Диссертация (1148599), страница 32
Текст из файла (страница 32)
322) ищет ответына главные вопросы, познает окружающий его мир, а следовательно, творитего для себя (мотив познания по своей сути равен мотиву сотворения).По настоянию матери, главный герой становится «писцом»: «ВыучилБенедикт азбуку <…> И ходит теперь Бенедикт на работу в Рабочую Избу.<…> Выдадут ему берестяные тетради, выдадут свиток, откуда списывать,пометят: от сих до сих, ― и сиди себе в тепле, перебеляй» (с. 21–22). ГеройТолстой почти по-гоголевски погружается в работу: «Бенедикт сел за стол,поправил свечу, поплевал на письменную палочку, брови поднял, шеювытянул и глянул в свиток: что нынче перебелять досталось…» (с.
35).Однако в отличие от гоголевского «маленького человека» АкакияАкакиевича Бенедикт переписчик не государственных бумаг, писем ипостановлений, но книг художественных, т.е. его переписывание связано створчеством, с постижением прекрасного (связано или должно быть связано).И герой Толстой не просто повторяет и воспроизводит написанное, немеханически выполняет возложенное на него дело. Бенедикт сочувствует исопереживает герою, историю которого ему приходится переписывать, будьто герои Пастернака или Мандельштама или персонажи русских народныхсказок. Понравившиеся переписываемые строки наделенный «потенциалом»1Стоит отметить, что сходство Бенедикта с фольклорным дураком обнаруживается и вдругом.
Так, несмотря на все достоинства, Бенедикт по природе своей ленив и мечтателен,старается большую часть времени лежать на печи, спать или мечтать. Печь для Бенедиктаимеет большое значение. В мечтаниях Бенедикта прекрасная жизнь видится ему на печи:затопил печь и сидишь в окошко глядишь. Воспоминания о детстве неразрывны смоментами, когда он сидел на печи, свесив ноги. «И вот сидит Бенедикт на печи, аматушка вышивает…» (с. 41).
Мотив героя, сидящего на печи, усиливает отсылку ктрадиционному фольклорному образу «дурака» (не Ивана, но Емели).155(с. 115) герой пытается осмыслить, познать ― заучивает, запоминает,обдумывает: «…иной раз рука задрожит, глаза затуманятся и будто весь вразослабеешь и поплывешь куда-то, а не то словно как ком в горле встанет исглотнуть не можешь…» (с. 22).И хотя Толстая иронически буквализирует понимание героемписьменного слова (например, размышления Бенедикта о Федоре Кузьмиче изаконах, которые он пишет «как поэт», с. 24), однако сама близость его ккниге становится мотивом характерологическими. Именно книга становитсядля Бенедикта вожделенным наслаждением, его страстью, его счастьем. Неполучая ответа на свои вопросы у окружающих его «голубчиков» и«прежних», не доверяя их мнению и не принимая предлагаемые ими советы,Бенедикт только книге доверяется всецело.
«Ты, Книга! Ты одна необманешь, не ударишь, не обидишь, не покинешь!..» (с. 227). «Книга ―источник знания»: эта привычная формула становится основой жизненныхпринципов героя, а мотив поиска «Главной Книги», «где все сказано»(с. 332), где «сказано, как жить» (с. 246), становится главной движущейсилой героя. Мотивы книги-познания в свою очередь тесным образомсплетаются с мотивами поиска смысла жизни, понимания сути души.Важно отметить, что вся книга Толстой о книге (о книгах и о ГлавнойКниге) представлена в виде «книги» самого Бенедикта, ибо весь текст романане что иное как рассказ героя о себе, о голубчиках, о городе ФедорКузьмичске, т.е.
представляет собой исповедь, сопряженную с мотивамисамопознания и сотворения. В романе появляется мотив чтения человека каккниги. Душа героя познается через книгу/книги (любимые книги героя икнигу собственную, его личный рассказ-исповедь). И хотя повествованиеведется не от первого лица, а в форме несобственно-прямой речи, но именнотакая манера позволяет писателю, совмещая и смешивая впечатления имысли героя-голубчика и наблюдения и суждения автора-повествователя,несмышленогоперсонажа-«ребенка»(имеяввидудетскийвозрастчеловечества и цивилизации после взрыва) и взрослого тонкого наблюдателя156Толстой, углубить процесс (само)познания и (само)осознания (т.е. сотворения) окружающего мира.В процессе познания Бенедиктом жизни, в т.ч. собственной, одним изглавных оказывается вопрос о существовании кыси, мотив существованиянепознанного и таинственного в окружающем мире.
«В <…> лесах, старыелюди сказывают, живет кысь. Сидит она на темных ветвях и кричит так дикои жалобно: кы-ысь! кы-ысь! ― а видеть ее никто не может. Пойдет человектак вот в лес, а она ему на шею-то сзади: хоп! и хребтину зубами: хрусь! ― акогтем главную-то жилочку нащупает и перервет, и весь разум из человека ивыйдет. Вернется такой назад, а он уж не тот, и глаза не те, и идет, неразбирая дороги, как бывает, к примеру, когда люди ходят во сне под луной,вытянувши руки, и пальцами шевелят: сами спят, а сами ходят <…> Вот чтокысь-то делает…» (выд. мной. — Е.
Б.; с. 6).«Сделанным» кысью, бредущим сомнамбулически, как во сне,«вытянувши руки», почти физически ощущает себя Бенедикт. Мотивы сна,затуманенного больного сознания, сна-яви вслед за «Сомнамбулой в тумане»воплощаются и становятся значимыми в романе, характеризуя и формируяобраз Бенедикта. «Идешь-идешь, вот уж и городок из глаз скрылся <…> всето хорошо, все-то ладно, и вдруг <…> как встанешь.
И стоишь. И думаешь:куда же это я иду-то? Чего мне там надо? Чего я там не видел? Нешто тамлучше? И так себя жалко станет! <…> И будто червырь сердце точит,точит…» (с. 8).Не определенный никем образ-существо, не имеющий другогоназвания как только «кысь», вводит в повествование мотивы душевноготомления, тоски, кысь «сердце точит», одолевает героя.
И хотя умный иобразованный «прежний», Никита Иванович, опровергает ее существование,в рассказе Бенедикта ощутима истинность испытываемого им состояния. Ктому же в его рассказах о кыси вновь и вновь звучит слово «говорят» ―использованное им во множественном числе (неопределенно-личная форма)или выраженное глаголами в обобщенно-личной форме («идешь-идешь»,157«встанешь», «стоишь» и др.), т.е. с теми грамматическими признаками,которые «доказывают» общность, множественность подобного пережитогоопыта другими (как у всех, как бывает…).Попытка определить кысь как некое существо породы кошачьих, чтонеоднократно делала критика (напр., Н.
Елисеев), оказывается своего рода«невежеством». Знакомое самой писательнице чувство и состояние переданоею герою, ищущему смысла бытия (или «голубчикова» существования). И затеми «старыми людьми», которые «сказывают» и о которых «говорят», могутоказаться типичные представители русского национального характера,литературные персонажи, созданные отечественной классикой, с ихтаинственной и непонятной русской душой, томимой сплином, «охотой кперемене мест», всем тем, что было названо Пушкиным «русской хандрой», акритикой ― духовным поиском литературного героя.В главе «Живете» герой рассказывает о себе: «Смотришь на людей, ―на мужиков, на баб, ― словно впервые видишь, словно ты другой породы,али только что из лесу вышел, али наоборот в лес вошел…» (с.
57).«Голубчиковы» вопросы кажутся странными и смешными, но это вопросыосознания себя и существ вокруг себя. Неслучайно начитанный геройопределит это чувство так: «внутрях фелософия засвербила…» (с. 56).Созданный как «голубчик», оказавшийся в условиях «каменного века» (с. 16,134), неолита» (с. 142), герой Толстой (в иронической форме) воплощает всебе черты почти героя-философа (с. 96 и др.).В образе героя Бенедикта прочитывается (и угадывается другимигероями) обнадеживающая способность к восприятию им культуры (илитературы в частности), исторического наследия.
«Ведь и ты, юноша,причастен! <…> А и в тебе провижу искру человечности, провижу! Коекакие надежды на тебя имею! Умишко у тебя какой-никакой теплится <…>душа не без порывов» (с. 145) ― говорит о Бенедикте Никита Иваныч.158Бывший музейный1 работник из «прежних» взывает к разумуБенедикта, старается развить в нем памятливость, приверженность кнаследию прошлого. Возрождение духовное, моральное, нравственное, помыслиНикитыразрушающемсяИвановича,(илиможетразрушенном)спастимире.остаткиОднакочеловечностивпослевзрывноесообщество «голубчиков» не сохранило остатки прежней цивилизации(ворота «сгнивши»; с. 28), памятники истории утрачены, городские столбы идаже «деревянный пушкин» не будят памяти, ничего не значат дляобитателей Федор-Кузьмичска (бывшей Москвы). Бенедикт говорит о себе иголубчиках: «…знать не хотим, да и скажут ― не запомним…» (с.
57). Мотивпамяти, памятливости в повествовании оборачивается мотивом забвения,беспамятства.Единственная надежда пробудить в Бенедикте и этом сообществепамять, воззвать к душе ― это книга (литература). Книга ― тотединственный клад, то единственное сокровище, которое (по творческойприхоти Толстой) хранят в лесу под «бел-горюч камнем», в хоромах санитараКудеяра Кудеярыча и в «спецхране» Красного терема. Мотив книги какисточника «многих знаний» воплощается в романе в образах-мотивах света(«свет знания», «просвещение прольется», книга светится «как полныймесяц», «светит и ночью!», «огненные буквы» и т.д.) и сплетается с мотивомпамяти.
Книга становится единственным спасенным (неким чудесным итаинственным способом ― почти булгаковским «рукописи не горят…»)памятником, который хранит в себе историю прошлого и, возможно, основубудущего возрождения и перерождения голубчикова общества.Однако образ главного героя «Кыси», как уже было сказано, создаетсяразнополярными мотивами, он двусоставен и противоречив, включает в себяразличные грани человеческой природы, которые с равной силой и1Заметим, что указания «бывший» и «музейный» усиливают в образе Никиты Иванычахарактерологическую значимость мотивов памяти, воспоминания, истории.159независимо друг от друга развиваются в нем.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
