Диссертация (1148599), страница 27
Текст из файла (страница 27)
334), «белый» папа (с. 308),«борода белее соли» (с. 307), «ел пончики, зажмурив от счастья глаза»(с. 334). Неслучайно в повести он сравнивается с «голубем (мира)», которыйв христианстве воплощает Божий Дух и мировую душу1, а в традициилитературы — мир как период без войны, мир-покой, мир-стабильность, мирсогласие.В образе Лориного папы доведена до предела идея Толстой об уходечеловека в мир иллюзий и мечтаний.
Мотив сомнамбулы (обусловливающий1Перекличка с образом блаженной Сони, «голубем мира» («Соня»), и отсылка к образумотиву Рая («На золотом крыльце сидели…»).130образы и характеры Денисова и Лориного папы) является конечной точкойсостояния «мечтательности», особой «отрешенности» героев ее раннихрассказов. Лунатизм как наивысшее проявления отрешенности и ухода отреальности в повести оказывается единственно возможным способомпреодоления абсурда жизни, в конечном счете — существования. В этомпроявляется и постмодернистский «тупик», приведший к логическому концуустановок модернизма.
Толстовский постмодернизм (как и постмодернизм вцелом) базируется на неверии в разум, понимании его слабости, на осознаниитого, что при помощи разума, который в высшей степени совершенен, нельзяразумнопонятьспровоцированнаямир,организоватьхаос.Отсюдаавтором-повествователем,попыткагероя,противопоставитьрационализму своеобразие сомнамбулических интерпретаций бытия ипоиски утраченной полноты и целостности в эмоциональном сне-памяти,сне-жизни.Еще одним двойником-отражением Денисова в повести Толстойстановится его возлюбленная — Лора.
При всей очевидной разности образовЛоры и Денисова (она красивая, «благоухающая розами», «шумная,взволнованная, вся черно-золотая» (с. 303); он безликий, «с прокуреннымпиджаком и ночным сердцебиением» (с. 307); она болтливая, глупая, онмолчаливый, думающий) в тексте подчеркивается неразрывная общностьгероев — «не надо им расставаться, быть им вместе <…> нерасторжимо,слитно, как Хорь и Калиныч, Лейла и Меджнун» (с. 334). Ироничная отсылкак именам героев тургеневского рассказа, повествующего о совершенноразных типах русского мужика (по мысли Тургенева, орловского икалужского), но умеющих мыслить и чувствовать сопредельно, объединитьсяи сплотиться в сердечной дружбе, помогает усилить мотив общности инеразделимости персонажей Толстой.Неслучайным оказывается и упоминание в тексте популярныхперсонажей арабской легенды.
Лейла и Меджнун — разлученные и131страдающие возлюбленные, которые трагически гибнут от тоски1. Очевидно,что Толстая сознательно упоминает эти литературные и сказочнолегендарные имена, создает образы своих героев, опираясь на константыхарактеров эпических персонажей и сказочно-легендарных мотивов, с нимисвязанных.Лора и Денисов — родственные души. Лора, как и Денисов, неспособна рационально понять мир, поэтому обращается к различнымцелителям и провидцам (Виктории Кирилловне, Пафнутию из Бодайбо). Она,подобно Денисову, «бредет наугад <…> спотыкаясь в тумане; онавздрагивает и ежится во сне» (c.
322), «бросается за тенью и слабымиогоньками, растерянно улыбается, озирается — где оно, то, что сейчаспромелькнуло?» (с. 322). Лора оказывается сомнамбулой2, которая, как иДенисов (или ее отец-сомнамбула), не может найти ответы на главныевопросы жизни.Однако Лора, кажется, сомнамбула уже другого уровня, болеесниженного. И вопросы у нее проще: зачем грабителям ее занавески? Имечты Лоры, в отличие от желаний Денисова (пусть и неосуществимых),кажутсяпримитивнее,глупее.Например,размышлениеЛорыонеобходимости хвоста: «как это красиво — толстый пушистый хвост, можнополосатый, черный с белым», который будет очень удобен в житейскихделах, к примеру, в метро «можно держаться хвостом за поручни», еслижарко — «обмахиваться», «а если кто пристанет — хвостом его по шее»(с. 303).Толстая, таким образом, пронизала «Сомнамбулу в тумане» мотивамиидеями разочарования в разуме (основополагающими для постмодернизма),превратив современного человека в сомнамбулу-лунатика, не способного ни1Интересно заметить, что арабское имя Лейла означает «темнота», «ночь».
Ср.: Лора«черно-золотая», «возникла из тьмы» (с. 329). А «меджнун» — одержимый, человек,обладающий восторженной душой (почти как Денисов).2Стоит учитывать и то, что Лора — дочь сомнамбулы, т.е. буквально кровноепродолжение отца-сомнамбулы.132рационально понять, постичь мир, ни сотворить, создать что-либо (эта идеястанет основой следующего произведения Толстой — романа «Кысь»).Как пишет О. В. Богданова, Толстая в «Сомнамбуле…» в первуюочередь обнаружила преодоление логоцентрической традиции русскойклассической литературы, выраженной в сакральной формуле «Вначале былоСлово…», показала невозможность с помощью слова, мысли, книги изменитьмир.
Слово и книга (в итоге память) утратила для современного человекасвою духовную суть, стали только буквой, знаком на письме, фактомписьменной фиксации неких явлений — не более того1. Мотив памятиоборачивается в повести мотивом потери памяти, и в конечном счете вхудожественной системе повести оказывается неразрывно связанным смотивом утраты памяти слова. В повести эту мысль подтверждает мотив«бесполезности», «никчемности» книги. Все попытки Денисова «сочинятьстихи» (с.
306) и прозу — «труд о невозможности существования Австралии»(с. 306), «биографию Макова» (с. 341) — обречены на провал. Лорин папапишет «заметки фенолога для журналов» (с. 307), но его кабинет заполнен«ненужными» рукописями, статьями, книгами: «пылятся энциклопедии,справочники, пожелтевшие журналы, пачки <…> статей…» (с. 308)2. Т.е.понимание невозможности познать истины жизни посредством книги и словав «Сомнамбуле…» ведет к общей идее примитивизации человека ичеловечества в целом.
Высокие мотивы классической художественнойлитературы трансформируются в современном тексте Толстой своими«отражениями», «кривыми зеркалами», сниженными пародиями.1Богданова О. В. Мир и текст в рассказе Т. Толстой // Бронзовый век русской литературы.СПб., 2008. С. 93.2Ср. в ранних рассказах: Филин словом, историями завораживал слушателей, творилиную реальность; Соня через письмо, текст обрела смысл жизни, любовь; стихи Гриши врассказе «Поэт и муза» — «густые, многозначительные стихи наподобие дорогихзаказных тортов с затейливыми надписями, с торжественными меренговыми башнями…»(с. 242) — «превозносили Гришу» (с. 242), Симеонов в «Реке Оккервиль» возвышался догрез и голубого тумана.Мотив сна-забвения широко представлен в современной постмодерной литературе: см.,например, «Москва-Петушки» Вен.
Ерофеева, «Пушкинский дом» А. Битова, рассказВ. Пелевина «Спи» и др.133Вместе с тем предметом художественного поиска Толстой в повести«Сомнамбула в тумане» становится не только изменение (трансформация)типа ее рассказового героя, но и современный мир в его (дез)организации. Врамках повести Толстой мотив жизни-сна, мира-сна воплощается какпроявлениеиррациональноймногомерностисовременногобытияипонимания этой многомерности современным (ир)рациональным человеком.Обилие в повествовании образов и мотивов потусторонней силы имеетявственную сюжетную локализацию в вечернем времени.
Все событияповествования происходят ночью при свете луны: «во тьме», «на закате»,«ночь летела над миром» (с. 339); «вaлом тьмы окружен мир»; «подняласьголубая луна» (с. 337); «в оголенные окна смотрела чистая темнота» (с. 334);«в лакированной тьме вспухал оранжевый полукруг встающей луны»(с.
335); если рассвет, то обязательно темный: «темным июльским рассветом»(с. 337)1.Символика лунного света, по мнению А. Лосева, несет ощущение«холодное, стальное, металлическое <…> как бы просто свет ровносветящего дугового фонаря. Однако эта механика, несомненно, магична.<…> Лунный свет есть гипноз <…> Начинается какая-то холодная и мертваяжизнь, даже воодушевление, но все это окутано туманами принципиальногоиллюзионизма; это — пафос <…> галлюцинаций»2. Такое отношение кночному времени как времени таинственному, мистическому и к луне каквладычице ночи — колдунье, символу смерти — широко распространено врусскойклассической(особенноромантическойимодернистской)литературе3.1Близок «Сомнамбуле…» по эмоциональной тональности рассказ Толстой «Ночь».
См. обантиномии «свет»-«тьма», «день»-«ночь»: Люй Цзиюн. Поэтико-философское своеобразиерассказов Татьяны Толстой: на примере сборника «Ночь».2Лосев А. Ф. Диалектика мифа. С. 72.3Луна как символ смерти часто встречается в фольклоре и литературе. См.: Тресиддер Д.Словарь символов. М., 1989. С. 145–148.134С мотивом ночи в повествовании Толстой тесно связаны и образыночных птиц, летучих мышей1, теней, которые способствуют усилениюощущения мертвенности, мистицизма мира, так как ассоциируются спредвещанием, приближением смерти или с ее скрытым присутствием2:«только совы и лунa» (с. 316), «нехоженые закоулки, мощеная мостовая,мертвые дома, ночь, качается фонарь, метнулась тень — летучая мышь,ночная птица» (с.
314); «был темный рассвет, для теней, привидений,суккубов и фантомов самое подходящее было времечко» (с. 312).Традиционная связь комплекса мотивов ночи и мотивов нечистой силынаиболееотчетливовоплощаетсявэпизоде(«вставнойновелле»)«Сомнамбулы…», условно определяемой как «Лесная сказка» (с. 345).Условием введения мотивного комплекса нечистой силы становитсяуказание на маркированный топос. Место обитания нечистой силы —Бахтиярова и его свиты — «бaнькa (до того непростaя)»3, которая«поворaчивaется к лесу передом, к людям зaдом» (с.
346), и попасть в нее«без петушиного словa» (с. 346) невозможно. За этой фразой легкопрочитывается мотив традиционного сказочного сюжета, где избушка накурьих ножках преграждает герою путь к его цели, становится местом егоиспытания, и одновременно является единственным проходом в «иной» мир.Мифологическая функция избушки — охранять вход в царство мертвых;дверьми она повернута внутрь царства Смерти.