Диссертация (1148599), страница 36
Текст из файла (страница 36)
Хотя, в отличие от Иуды, герой-голубчик не повесится.Логоцентрическаяконцепциярусскойлитературыирусскойментальности «Вначале было слово…», любимая Толстой, ею же иподвергается сомнению. Книга способна помочь в постижении таинствабытия, но она не может заменить процесса познания жизни. Толстая признаетважность книги, но не абсолютизирует ее.
Книга могла бы помочь, но вслучае с Бенедиктом не помогает герою в постижении «азбуки жизни»,постижению подлинной человечности, «нравственного закона внутри себя».Бенедикт должен был написать собственную книгу ― книгу своейжизни, что по сути и представляет собой роман «Кысь». Каждая глава в немназвана Толстой определенной буквой алфавита, причем в название главывынесено значение буквы, а не ее обозначение: не А, но Аз (я), не Д, ноДобро, не О, но ОН, не С, но Слово и др.
И названия этих букв в той илииной степени соответствуют содержанию главы1: в «Аз» происходитзнакомство с героем; в «Буки» рассказывается о его житье-бытье; познаниегерою несет Никита Иваныч, сведения о котором представлены в главе«Веди», и т.д. Однако прав был главный истопник, когда говорил о том, чтобуквы в книге жизни (Бенедикта) перепутаны ― расположение глав не вовсем соответствует старославянскому алфавиту. Примерно во второйполовине романа буквы начинают «путаться» («перепутаны ее страницы»),порядок букв и глав нарушается: глава «Ща» оказывается раньше не толькоглавы «Ша», но и главы «Ци» и «Червь», «чужие» буквы («и буквы ненаши») появляется в общем строе ― например, пресловутая буква «Фита»(наряду с буквой «Ферт»). Буква (и соответственно) глава «Земля» вообщеоказались пропущенными.
Возможно, чтобы не путать с «Зело» (два слова с1«Сначала я хотела главы просто пронумеровать. Но показалось скучно. <…> Потомрешила, что раз роман про книгу, так и сделаем из него книгу. Расставив эти буквы <…> яобнаружила, что их имена ― аз, или глагол, или покой ― каким-то образом ― неполностью, но заметно ― отражаются в тексте главы. Своего рода мистика…»(Толстая Т. Мюмзики и Нострадамус. С. 335).174одной буквы «З»; но при этом буквы Ферт и Фита присутствовали воглавлении обе). Но, возможно, мотивация лежит и глубже: «Земля»означала «край», «страна», «народ» и в своем цифровом значении («7») былавоплощением духовного совершенства. Однако ни в реальном мире, ни впространстве романа совершенство не достигнуто (и не достижимо).
Можетбыть, поэтому Толстая и выпустила эту букву-главу в расчете навнимательного читателя, в любом случае ― цельного и стройного сюжета вэтой книге-жизни нет. Образ-мотив прочитанной, но непонятой «книгибытия» героя, где «дик и невнятен алфавит», символизирует мутациюсобственно бытия.Вместе с тем заметим, что главы книги Бенедикта соединяются отнюдьне по принципу постмодернистского пастиша или коллажа. Главыпредсказывают, уточняют, комментируют друг друга, образуя целостныйтекст. В результате роман-книга героя представляет собой своеобразныйпазл, которому присуща изначальная, но временно разрушенная, забытаяцелостность.При этом в романе два различных действия — писать и читать книгу —по сути, оказываются тождественными.
Поскольку текст — зафиксированнаяв слове память, то воспроизведение текста или его создание (сотворение)объединяются общим принципом — процессом воспоминания (вариантмотива памяти), для которого свойственно нарушение хроникальногоразвития сюжета.«Отрицание» и «надежда» спорят в сознании Толстой, и та желитературность позволяет писателю завершить роман оптимистично.«Кончена жизнь, Никита Иваныч, ― сказал Бенедикт не своим голосом.Слова отдавались в голове, как в пустом каменном ведре, как в колодце…»(с.
323). Охваченные пламенем костра, на котором должен был погибнутьНикита Иваныч, сгорели многие дома Федор-Кузьмичска, но (главное дляБенедикта) сгорел и Красный терем, главное хранилище книг «голубчикова»сообщества. «К вечеру Бенедикт <…> огляделся пустыми глазами: равнина175еще курилась сизыми дымками, но огонь был сыт и улегся» (с. 322).
Вфинале романа, по сути, последнего художественного произведенияписателя, иначе начинают прочитываться и мотивы ранних рассказовТолстой. Так, мотив огня, пламени небесного, воплощающего жизненнуюсилу, энергию поиска счастья («Соня», «Огонь и пыль»), приобретает в«Кыси» амбивалентный смысл — несет идею разрушения, уничтожения,кары небесной. Оказалось, что «рукописи горят».
«Кончена жизнь…»Между тем в традиции долготерпеливого русского человека(«толстовца», с. 271) Никита Иваныч ответствует: «Кончена, ― начнемдругую, ― ворчливо отозвался старик» (с. 323). Жизнь книги закончилась вмире романа Толстой, но жизнь «человеков» продолжается. Простившийпредательство Никита Иваныч, «вознесся», «воспарил» к небесам (с. 324).При этом заключительная фраза героя ― ответ на вопрос «Так вы неумерли, что ли? А?.. Или умерли?..» (с. 324) ― звучит так: «А понимай какзнаешь!..» (с. 324). И со всей очевидностью эта фраза бросает отсвет напонимание всего романа, в том числе и понимание роли книги в жизничеловека.
И человек, и жизнь, и Книга, и законы «как жить», по наблюдениямавтора, ― двойственны, неоднозначны, противоречивы. И каждый понимаетих «как знаешь…» (с. 324). Неслучайно цитата, завершающая повествованиеТолстой, тоже толстовская, но уже из Н. Крандиевской-Толстой, прабабкисовременнойписательницы,ионатожеподтверждаетпониманиедвусоставности человеческого духа ― который, в ее представлении, «…инищ, и светел»1.Как ни странно, герой «Кыси» Толстой в конечном итоге оказывается врядуне«маленькихгероев»Гоголя(например,ужеупомянутогопереписчика Акакия Акакиевича Башмачкина)2, а «новых» героев русской1Крандиевская Н.
Избранные стихотворения //krandievskaya.narod.ru/Krandievskaya.htm«Маленьким человеком» в романе Толстой, как ни странно, оказывается «большой»Федор Кузьмич. Застигнутый Бенедиктом и Главным Санитаром в Красном Тереме, впрямом смысле «загнанный в угол», наиглавнейший мурза произносит очень-гоголевскую2176классической литературы. С целым рядом оговорок и условностей, ноБенедикт оказывается в ряду Базарова или даже Раскольникова (как вариант,можетбыть,его«двойников»ЛужинаилиСвидригайлова).Хотяокончательный (или предварительный?) выбор, который делает (за)главныйгерой повествования Толстой, оказывается иным, чем у героев классическойрусской литературы.Толстая действительно пытается проникнуть в таинство «русскойзагадочной души». Но в отличие от классиков ХIХ века, ищущих ивоплощающих в своих произведениях идеал (даже осознавая, что идеала нетв реальной жизни), Толстая уже не идеализирует литературу и литературногогероя, она отказывается от понятия «хороший / плохой», «положительный /отрицательный».
В человека (и в себе самой) она видит разные начала,«несколько душ», которые при всем их несовпадении мирно сосуществуют впределах одной человеческой личности и выходят наружу при тех или иныхобстоятельствах («полной тревог и обмана жизни», с. 123). Писатель видит ипонимает порочную и неоднозначную природу человека, видит слабые исильные стороны человеческой натуры, но в качестве героя своегопроизведения избирает того, кто способен «осознать».
Совершить ошибку (ки), но «осознать» (может быть, не теперь, но в будущем, за пределамиромана).Природное, животное, звериное начало человека не пугает Толстую.«Человек ― он не без изъяну. У того хвост, у того рога, у того гребеньпетушиный, чешуя, жабры... Морда овечья, да душа человечья» (с. 161). Онапросто признает и констатирует его наличие. Отсюда ее герои не простосвиньи, собаки, рыбы, жабы, мыши и др., чьими чертами («последствиями»)наделены «голубчики», не просто «рыла зверообразные» (с.
52), но звери всамом широком (прямом и переносном) смысле слова. Неслучайно одно изфразу, «угадываемую» знакомую фразу Акакия Акакиевича: «Зачем вы меня…» (уТолстой она звучит как «Зачем вы меня… ссаживаете?», с. 298).177интервью о «Кыси» Толстая завершает словами из известного фильмаН. Михалкова «Господа, вы звери! Вы звери, господа!»1Таким образом, анализ романа «Кысь» на уровне сюжета, системыперсонажей,тематическихоппозиций,мотивнойорганизации,языкапозволяет сделать вывод о связи романа с поэтикой всего толстовскоготворчества. Сюжетное повествование о поисках разгадки сущности человека,смысла его существования и способов преодоления земных природныхзаконов жизни и смерти прослеживается от ранних произведений допоследнего художественного текста, хотя и обнаруживает некоторыетрансформации, в частности, в мотивной системе.Судьба главного героя романа традиционно для прозы Толстой теснымобразом связана с мотивами (само)познания, (со)творения, поиском истины,превращения и др.
Однако в отличие от мотивов ранних рассказов,организующих жизненный путь героев, в «Кыси» мотивы наполняютсяантитетичной семантикой: взросление → невзросление героя, познание →непознания самого себя, людей и окружающего мира, обретение истины →не обретение, развитие → деградация. Изменение мотивной семантики вромане символизирует, по Толстой, катастрофичность современного этапачеловеческого и исторического развития.НановомэтапежизнетворчестваТолстойменяетсяракурсизображения традиционных для писателя мотивных оппозиций: старого инового, дикого и культурного, творчества и имитации, варварского ицивилизованного, интеллекта и примитивности, памяти и беспамятства,прошлого и настоящего. Если в ранних рассказах писатель акцентировалвниманиенатворческойспособностичеловека,насилеразума,духа/душевности, жертвенности, власти памяти, то в романе «Кысь» Толстаяиронически констатирует их утрату и аннигиляцию.Отказ автора от надежды на лучшую жизнь, на торжество разума,которые оказались тщетны и сменились (постмодернистичным) осознанием1Толстая Т.
Мюмзики и Нострадамус. С. 337 — фраза из фильма «Раба любви» (1975).178поражения человеческого рассудка, его неполноценности обнаруживается впоэтике Толстой через трансформацию сквозного в ее прозе мотива мечты.Лейтмотив мечты, смыкаясь в романе с мотивом книги, постепеннодесакрализуется, заменяется иронической оценкой мечты и книги (сравнениечтения с едой) и в финале приобретает значение безумной одержимости.
Впрозе Толстой, таким образом, прослеживается переход от мотивамечты/фантазии/грез (ранних рассказов) → через мотив сна, сомнамбулизма(«Сомнамбула в тумане») → к мотивному ряду кыси-мысли-безумия вромане «Кысь».Мотив «детскости», детства в романе разрастается, усложняется. В«Кыси» прежде всего он организует ранний период развития мира вообще,цивилизации в целом, условное пространство великого неразумия илинезнания. Детство оказывается некой знаковой проверкой на жизненностьобщества и самого человека как существа, в первую очередь, социальнокультурную. Мотив детскости изначально (в рассказах) заявленный какположительный,светлый,(трансформируется/заменяется)волшебный,вроманесозидающиймотивомпереходит«детскости»→«незрелости» → «невежества», буквально животного, темного, неразвитого ивоспринимается разрушающим началом человеческой личности.Мотивная дихотомия «память — забвение» является одной издоминант в романе «Кысь» и приобретает многоаспектный характер.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
