Диссертация (1148599), страница 33
Текст из файла (страница 33)
«Первая» и «вторая» души, окоторых рассуждала в интервью Толстая, обнаруживают себя в ее персонаже.Несмотря на «причастность», настоящую ценность книги Бенедикт неосознает (в конечном итоге и не осознает). В ситуации, когда Бенедиктприглашен к Варваре Лукинишне, и она показывает ему одну изстаропечатных книг, Бенедикт впервые увидевший типографскую книгу,испуганный и встревоженный, спрашивает: «Ну и что теперь?». Растеряннаяхозяйка отвечает: «Ну как… Я думала…». Бенедикт: «А зачем думать? Яжить хочу…» (с. 125).
Т.е. ищущий Книгу, желающий прочесть все книгигерой в то же время не готов думать, не готов проникнуть в сущность книги.Не связывает для себя книгу и жизнь.На вопрос Никиты Иваныча, что спасать из горящего дома будешь,герой ответствует: «Я бы стуло (матушкино) вынес» (с. 140). Несмотря насвою любовь к книгам, в них Бенедикт не видит никакого толку: если пожар,«они ж первые загорятся. Пых! — и нетути.
Это же дрянь, береста, матерьялпустой» (с. 140).Никита Иванович и мать Бенедикта пытались прививать герою«основы морали». «Учить всяким рассуждениям: думайте, думайте сами,молодой человек, рассуждайте своей головой» (с. 83). Действительно,Никита Иванович объясняет герою жизнь, рассказывает о Пушкине, задаетвопросы о человеческих ценностях. Но в тексте звучит комментарий: «<…>пока без толку…» (выд. мной.
— Е. Б.).Знаковым оказывается и «ритуальное» обрубание Никитой Иванычемхвостика Бенедикта, которое обнаруживает связь с мотивом испытания,подготавливающего к переходу в новое измерение (с. 161). Никита Иванычвидит в «обрубании хвостика» символическую ступень на пути кочеловечиванию Бенедикта, к переходу от первобытного, животногосостояния на новую ступень умственного и морального развития: «чаюдуховного возрождения! <...> в тебе провижу искру человечности!» (с.
140).Однако герой «Кыси» не проходит испытания, так как воспринимает160расставание с хвостиком лишь прагматически: «Ведь жениться — это нетолько оладьи да вышиванье <…> это ж портки снимать! А Оленька глянетда и испугается» (с. 135).Своего рода невыполненным испытанием можно считать и заданиеизготовить памятник Пушкину: «Чистый даун. Шестипалый серафим» —скажетопамятникеЛевЛьвович,тожеизПрежних.Снижение,пародирование в романе архаического мотива перехода героя на другойуровень помещает тему «морального» взросления главного героя втравестийныйконтекстиоборачиваетсяамбивалентнымимотиваминевзросления, непонимания, дикости, варварства, деградации.Животный (звериный) инстинкт Бенедикта подсказывает ему: «Мараль,конешно, ― это хорошо, кто спорит. Но <…> окромя марали, еще много чегов жизни есть» (с.
83). И это «много чего еще» ― житейский смысл, то, чтоТолстой было определено как «иррациональное, инфантильное, примитивножадное, животное», что содержится в «одной из душ» каждого человека1.Герой обытовленно-по-человечески рассуждает: «Ежели бы моего добраголубчики не крали, ― это, конешно, мараль…» (с. 83).Не менее мотивированно герой может рассуждать и о «близких ↔чужих». Показательными оказываются мысли Бенедикта о поваре, который«приворовывает» «мышиные тушки получше» для своих детей: «Чужой он иесть чужой <...> А может ему и не так голодно, чужому.
Может, он какнибудь так, обойдется2. А свой ― он теплый. У него и глаза другие» (с. 42).Или об играх, в которых «голубчики» калечат друг друга: «Конешно,ясное дело, ежели мне кто член какой повредит <…> это не смешно, это яосерчаю, спору нет. <…> А если другому ― тогда смешно.
А почему? ―потому что я ― это я, а он ― это уж не я, это он…» (с. 148).1Толстая Т. Мюмзики и Нострадамус. С. 334.Как было показано, мотив голодных блокадников («своих и чужих») звучит в повести«Сомнамбула в тумане» в сне главного героя.2161Животный подход (едва ли не в прямом смысле от слова «живот»)обнаруживает Бенедикт и в понимании книги: «…так про книжицы завсегдаговорят: пища духовная. Да и верно: зачитаешься, ― вроде и в животеменьше урчит» (с. 85). Мотив поедания пищи в «Кыси» преобразуется винтеллектуальное поедание, буквальное проглатывание книг, «съеданиеписьма»,своеобразныйдуховныйканнибализм.Углавногогерояпросыпается интеллектуальный (буквально) голод (с.
85). Бесконечныеописательные ряды яств в доме Кудеярова — от мышиного супчика, мышейвареных1 до ватрушек, пирожков, блинов и т.д. — превращаются в такие жебесконечные ряды книг — от сказок до словарей и энциклопедий,проглатываемых героем. Слово «культура» превращается в «меню».Познание героя конкретно, воспринимается им едва ли не наощупь.Неслучайно, говоря о себе, что он «страсть как читать любит» (с. 137),«вообще искусство» любит, «музыку обожает», в действительности Бенедиктне обнаруживает знания прочитанной литературы: например, Пушкин длянего — «пушкин-кукушкин», «буратина» (с. 149), или он по-голубчиковскипутает Брамса и междометное «брамс!» (с.
137).Буквальное (и поверхностное) понимание героем значения слова (ибуквы) обнаруживается в тех представлениях, которые связаны у Бенедикта собразом каждой конкретной буквы. «Вот буква “он”, окошко круглое, словнобы смотришь через него с чердака на гулкий весенний лес <…> Вот “покой”,― так это ж дверь, проем дверной! А что там за ним? ― незнамо <…> А вот“хер”, али “живете” ― те, наоборот, загораживают путь, не пускают, крестнакрест проход заколачивают <…> “Ци” и “ща” ― с хвостами, как Бенедиктдо свадьбы. “Червь” ― как стуло перевернутое» (с. 281).1Стоит отметить, что мотив поедания мышей встречается у Толстой еще в раннихпроизведениях. К примеру, в рассказе «Любишь — не любишь», в фантазиях героиниКати ее учительница Марьиванна под видом деликатесов предлагает: «доешь червяков»,«скушай маринованную лягушку» (с. 62).
Или Катя: «Положите мне пюре из дохлыхмышей, пожалуйста!..» (с. 62.). Однако в рассказе эпизод носит исключительнофантазийный характер, так как является выдумкой-игрой героя-ребенка.162Как известно, каждая буква алфавита в древнеславянском языке, уистоков возникновения алфавита, имела свое значение, смысл и семантику.Азъ означал человека («я»), Буки имел значение «быть», Веди ― «знать»,Глагол ― «говорить» и т.д. По представлениям специалистов, алфавит былтак задуман и построен Кириллом и Мефодием, что заключал в себе некоесмысловое (осмысленное) послание. Первые буквы алфавита складывались всуждение: «Я(азъ) буду знать(ведать) и говорить, что добро присуще(есть)<всему> живому».
Буквы Р, С, Т давали наставление: «Изрекай словоистинное (твердое)». Каждая буква в отдельности имела не только своеназвание, но значение, смысл, а все вместе буквы были неким сводомзаконов, заключали в себе некие нравственные ― людские ― заповедиморали и нравственного поведения.Отлично зная все буквы алфавита (с. 21–22), Бенедикт тем не менее неможет постичь их внутреннего содержания, смысла и значения. Внешнийобраз буквы рождает в нем ассоциативный ряд виденных им предметов(крюка, двери, шапки), не более того.
Т.е. в том же буквальном смысле:азбуки-то Бенедикт и не знал. «Азбуку учи! Азбуку! Сто раз повторял! Безазбуки не прочтешь» ― взывает к герою Никита Иваныч (с. 322).Понимание жизни и книги, к которому призывает Никита Иваныч, дляистопника существуют «на разных уровнях» (с. 275). Однако примитивный(или еще юный1) «голубчик» воспринимает слова буквально. «А почему ещежизнь духовную называют возвышенной? ― да потому что книгу кудаповыше ставят, на верхний ярус» (с. 286).Герой-«голубчик»,юноша,неумеющийабстрагироватьсяотконкретики, не способный подняться над текстом ради его осмысления ― неготовый «воспарить», ищет книгу как материальный предмет, стремитсяобнаружить запись-закон, намерен найти письменное уложение, которое, с1Заметим, что в отношении к Бенедикту дважды в романе звучит знаменитая фраза«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…», которая преждебыла использована Толстой и применительно к герою повести «Сомнамбула в тумане».163его точки зрения, поможет познать и понять жизнь, ее смысл, себя («Кто ятакой? Зачем?»).
Он ищет истину не посредством книги и не с помощью нее.В книге он озабочен не ее содержанием, а ее наличием. «Голубчиковое»сознание Бенедикта ориентирует его на конкретность и материальностькниги, на ее сюжетно-событийное содержание, но не духовное, нравственное.Понятия высокого уровня герою не доступны. Потому Никита Иваныч ивосклицает: «Рано еще! <..> Тебе рано. Ты еще азбуку не освоил.
Дикийчеловек <…> Читать ты, по сути дела, не умеешь, книга тебе не впрок,пустой шелест, набор букв. Жизненную, жизненную азбуку не освоил! <…>есть понятия тебе недоступные: чуткость, сострадание, великодушие» (выд.мной. — Е. Б.; с. 270).Неодносложность (как минимум, дву-составность) героя обнаруживаетсебя как в плане его материально-бытовой, так и в плане духовно-моральнойжизни.
С одной стороны, он «причастен», на него возлагаются некиенадежды, но с другой стороны ― он приземленно конкретен, умения«воспарить» он (пока) не обрел. Мотив испытания (проверки) жизни новогочеловека максимально редуцирует значение личного выбора, поступковгероя и показывает их несостоятельность.Между тем Бенедикт с его неразвитой душой, кажется, способенвлюбиться. Как известно, мотив любви всегда был в русской классическойлитературе«прогнозическим»,«испытательным»,по-своемуэкспериментальным.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
