Диссертация (1145204), страница 46
Текст из файла (страница 46)
Баткину, является поучительнымдля историка, так как «…гуманистам удалось, внешне оставаясь в пределахантично-христианской мыслительной традиции, ее исподволь перестраивая иподменяя, почти незаметно для себя выработать уникальное понимание ходаисторических времен, природного “разнообразия”, индивидуальной личности,причем важно подчеркнуть, что все три эти предмета обладали сквозной историологической структурой» 427, – понимание, чуждое идеям линейности и прогресса.Очевидно, что, если в качестве фундаментального допущения принятьпринципгетерогеннойонтологиисприсущимиейпредставлениямиовременности, то дело идет уже не об «универсальном типе человека», созданного«по образу и подобию Божьему», а о типах людей, различающихся по местамобитания, по способам ощущения своей самости, по типам учреждениясообществ, или интерсубъективности, по техникам опознания, признания«другого-чужого» и по семиотическим практикам.Баткин Л.
М. Европейский человек наедине с собой. С. 638.Там же. 641.427Там же. С. 624.425426222Возвращаясь к теме гостеприимства, следует отметить, что рекультивация«архаических» феноменов, гостеприимства в «чистом виде» становится еще болеепроблематичной в ситуации, когда доминирующим типом человека становится«человек-масса», то есть существо, лишенное «Я» и памяти, погруженное в«обыденность», которая «вечно живет в настоящем, по ней рассчитываетсябудущее, по ней забывается прошлое» 428. И если обитатели новоевропейскойдействительности охвачены беспамятной астенией, то вопрос об обращении кarkhe, о «рекультивации архаического» упирается в статус прошлого вовременных разметках этого «мира».
«Прошлое» – вовсе не то, что прошло,покинуло настоящее, – прошедшие события становятся «прошлым» лишьпостольку,посколькуонивключаютсявсинхроническуюдиспозициюнастоящего, современности, превращаясь в горизонт актуальности. Время женовоевропейского мира – это время, которое отбрасывает «вечное прошлое» воимя актуальности, погружаясь в беспробудную амнезию. Можно сказать, чтоновоевропейская «современность» оказывается своего рода темпоральным«мешком» без выходов, тупиком, войдя в который, уже невозможно выйти.И все же «современность» всегда испытывает «давление» прошлогонеизбывно и даже жестко, и «сосуществование» «настоящего» с «прошлым»может отливаться в различные конфигурации. Один из них – это музеификация,мумификация прошлого, или его доместикация, «одомашнивание».
В ситуации,покуда«современность»обладаетдостаточнойвластностью,учреждаетнепоколебимость собственной диспозиции и ее темпоральных горизонтов,прошлое достаточно безболезненно «адаптируется», «ассимилируется», – то естьоно прочитывается на «языке», кодах настоящего, превращаясь в симулякр самогосебя. Прошлое опустошается, и от него остаются лишь бессодержательныеформы.
Именно этот сценарий отношения к прошлому, как, собственно, и к«другому-чужому» характерен для новоевропейского «мира».Хайдеггер М. Исследовательская работа Вильгельма Дильтея и борьба заисторическое мировоззрение в наши дни. C. 172.428223Нагляднейшим примером этого является туристическая практика: так,например, весьма популярные сегодня туры в Мексику предлагают стать«свидетелем» ритуальных ацтекских «жертвоприношений», которые на делеоказываются срежисированными спектаклями на потребу западному зрителютуристу. И тот же зритель-турист с восхищением рассматривает объектымузейнойэкспозиции,вырванныеизсвоейсакрально-символическойдействительности и, тем самым, лишенные своей онтологической сути, –ритуальные обсидиановые ножи, чаши, маски, изображения принесения жертвы.Более того, и сами местные жители – «обитатели традиционных миров» –превращаются в элементы «интерьера» туристической «гостиной».
Такимобразом, прошлое вообще и, в частности, основание гостеприимства оказываетсясимуляцией прошлого и образом настоящего.Однако, хотя прошлое сегодня и прочитывается на кодах настоящего, хотяна его явленность в «бытийственной чистоте» и налагается табу, оно неаннигилируется,апродолжаетсуществоватькак«темпоральноебессознательное», определяя действующее «настоящее». Можно сказать, что мысмотрим на прошлое сквозь настоящее, но и прошлое, хотя мы этого не «видим»,«смотрит» на нас.5.2. Встреча с «чужим» как скандалВ конечном счете, бессмысленно искать arkhe сакрально-символическогофеномена гостеприимства в новоевропейском «раз-очарованном» «мире»,который обладает собственной логикой, онтологией, этосом.
Сама встреча с«чужими мирами» и их обитателями, если таковая происходит, может вызватьсамые неожиданные эффекты для новоевропейского этоса. Ярким примером224встречи новоевропейского человека с «чужим» может служить путешествие вРоссию в двадцатых годах XX века В. Беньямина, которое могло бы стать опытомгостевания, но по факту становится экспликацией невозможности разворачиваниясценария гостеприимства в новоевропейской действительности.Гостевой опыт В. Беньямина определяется в столкновении двух радикальночуждых «миров»: «мира» Советской России и новоевропейского «мира».Новоевропейский «мир» – «мир» бюргерский, утративший символическиеоболочки. Симптоматично, что сам В. Беньямин обращается к проблеме «разволшебствования» действительности, охватившего и сферу искусства.
Так, вискусстве кино свою «ауру», уникальность утрачивают и сущие, превращаясь вобъекты, и сам человек, который оказывается в одном ряду с ними, – как объекты,вещь и человек становятся взаимозаменяемыми. В «Произведении искусства вэпоху его технической воспроизводимости» В.
Беньямин цитирует Арнхайма,который видит «новейшую тенденцию» в том, чтобы «обращаться с актёром, какс реквизитом, который подбирают по надобности … и используют в нужномместе». Он также описывает опыт Дрейера, снимавшего «Жанну д’Арк». Дрейерзаставлял играть актёров без грима и потратил много времени на их поиск.«Поиски этих исполнителей походили на поиски редкого реквизита» 429, –замечаетавтор.Однакопроцессдесимволизации«мира»отнюдьнеограничивается этой сферой, но, в силу своей укорененности в массовомсознании, является всеобщим.Российский «мир», с которым столкнулся В.
Беньямин, напротив, былохваченмощнымипроцессамикоммунизма,несшеговсебепрактикиресимволизации. Как уже отмечалось, П. Бицилли указывает на поразительноесходство разворачивающегося социализма с раннехристианским опытом, именуяего «последней разновидностью специфически средневекового историческогопонимания», предполагающего борьбу «града небесного» и «града земного»Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости:Избранные эссе. C.
61.429225(Августин) 430. С. Булгаков также рассматривает идеологию советского обществакак трансформированный иудейско-христианский сценарий: «Социализм – эторационалистическое, переведенное с языка космологии и теологии на языкполитической экономии переложение иудейского хилиазма, и все его dramatispersonae поэтому получили экономическое истолкование.
Избранный народ,носитель мессианской идеи, или, как позднее в христианском сектантстве, народ“святых”, заменился “пролетариатом” с особой пролетарской душой и особойреволюционной миссией … Роль сатаны и Велиара естественно досталась надолю класса капиталистов, возведенных в ранг представителей метафизическогозла, точнее, заступивших их место в социалистическом сознании за своюпрофессиональную склонность к накоплению. Мессианским мукам и последнимскорбям здесь соответствует неизбежное и, согласно “теории обнищания”, всепрогрессирующее обеднение народных масс, сопровождаемое ростом классовыхантагонизмов, а на известной ступени этого процесса происходит социальнаяреволюция, осуществляемая или чрез посредство “диктатуры пролетариата”,захватомполитическойвласти,илиже“actiondirecte”французскогосиндикализма» 431.
Мессианизм, апокалиптика коммунизма, захватывая в жесткойи стремительной трансформации все территории социальных и жизненных«миров», порождали невероятный пафос, и возвышенный, и трагическийодновременно. На своего рода инсталляцию в российскую действительностьполитических институций, идеологем, осуществляемую по своей сути иинтенциональности на основе институций и символов религиозных, указывает иВ.
Беньямин. «Географическая карта так же близка к тому, чтобы стать центромнового русского визуального культа, как и портрет Ленина. Тем временем старыйкульт продолжает существовать в церквах» 432, – замечает он в дневнике.Российский«мир»былподверженмощнейшимтектоническимпреобразованиям, отблески которых падали и на повседневность. Более точно,См.: Бицилли П. Элементы средневековой культуры. С.200-201.Булгаков С. Н. Апокалиптика и социализм (Религиозно-философские параллели) //Булгаков С. Н. Соч.
в 2 т. Т. 2. Избранные статьи. М.: Наука, 1993. С. 368-434.432Беньямин В. Московский дневник. С. 75.430431226речь здесь должна идти уже не о преобразовании повседневности, а о ееликвидации:повседневностьстроитсянаустойчивыхинвариантах,неизменностях, но перманентный «ремонт» переводит жизнь в состояниенеизбывного становления, изменения, где инвариантом становится самоизменение, а не какие-либо устойчивые структурности: «…все … здесь пребываетпод знаком ремонта. В холодных комнатах еженедельно переставляют мебель –это единственная роскошь, которую можно себе с ними позволить, и в то жевремя радикальное средство избавления от “уюта” и меланхолии, которойприходится его оплачивать. Учреждения, музеи и институты постоянно меняютсвое местопребывание, и даже уличные торговцы, которые в других краяхдержатся за определенное место, каждый день оказываются на новом месте» 433, –пишет Беньямин.Динамичная трансформация топологии, просто динамичность топологии,несущей в себе мощный энергийный заряд, врывается в вещи, охватывает людей,разрывает спокойное течение времени повседневности, – его осколки разлетаютсяв разные стороны, пробивая топологические развертки.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
