Диссертация (1146546), страница 13
Текст из файла (страница 13)
Для буржуазии в силуее связи с секуляризацией не существует никакой сакральной санкции напривилегии и вознесенность над остальными. Отсюда в частности и неизбежныеэксцессы самокритики. Только тогда, когда буржуазия станет тотальнойкультурой, надобность в санкции исчезнет. И тогда же, как мы знаем, значительноослабнут и анти-буржуазные тенденции внутри буржуазной культуры.63Глава IIIИндивидуализм как одно из измерений секуляризма3.1. Понятие индивидуализма в контексте данной работы и первоначальныеусловия индивидуализацииОпределяя суть понятия индивидуализма, прежде всего следует подчеркнутьего радикальное отличие от термина индивидуализация.
Под индивидуализмоммыпонимаемустойчивуюкультурнуюформу,котораясанкционируетцентральное положение индивида в культуре до и помимо любых достижений,заслуг и статуса данного индивида. Индивидуализация же - это процесссамоутверждения и самоидентификации индивида в качестве отдельнойличности.
Это исторически длительный, часто неустойчивый и случайныйпроцесс, результат определенных культурных условий. Гипотетически первичныеусловия для индивидуализации были даны даже в эпоху первобытности.Определенно имели место в условиях Античности и Средневековья. Начиная сэпохи Возрождения индивидуализация стала постоянной неуклонно нарастающейтенденцией. Индивидуализм как таковой сформировался в период буржуазнойкультуры, Просвещения и становления секуляризма. В этом отношении мыразделяем концепцию Л.М.Баткина. Однако в одном существенном аспекте мывынуждены все же обозначить несогласие с концепцией этого уважаемогоотечественного ученого.
Дело в том, что в работах Баткина присутствуетнекотораянеразличённостьтакихфундаментальныхиндивидуальность и индивидуализм. Под индивидуализмомпонятий,какмы понимаемустойчивую культурную форму, сложившуюся в позднем секуляризме. Т.е.индивидуализм - это культурно-исторические условия, концепт, внешний поотношению к данной индивидуальности, со всем богатством или бедностью еесодержания.Исходя из этого понимания индивидуализма, было бы неверноопределить его, вслед за Л.М. Баткиным, как «самостояние культурной64личности»34.
Ведь подобное самостояние есть импульс, исходящий изнутри, естьиндивидуальность, выражаемая в поступках, но ни как не индивидуализм,который является одним из измерений секулярной культуры, ее устойчивойкультурной формой.Уточнив понятие индивидуализма в контексте данной работы, мы неизбежносталкиваемся с недостаточностью данного уточнения.
Эта недостаточностьпроистекает из одного неустранимого факта. Дело в том, что индивидуализмпринадлежит к таким реалиям культуры, которые наиболее полно можнопрояснитьтольковходенепосредственногоиболееподробногокультурологического анализа. И начать тут следует с того, что индивидуализместь некоторый устойчивый культурно-антропологическийрегулятивныйпринцип, получающий свою окончательную легитимацию в секулярной культуреНового времени. Этот регулятивный принцип на определенном этапе получаеттакую силу в западном культурно-историческом контексте, что уже приходитсяговорить о некоторой фундаментальной культурной предпосылке существования.Однако, прежде чем стать устойчивой культурно-исторической реальностью,индивидуализм прошел извилистую дорогу, когда еще нельзя было говорить особственно индивидуализме.
Эта крайне неустойчивая, крайне лабильная ипервоначально не санкционированная культурой стадия индивидуализма можетбыть определена как процесс индивидуализации.Всякомуиндивидуализму,строгоговоря,предшествуетпроцессиндивидуализации. Первоначально условия для этого процесса носили крайнеэкстремальный характер и гипотетически их вполне возможно отнести еще кпервобытному периоду в человеческой культуре.Поскольку для первобытной культуры было свойственно одушевлениеокружающего мира, то и первичные условия индивидуализации были, всущности, условиями для обособления отдельной души.
Категория души весьмамногозначна, в том или ином виде она присутствует в самых разных культурнорелигиозных контекстах. Существует богатая научная традиция34культурно-Баткин. Л.М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М, 1989 г. С.9.65антропологических исследований первобытного мира.35 Наличие в первобытныхобщинах определенныханимистических интуиций,36 вылившихся позднее вмифологию души, мифологию целого душевного мира37 и в тоже время мирамногих душ, является моментом научного консенсуса.
Когда же дело доходитдоконкретизациидушивкачествекультурно-религиознойинтуиции,мифологического образа или даже концептуально выраженного философскогопонятия,какопределенногоэлементабогословскогоучения,вездемысталкиваемся с трудностями. Эти трудности связаны с отсутствием единого длявсех культур принципа понимания реальности души. Попробуем подойти к этомувопросу с точки зрения проблем индивидуализации. Для первобытного человекаодушевленным было все окружавшее его пространство, от деревьев в лесу докамней на дороге.
Мир первобытного сознания был полон живых сил, духов идемонов, но между предметами, людьми, духами, и это важно, не существовалоникакого надежного разграничения. Все могло превратиться или, если угодно, «перелиться» во все.Душа в первобытную эпоху ни в коем случае не являласьпринципом индивидуализации человека.Напротив, душевная реальность,одушевленность связывала человека неразрывным образом с его племенем, сземлей его племени, с божеством его племени, с духами рода, но никак неприводила к устойчивому сознанию своей человеческой отдельности какпринципу жизни.Строго говоря, принцип отдельностипервобытного человека принципом смерти.являлся дляТак в рамках человеческихжертвоприношений свою отделенность от других в племенимогла ощутитьжертва, когда ее приуготовляли к закланию.
Этот принцип отделенности какпринцип смерти сохранился и в античных полисах. В течении всего временисуществования полисной системыизгнание из общины считалось не менеетяжкой карой, нежели смертная казнь. Человек, выброшенный из полисногоцелого, становился буквально никем, то есть пребывал в постоянной смерти.35Леви-Брюль Люсьен. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс, 1994—608 с.36Леви-Стросс Клод. Первобытное мышление. –М.: Республика, 1994.—384 с.37Фрезер Д.Д.
Золотая ветвь. М.: Политиздат, 1980.— 831 с.66Изгнание перестало быть наихудшей карой именно в период разложенияполисной системы.Итак, мы можем с высокой степенью достоверности утверждать, что принципиндивидуализации человека так или иначе присутствовал во всех человеческихкультурах. Что вполне допускает и Л.М. Баткин, хотя и без особенной склонностиразвивать эту тему отдельно. И это можно понять, ведь на первобытном этапемомент индивидуализации мог проявляться, и скорее всего и проявлялся, не какпостоянный способ существования человека в противовес коллективной жизниобщин,а как временный и неустойчивый феномен, прочно связанный сперспективой смерти.
С этой точки зрения гипотеза, выдвинутаяФрейдом в«Тотеме и табу» о том, что представления о демонических сущностях связано сотношением к мертвым телам недавно умерших родственников кажется уже нетакой ужасающей и парадоксальной. Эта гипотеза вполне может бытьприемлемой не только в контексте психоаналитической логики, но и с точкизрения культурологического анализа.Обратимся к тексту самого Фрейда. Он задается вопросом: что именноявлялось причиной и каковы были цели у существовавших в первобытныхобщинах (и существующих в архаичных общинах плоть до Нового времени, дажедо современности) табу в отношении тел умерших.Если бы это былиблагоговение и обыкновенная печаль, то некоторые в высшей степенираспространенные в примитивных культурах обычаи или типы обычаев никогдане имели бы место.
Ведь, если люди тоскуют по недавно умершему родственникуи испытывают печаль, то они скорее будут говорить о нем, вспоминать какие тособытия из его жизни. Но нет, в примитивных племенах исследователи встречаютустойчивое табу, запрет, на упоминание самого имени покойника в период траураи на прикосновение к его телу.
(Последний обычай мы находим не только впервобытных культурах, но и, к примеру, в еврейской традиции). Но каков мотивподобных строгих запретов в примитивных общинах? «Они вовсе не скрывают,что боятся присутствия и возвращения духа покойника; они выполняютмножествоцеремоний, чтобы прогнатьего и держать вдали. Произнесение67имени покойника кажется им заклинанием, за которым может последовать егопоявление.
Поэтому они вполне последовательно делают все, чтобы избежатьтакого заклинания и пробуждения»38. Фрейд, как и многие ученые после него,примыкает к позиции Вильгельма Вундта, который первым выдвинул гипотезу отом, что в первобытном сознаниидуши недавно умерших родственниковидентифицируются с демоническими духами.Далеессылаясь на Фрэзера,доктор Фрейд делает примечательную сноску относительно временных условийэтого пожирающего ужаса от умершего родственника: « Может быть, по этомуповоду нужно прибавить условие: пока существует еще кое-что из его телесныхостанков»39.