Диссертация (1146546), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Таким образом, в конце III века н.э. вЕгипте аскетизм стал на рельсы личного обязательства перед Богом, монашескихобетов. Перемена произошла в двух отношениях. Во-первых, в отношениибольшей дисциплины и контроля над аскетическими практиками со стороныдуховника.Во-вторых,вотношениипредельнойиндивидуальнойответственности перед Богом за несоблюдение монашеских обетов. Так,оставление монашеской жизни после принесения обетов стало восприниматьсякак нечто близкое самоубийству, т.е.
как один из типов суицида.На Западе правило, согласно которому обет девственной жизни давался раз инавсегда и не мог быть отмененным, установилось к началу IV века. Причем взападной традиции аскетическийобет целомудрия вышел за пределыинституционализованного монашества и постепенно распространился и на всех50Карсавин Л. Монашество в Средние века. М.: 2012.
С.10.86представителей духовенства, на весь клир. Уже в 306 году собор в Эльвиреустановил кару за нарушение целомудрия священниками в виде лишениясвященнического сана. В восточно-христианской традиции дело не пошло такдалеко, и немонашеский клир не ставился перед запретом на вступление в брак ив брачные отношения. С другой стороны, именно эта аскетизация всего клира наЗападе, через принесение личных обетов Богу, оказала определенное воздействиена процесс индивидуализации веры, т.е. индивидуализации человека в вере.Зарождение орденского монашества связано первоначально с бенедиктинскойтрадицией.
Однако впоследствии в западной христианской традиции возникаливсе новые монашеские ордена, со своими особенностями и весьма различнымиподходами к духовной традиции христианства. В конечном итоге всекатолическое средневековое монашество в Европе стало орденским. Вопросордена – вопрос коллективной дисциплины в монашестве.наиболеезначительныйрелигиозно-культурныйИ тем ни менее,сдвигвсторонуиндивидуализации аскетической практики произошел в орденском монашестве.Это произошло вXIII веке и было связано с зарождением францисканскогоордена,орденаилиминоритов.Францискфранцисканского движения, по новому подошелАссизский,основательк средневековой практикебедности и отношения к окружающему миру, среди прочего и к животноприродному.
Родившийся в купеческой семье, Франциск с ранней юностичувствовал отторжение к практицизму и корыстолюбию. И стремился каскетической жизни через добровольную бедность. В 1208 году он создалбратство нищих проповедников. Важнейшим поворотом, осуществленнымФранциском Ассизским, было новое отношение к такой аскетической практике,как практика добровольной нищеты. Дело в том, что до Францисскасредневековое отношение к аскетизму, и в частности, к бедности строиласьвокруг принципа отрицания соблазнов и преодоления страстей.
Соответственно идобровольная бедность воспринималась также через принцип отрицания, вданном случае отрицания накопительства. Однако Франциск Ассизский придалутвердительноезначение практике добровольной бедности. Это была идея87следования Христу в бедности. Во францисканском понимании следованиеХристу в бедности не могло быть оценено никакими внешними критериями и,следовательно, носило в своем существе не коллективный, родовой характер, ахарактер индивидуальный.Мистика Франциска проистекала вовсе не изотрицания мира: последнее как раз носит родовой характер, и у всех индивидоводинакова в силу своей простой отрицательности.
Будучи по своему строю яркоиндивидуализированной его мистика не могла быть систематизирована иоформленадоктринально.ФранцискАссизскийнеоставилпослесебябогословских или философских сочинений, зато среди прочего сохраниласьзнаменитая поэтическая «Песнь о Солнце».В средневековой культуре рыцарское сословие оформилось наряду сдуховным сословием, как одно из ведущих сословий.
В полной мере культурноисторическийпотенциал этого сословия был развернут в период ВысокогоСредневековья, то есть в период с XI века по XIII, а частично иXIV век.Рыцарское сословие было достаточно широким и включало в себя различныеслои, от нищего нетитулованного рыцарства до могущественных средневековыхкнязей, герцогов и королей. Столь различные по своему влиянию и положениюслои объединялись в единое сословие через институт вассалитета.
Институтвассалитета означал вассальные отношения, которые радикальным образомотличались от иных отношений господства и подчинения. Сущность вассальныхотношений состояла в добровольной присяге вассала своему сюзерену.Существовали законы, регулировавшие отношения сюзерена и вассала и ихвзаимные обязательства. Однако, в основе этих обязательств лежала личнаяверность свободного рыцаря своему сюзерену в служении ему, и верностьсюзерена своим обязательствам перед вассалом. Надо подчеркнуть, чтонесоблюдение верности обязательствам со стороны сюзерена освобождалавассала от его собственных обязательств. Другими словами, вассал не былнамертво прикреплен к своему сюзерену, но мог в определенных обстоятельствахсвободно выбрать себе другого сюзерена.
Фактически это означало присутствиесвободыииндивидуальнойответственности,заложенныхврыцарском88менталитете. Более того, связи, существовавшие внутри рыцарского сословия иобразовывавшие его единство, были личными связями и отношениями. В то жесамое время нужно указать, что этот личный характер вассальных связей являлсяфактомкультуры.Т.е.институтвассалитетаявлялсятакимспособоминдивидуальных отношений, который не только санкционировался культурой, ноявлялся конститутивным элементом всей культуры рыцарства. Здесь закономерновозникает вопрос: каким образом осуществлялась рыцарская индивидуализация вкачестве зафиксированного культурно-антропологического факта? Поднимаявопрос о схематике развертывания рыцарской индивидуализации, приходитсязатронуть вопрос ее основных предпосылок.
Во-первых, генезис рыцарскогосословия указывает на прямую связь рыцарства с германскими королевскимидружинами V- VIII веков, постепенно трансформировавшимися в период РаннегоСредневековья51. Воины, составлявшие эти дружины, по своей ментальностипринадлежалитрадициидревнегерманскойгероики.Героическоемировосприятие было свойственно и рыцарям Высокого Средневековья.Героическая индивидуализация предполагаласамообожествление героя черезподвиг и, в конечном итоге, подвиг полного самопожертвования.
Героическийпоступок в предельном значении этого понятия означал смерть героизированногоиндивида и его сакрализацию в этой гибели. Рыцарская же традиция пошладальше, и феномен индивидуализации получил большее развитие.Рыцарьиндивидуализировался не только в момент смерти, но и в процессе своегособственного существования. Это стало возможным именно через формированиетрадициирыцарскойверности.52Небудучиисключительнорелигиознымфеноменом, рыцарская верность сдвигала оптику средневекового мышления всторону индивидуализации. Однако мы полагаем, что было бы преждевременнымговорить об элементах начавшейся секуляризации.В отличие от рыцарского, бюргерское сословие в мире средневековойкультуры не являлось сословие ведущим.
Бюргеры, бесспорно, возвышались по51См. Ле Гофф Ж. Рождение Европы. СПб.: Александрия, 2007.52Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс, 1992 . С 157- 171.89целому ряду пунктов над крестьянским сословием. Но в отношении рыцарства идуховенства бюргерство в течение всей эпохи средневековья было сословиемслужебным.Времесленничество.53основеЧерезжизнедеятельностибюргеровнаходилосьремесленное дело бюргеры и соприкасались сдругими сословиями. Рыцарей они обеспечивали кольчугой, мечами и копьями;духовенство – одеяниями, дорогими киотами для икон; крестьян – орудиямитруда. Вообще, весь вещественный мир средневековья, так или иначе, откаменных строений до барельефов, от кувшинов до резных деревянных столов, ит.д. и так до бесконечности создавался руками бюргеров-цеховиков. Но при этомсам этот «хищный глазомер» бюргера в весьма незначительной степени выявлялпосредством своего ремесла особенности бюргерской ментальности.
Если бюргер,допустим,резчик, работая для титулованного рыцаря,создавал картины изжизни или чаще из мифологии рыцарского сословия, то это не бюргер воплощалсебя, это бы все тот же взгляд рыцарства на себя. Бюргер выступал в данномслучае в качестве некоего культурного «медиума», посредника, средства длявоплощения души рыцаря. Между тем коренные особенности бюргерскогосословия проявлялись не столько в продуктах ремесленного труда, сколько вособенностях их социальной жизни.54 Бюргеры строили города.
Те самыеклассические средневековые города, которые нам сегодня известны. Первое, начто следует тут обратить внимание, это то, что в средневековых городах,созданных бюргерами, трудно проследить какой-то единый градостроительныйплан. Узкие улочки, скученные дома: каждый строил, как считал нужным.
В итогесоздавалась среда, близкая менталитету бургерского сословия. Это была посвоему весьма уютная среда «города-дома». Но, с другой стороны, эта средауказывала на особенную замкнутость бюргерского менталитета.Так, например,известно, что бюргер-ремесленник едва ли имел право носить одежду, которуюему вздумается. Бюргеры-ремесленники объединялись в замкнутые друг от друга53Об этом подробно говорится таких исследованиях как работа Гуревича А.Я. Средневековый мир: культурабезмолвствующего большинства. — М.: Искусство, 1990.
— 395 с.54Гуревич А.Я. Индивид и социум на средневековом Западе. М.: РОССПЭН, 2005. — 422 с.90цеха согласно ремесленным отраслям. В каждом цехе имелись свои техническиесекреты и ремесленные приемы, которые содержались в строжайшей тайне отпредставителей других цехов. К тому же, в случае, если представителю цехаудавалось заключить выгодную сделку, скажем, по сырью для работы, то этасделка становилась достоянием всего цеха. Это не значит, что в цехах неучитывалась персональная выгода отдельных ремесленников. Учитывалась, нопри этом очень четко регламентировалась цеховыми правилами.Положениебюргерского сословия в эпоху Высокого средневековья было достаточноустойчивым. Эта устойчивость как раз и не позволяла бюргерству развернуть весьсвой потенциал индивидуализма. В этом смысле бюргерство все еще несло в себезерна будущих потрясений.Позднее средневековье в своих катаклизмах, враспаде средневековой культуры как целого, не только не похоронило под своимиобломками бюргерское сословие, но напротив, бюргерский дух с невероятнойсилой вырвался, наконец, на свободу.Насколько верно отсчитывать начало Нового времени от эпохи Ренессанса всегда останется дискуссионным вопросом.