoincide‖». / «Мыговорим: ―Конечно, мы можемвидеть что-либо без сообщения или демонстрации того, что мы видим, с другой стороны мы можемговорить, что видим то-то и то-то даже если никогда этого не видели; таким образом, виденье - это одинпроцесс, а сообщение, что мы видим – другой, и всѐ, что есть между ними общего – это то, что иногдаони сочетаются‖» ([87], p.286).139стремление к экономности). Но главное – онтологии всякий раз являютсяпроизводнымиоттеорий,атеории–этомножестваутверждений,сформулированных в некотором языке.
Таким образом, ничто принципиальноневыразимое никогда не попадѐт в онтологию Куайна.Там, где Витгенштейн проводит границу между выразимым и невыразимым,Куайн проводит черту между тем, существование чего допускать целесообразно,и тем, о существовании чего говорить нет никаких рациональных оснований.Этот тонкий момент является ключевым для понимания философии Куайна:дело не в том, что чувственных данных не существует «на самом деле», а в том,что невозможен язык, термы которого отсылали бы к чистым чувственнымданным, а значит невозможна теория, которая обязывала бы нас допустить ихсуществование. Дело не в том, что чувственных данных не существует(повторимся, утверждается не это), а в том, что мы принципиально не можемиметь достаточных рациональных оснований, чтобы верить в их существование.Однако было бы неправильно на основании вышесказанного считать Куайнаантиреалистом.
Более того, он сам в явном виде называл себя научным реалистом.Ведь, как пишет Л.Б. Макеева, «мир в представлении Куайна не раскалывается намир феноменов и мир ноуменов — это единый мир, с которым мы вступаем вкогнитивные отношения. И именно этот единый мир мы познаем. Таким образом,подобноРасселу,Куайнобосновываетсвойреализмэмпиристскимисоображениями, предполагающими непосредственный когнитивный контактсубъекта с реально существующим, однако, в отличие от Рассела, американскийфилософ не считает, что в этом контакте субъекту открывается структура исодержание реальности. […] В силу этого онтология всегда остается «открытымвопросом», в решении которого можно полагаться лишь на ―терпимость иэкспериментальный дух‖» ([118], c.109-110).Однако не столько отсутствие в чистом виде феноменальных компонентов вонтологии Куайна,сколько отсутствие в ней ноуменальной, непознаваемойсоставляющей вызывает обеспокоенность больше всего.
Б. Мэйтс, идеям которого140будет посвящен наш следующий параграф, указывает по этому поводу: «Тяжелопредставить себе рациональную философию языка, которая откажется признаватьидею, что язык является лишь частью мира, что имеется также еще и некаяэкстралингвистическая реальность, существование и природа которой не зависитсущественным образом от способов нашего еѐ отражения в лингвистическомповедении» ([53], p.234).В самом деле, в тот момент, когда наши представленияоб онтологии в очередной раз претерпевают эволюционные изменения, едва личто-либо меняется в той самой «структуре мира».
Она стабильна, и этастабильность (persistence) – лучшее свидетельство в пользу определѐнности еѐсуществования.§2.6Б. Мэйтс и Р. Монтегю: чувственные данные какинтенсиональные сущностиБывают в истории такие случаи, когда наиболее важный вклад исследователяв развитие общечеловеческой мысли заключается не столько в его личноминтеллектуальном наследии, сколько в прямом влиянии на кого-либо из коллег.Следует признать, что Бенсоном Мэйтсом были написаны весьма значимые дляего области работы о логике стоиков, а также о логическом наследии Лейбница.Однако, на наш взгляд, достойное место в истории философии он займѐт попричине следующих строк Р.
Монтегю: «Проф. Мэйтс в докладе «Чувственныеданные» на философском семинаре Калифорнийского университета(UCLA)18ноября 1966 года поднял интересную проблему точного описания таких ситуаций,про которые мы могли бы сказать: «Джон видит единорога примерно такого жероста, как и реальный стол перед ним»; это была та проблема, которая послужилатолчком для написания данной работы, а также для разработки интенсиональнойлогики, которая здесь содержится» ([55], p. 179).141Доклад Мэйтса позже был воплощен в одноимѐнную статью, что позволяетнам познакомиться с его судьбоносным содержанием.
Нам сложно сказать, какиеименно мотивы подтолкнули Мэйтса в 1966 году отстаивать теорию чувственныхданных. Существует лишь гипотеза о том, что Мэйтс, как специалист по античнойфилософии, весьма позитивно относился к мировоззрению скептицизма, а потомукогда обнаружил определѐнный складывающийся в его время консенсус поэпистемологической проблематике, предпочѐл выступить на противоположнойстороне. Таким образом, более корректное понимание его замысла состоит в том,что он выступает не за существование чувственных данных, а лишь против техдоказательств, которые привели ранее оппоненты.Поскольку центральный вопрос статьи – «существуют ли чувственныеданные?», то прежде всего следует дать определение того, о чем идѐт речь.
Наданном этапе после всего проведѐнного выше анализа мы можем попытаться этосделать. Итак:чувственным данным являетсявсякое нечто, способноевосприниматься (ощущаться) непосредственно. Разумеется, мы помним о критикеОстина употребления термина «непосредственно» в данном контексте, поэтомунамследуетпредложитьчеткийкритерийдляразграничениямеждунепосредственным и опосредованным восприятием.Восприятие следует считать опосредованным в том и только том случае, еслионо не может иметь место в случае, если воспринимаемого физического объектане существует.В свою очередь, восприятие следует считать непосредственным втом и только том случае, если оно могло бы иметь место и в случаенесуществования воспринимаемого физического объекта.Было бы затруднительно слышать Биг Бен, если бы Биг Бена несуществовало.
Но было бы нисколько не затруднительно слышать мелодию БигБена (например, в записи), даже после разрушения Биг Бена. Соответственно,восприятие часов является опосредованным, а восприятие мелодии часов –непосредственным.142Конечно, такое толкование чувственных данных при всей своей ясностиявляетсядовольнорасширительным.Так,вкатегориюнепосредственновоспринимаемых сущностей (а значит своего рода чувственных данных) попадутсмыслы убеждений. Например, искренне полагать, что Санта Клаус добр, можнои при отсутствии данного индивида в актуальном мире (особенно когда тебе летшесть). Сюда же попадут и различные вымышленные или воображаемыеперсонажи, такие как Шерлок Холмс, о похождениях которого можно прочитатьнемало книг.
Воображение его драки с профессором Мориарти является вполненепосредственным восприятием по Мэйтсу. Более того, Холмса и вовсе нельзявоспринимать никак иначе, кроме как непосредственно.Вне всякого сомнения, подобные следствия не входили в изначальные планыМэйтса. Его лишь заботили ситуации смешения в отчетах субъекта свойствсуществующих и несуществующих актуально сущностей. Широко известныйрасселовский анекдот о госте, заявившем хозяину яхты: «Я думал, что Ваша яхтабольше, чем она есть на самом деле»18, в данном случае способен служить вполнеуместным примером проблемной семантической ситуации. Что с чем сравнивалгость?Революционные разработки Р.
Монтегю позволяют давать конструктивныеответы на подобные вопросы. Революционными мы склонны их считать потому,что появились они в контексте, характеризуемом Монтегю следующим образом:«В свете серьѐзных вопросов, поднятых У. Куайном по поводу осмысленностиквантификации внутри интенсиональных контекстов, а также неубедительных(inconclusive)попытокКарнапа,ЧѐрчаиКапланапостроитьсистемыинтенсиональной логики, возможность существования такой логики можетпоказаться по меньшей мере спорной. Позволю себе сказать весьма догматически,что я так не считаю. Одна система интенсиональной логики теперь существует,которая в полной мере удовлетворяет возражениям Куайна и других, а такжеобладает простой внутренней структурой и согласованностью с естественным18На что хозяин, как известно, ответил: «Нет, она не больше, чем она есть на самом деле».143языком, и по поводу адекватности которой, как я полагаю, не могут бытьвыдвинуты какие-либо серьѐзные сомнения»([55],p.155-156).
Как отмечает И.А.Герасимова, «Ричард Монтегю стоял в начале той важной и кропотливой работы,которая велась аналитиками-лингвистами и логиками по прояснению смысловинтенсиональных понятий» ([99], с. 79).В качестве иллюстративного материала, на основе которого мы покажемвозможности интенсиональных языков для описания различных эпистемическихконтекстов, мы намеренно выбрали один из наиболее трудных кейсов –воображение.Представим себе19, что у нас есть некий друг Василий, которого мыпопросили вообразить синюю корову. Он соглашается и сообщает нам, что нашапросьба исполнена. Что ж, в таком случае мы можем сформулировать следующеесуждение:(2.6.1) «Корова, которую воображает Василий, является синей».Очевиднымобразом,подобноеутверждениеявляетсяинтуитивноосмысленным с точки зрения любого носителя языка.