Диссертация (1145204), страница 50
Текст из файла (страница 50)
С. 104-110.240старика, эксперт-албанец объясняет ему: «Они иностранцы, отец, у них другиеобычаи» 472.Однако невозможность понимания «чужого» не отменяет для албанцевнеобходимости его признания и принятия в модусе гостеприимства. Один изключевых эпизодов повествования – посещение генералом и священникомсельской свадьбы. Несмотря на встроенность прошлого – времени оккупации – внастоящее традиционного опыта албанцев, они, следуя «Кануну», проявляютвнимание, почтение к генералу и его свите и принимают их как гостей, усаживаютза стол. Но и для генерала и его спутников превращение в гостей влечет за собойобязательство следовать ритуалу.
Так, только-только начав приходить в себя,генерал слышит звон бокалов и указание: «Нужно выпить».Однако даже достаточно жесткий ритуальный сценарий гостеприимства непредотвращает эксцесса и скандала, который провоцируется взаимодействиемпредставителей разных «миров» – албанского и новоевропейского. Посидев застолом и выпив, генерал выражает намерение присоединиться к танцующим, непонимая, что этим нарушает обрядовый ход торжества. И тогда старуха Ница, чьяизнасилованная полковником Z дочь покончила с собой и чей муж был убититальянскими карателями, разражается плачем, воем и бранью.
Ницу выводят, имало-помалу празднование возвращается в прежнее русло, однако старухаприходит снова и бросает на пол, под ноги генералу мешок с останкамиполковника, убитого ею и похороненного у порога собственного дома. Когдашум, вопли ужаса умолкают, когда отступает сковавший героя страх, онпринимает «дар»: «… он медленно нагнулся и дрожащими руками поднялперепачканный грязью мешок. Затем неловким движением взвалил мешок наспину и вышел на улицу, под дождь, напряженно согнувшись, словно на плечиему легла тяжесть стыда и горя всего человечества.
Священник вышел за нимследом. У них за спиной кто-то зарыдал во весь голос» 473.472473Там же. С. 111-117.Там же. С. 240.241В тексте И. Кадарэ показаны трансформации и самости, и Я-форм, исубъектных позиционностей, и семиотических полей, происходящие при лобовомстолкновении с «чужим». Встретившись с «иным», «чужим», генерал пытаетсязащититься, укрывшись в крепости из представлений о себе, о своем «высоком»предназначении: «Тягостному чувству, вызванному угрожающим и враждебнымвидом гор, он попытался противопоставить чувство гордости за свою миссию.Фразы из речей и газетных статей, обрывки разговоров, гимны, кадры изфильмов, торжественные церемонии, страницы воспоминаний, звон колоколов;все, что было погружено в глубины подсознания, медленно поднималось наповерхность. Тысячи матерей там, на родине, ждут, когда он привезет им останкиих сыновей.
И он привезет их. Он с честью выполнит свою великую и святуюзадачу» 474.Наповерхностиегосознания,собранногоизфрагментовновоевропейского массового, доиндивидуального и внеличностного мышления,которое оказывается своего рода подсознанием, выстраивается «связка» –«великая и святая задача», которая и должна отвратить неизбывное чувствочуждости, сопровождающее его пребывание в Албании. Однако «чужое»,«чужие», с которыми сталкивается генерал, – все это заведомо не укладывается всетку представлений европейского «здравого смысла» и в то же время обладаетдостаточной силой для их проблематизации или ниспровержения: встреча с«чужим» разрушает и автостереотипы героя, и стереотипы социальные.Постепенно чувство «чуждости» захватывает все существо генерала, – онстановится «чужим» самому себе.
В частности, это проявляется в отчуждении отсобственной высокой миссии, и, если раньше генерал представлял себя «новымХристом», призванным воскресить мертвых, то теперь он представляет себя исвященника не более, чем «жалкими шутами». Кроме того, генерал становится«чужим» среди «своих». Как никогда остро он переживает одиночество на прессконференции, посвященной возвращению останков погибших.
И, помимомассового «подсознания», владевшего жизнью генерала ранее, в нем поднимаетсячто-то «иное», «чужое», иррациональное. Переживание «албанского чужого»,474Там же. С. 22-24.242взломавопорысубъектностигероя,раскрывает«чужое»,новсееще«человеческое», в нем самом: внеположное его эпохе, культуре, всему его«естеству»: «Генерал схватился руками за голову, это был совершеннонехарактерный для него жест. Это было какое-то чужое движение, даже больше,чем чужое, пришедшее из древнего мира женщин» 475.Опыт «чужого» не просто сносит ориентиры sensus communis, «здравогосмысла», но он лишает даже иллюзии Я, расчищая место для мистериивнеличностного и доиндивидуального.
Но в то же время подобное пришествиепотустороннего, как это ни парадоксально звучит, идет отнюдь не извне, а изсокрытых ранее глубин человеческого существа. Как пишет К. Г. Юнг, «всёчеловеческое властвование заканчивается, когда индивид захвачен массовымдвижением и начинают функционировать архетипы. Такое же явление можнонаблюдать, когда в жизни индивид сталкивается с ситуациями, неподвластнымитем способам преодоления, с которыми он знаком» 476.По большому счету преображение, которое происходит с генералом привстрече с «чужим», как раз и основывается на прорыве чего-то, стороннего«миру» людей или, по крайней мере, – живых людей.
Будто инфицировавшисьсмертью, он обращается в предводителя «Мертвого Войска». Сначала «онпопытался вспомнить сражения, которые изучал в академии, попыталсяпредставить, какие из них он мог бы выиграть со своими солдатами. На пачкесигарет он стал рисовать схемы, обозначая позиции, рубежи атак, направленияглавных ударов … Генерал начал с древних времен. Для начала он окружилЦезаря, затем остановил войска Карла Великого, потом, благодаря ловкомуманевру, внезапно появился перед Наполеоном и вынудил его отступить … Водном из сражений ему пришлось отступить, но он бросил в бой резервымертвецов, оставшихся неопознанными (а в бою они яростнее всех), ипобедил»477.
По сути дела, выполнение генералом «гуманитарной миссии»Там же. С. 282.Юнг К. Г. Вотан // URL: http://www.velesova-sloboda.org/esot/wotan.html (датаобращения: 02.11.2013).477Кадарэ И. Генерал мертвой армии. С. 148-149.475476243взламывает грань между «миром» живых и «миром» мертвых и отбрасывает в«мир» мертвых его самого. И собственно этот поворот сюжета раскрывает надфабулой произведения символическую размерность.В своем символическом измерении сюжет романа Кадарэ обретает новуюинтенсивность и энергийность.
Столкновение традиционного и новоевропейского«миров» – это столкновение, переходящее, если воспользоваться словами Ницше,в «войну символов», или в «войну миров» в символическом измерении, и «до сихпор не было события более великого, чем эта борьба, эта постановка вопроса, этосмертельное противоречие» 478. При этом существенно, что даже то, что взрастилновоевропейский «мир», основываясь на христианских метриках, как свою«высшую натуру», представляет собой «разлад» и становится «все ещедействительной ареной борьбы» для символических противоположностей.Встолкновенииновоевропейскогоиархаического«миров»новоевропейский «мир», знаковый по своей сути, предстает как символическаяоппозиция «мирам» архаическим, – его символизм задается символическойдиспозицией, в которую он, помимо своей воли, включается в этом столкновении.Эффект такой «насильственной» символизации парадоксален и непредсказуем:жесткая встреча с архаическим «чужим» рассыпает новоевропейские институции,и тогда из глубины, ранее сокрытой знаковыми полями, начинает подниматьсянечто древнее, исполненное мощи.
Об этом удивительно точно писал К. Г. Юнг внебольшом, но ярком эссе «Вотан» (1936), где он дает объяснение мощномувсплеску нацизма в Германии. Действительно «…любопытен тот, мягко говоря,пикантный факт, – пишет Юнг, – что старый бог бури и натиска, давнобездействующий Вотан, смог проснуться, как потухший вулкан, к новойдеятельности в цивилизованной стране, о которой давно уже думали, что онапереросла средневековье» 479. Поражение Германии в Первой мировой войне,падение Второго рейха, проявившееся в политической размерности, по большомуНицше Ф.
К генеалогии морали. Полемическое сочинение / пер. К. А. Свасьяна //Ницше Ф. Соч. В 2 т. Т. 2 / сост., ред. и прим. К. А. Свасьяна; пер. с нем. М.: Мысль, 1996. С.436.479Юнг К. Г. Вотан.478244счету было «региональным» поражением новоевропейского типа человека,котороесопровождалосьстремительнымобесцениваниевсехценностей,болезненным распадом полей артикуляции, разрывом языка, семиотическихпрактик, эрозией институций, обеспечивающих легитимность инстанции Я, – всеэто чуть ли не одномоментно пало, и остались лишь отдельные островкипрежнего «мира», более или менее устойчивые.
И тогда из разрывов социальнойткани и «жизненных миров» стали подниматься силы, древние, нечеловеческие посвоей сути, которые вновь заставляют звучать языки мифов, пробуждающиестарых богов. В Германии, по версии К. Г. Юнга, вновь ожил архетип «Вотана» –бога одержимости, странствий, которому открыта судьба и народа, и человека.Конечно, возникает вопрос, насколько правомерно использовать достаточноархаическую мифологему «Неистового Войска» для экспликации смыслов романаИ. Кадарэ. И все же есть все основания утверждать, что логика аналитики,обращенной Юнгом на германскую ситуацию тридцатых годов двадцатого века,дает возможность по-новому истолковать роман современного албанскогописателя.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
