Диссертация (1145204), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Россия дала Беньямину «новый взгляд на (свой родной. –Ю. В.) город», «новый взгляд на людей», и за этим стоит «обретение новогодуховного состояния».5.3. «Война миров» в символической размерностиВообще говоря, вторжение архаического в новоевропейский «мир» – этосвоегородавыбросинтенсивности,выдержатькоторыйастеническаядействительность Запада просто неспособна. Именно встреча двух «миров»,462463Беньямин В. Московский дневник.
С. 160.Там же.236традиционного и новоевропейского, как раз и становится ядром сюжета романаалбанского писателя Исмаиля Кадарэ «Генерал мертвой армии». Более того,можно даже утвержать, что это произведение является идеальной иллюстрациейдеструктивного эффекта практик гостеприимства традиционных «миров» дляновоевропейского человека, втягивающегося в них.Фабула произведения проста: натовский генерал, итальянец, приезжает вАлбанию для того, чтобы отыскать и вернуть на родину останки итальянскихсолдат, погибших во Второй мировой войне на территории Албании.
На первыйвзгляд, – это вполне понятная гуманитарная миссия, ставшая широкораспространенной после окончания Второй мировой войны. Однако эта миссияосуществляется на территории с весьма специфическим укладом жизни, с особойкультурой, – Албании. Поэтому появление генерала в этой стране, пребывание вней тотчас облекается архаико-символические формы, вовлекая в жесткие иинтенсивныетрансформацииновоевропейскиесценарииповедения,идентичности, ценностные комплексы.
И сюжет повествует уже не столько оперипетиях выполнения миссии, сколько о встрече «чужих», погруженных вразличающиеся, чуждые друг другу «миры».Миссия, возложенная на генерала, – это напоминание о прошлом,напоминание,обращающеепрошлоевконститутивактуальногоопытапереживания генерала, опыта войны, который несет в себе не только переживаниечужеродности смерти, но и опознавание и ощущение албанцев, их земли какчуждой. «Вот она, чужая земля, сказал он себе. Земля как земля. Та же чернаягрязь, что и везде, те же камешки в ней, те же корни и такой же пар.
И, тем неменее, чужая» 464, – это ощущение рождается у генерала сразу, уже при посадке наалбанскую землю самолета, и, раз возникнув, уже не покидает его на протяжениивсего времени пребывания в Албании – чужой стране странных чужих. Начуждость албанской земли наслаивается чуждость албанского языка, которыйпредставляется генералу «грубым», в принципе, как и сам строй мысли, живущейКадарэ И.
Генерал мертвой армии: Роман / пер. с алб. В. Тюхина. СПб.: Тюхин В. В.,2006. С. 29-30.464237в этом языке, – взять хотя бы топонимы, – они раздражают, вызывают страх: «Врабочих списках географическим названиям давался перевод в скобках, и все этиназвания долин, ущелий, плоскогорий, рек, городов звучали странно и пугающе.Долина Глухого. Ручей Невесты. Пять колодцев. Церковь Псалма. Могила МатериШеро. Провал Филина.
Пустоши Насе Гики. Ложбина Кукушки» 465. Совершеннопонятно, что все эти номинации – символические по своей сути, однако именно всвоейсимволичностиониотторгаютсяновоевропейскимипрактикамиозначивания.Неизбывноечувствочуждостиохватываетитальянскогогенерала,озабоченного возвращением тел итальянских солдат на родину. Но и егоалбанские vis-à-vis – обитатели традиционного, «архаического» «мира» –воспринимают генерала и его спутников как «чужих» и, более того, – как врагов внастоящем, как вновь пришедших оккупантов.
Дело в том, что для албанцев,живущих «архаической» темпоральностью, формальное различение прошлого,настоящего и будущего немыслимо: «прошлое» для них – это не прошедшее, а то,что продолжает жить в «настоящем», структурируя и поля перцепции, и поляартикуляции, и опыт мышления. Поэтому-то генерал не раз прочитываетвраждебность во взглядах крестьян, направленных на него; однажды онавыливается в надпись на заборе раскапываемого кладбища: «Враги получилисвоё»466.По сути, албанцы и представители западной цивилизации оказываются впринципиально различающихся темпоральных измерениях, отвечающих зааффицирование самости, форму-стиль мышления, мотивацию и стратегииконституирования идентичности.
И вполне закономерен эффект темпоральной«несовозможности», манифестирующейся в напряженно-враждебном сцепленииразличающихсясемиотическихпрактик,чтоопределяетзаведомуюневозможность понимания, «общ-ения»» как учреждения «общей годности кбытию».465466ТоестьТам же. С.
49.Там же. С. 65.столкновениеразличающихся«миров»–«мира»238традиционалистского, выстраивающего свою жизнь на принципах достаточноархаических и клановых, и религиозных, и «мира» новоевропейского, «мира»«современности», «модерна» – это и столкновение двух различающихся типовчеловека.Отсутствие понимания проявляет себя, например, когда старик-крестьянинпривозит на осле издалека, по непролазной грязи останки солдата-дезертира,служившего на его мельнице батраком: генерал и священник, который егосопровождает, истолковывают поступок мельника в регистре экономическогообмена: как желание вознаграждения. Однако для старика захоронение убитого исодействие его возвращению на родину – долг; по сути дела, мотивация егопоступка связана с обычаем, закрепленным в «Кануне», параграф 5.1.
которогогласит: «Нельзя хоронить покойника, умершего ли своей смертью, убитого ли накладбище чужой влазнии 467 или фиса468. Если кто-либо совершит это безпозволения влазнии или фиса, которому принадлежит кладбище, канун обязываетудалить покойника с чужого кладбища» 469, – старик выполняет долг, но не долг«гуманитарный», а долг по очищению «своей» земли от «чужого». И, в своюочередь, этот старик-албанец воспринимает итальянского солдата, его жизньисключительно через призму опыта собственного «жизненного мира».
Он отдаетмиссионерам дневник солдата со словами: «Там, должно быть, его завещание …Иначе я вам и не отдал бы ее. Кто знает, что бедняга в ней нацарапал! Может, онкому завещал овец и коз. Мне не довелось его расспросить. Хотя, если у него ибыл скот, его давно уже сожрали волки» 470. Как свидетельствует в дневнике самсолдат, беспокойство о его овцах и козах выражала и жена мельника; при этом ее«Влазнѝя (vllazníja, от vēllá – брат) – 1) братство; 2) группа родственников помужской линии; 3) группа родственных семей, ведущих происхождение от одного предка.
Тоже, что и “племе” у сербов и черногорцев». (Канун – обычное право Северной Албании //Памятники обычного права албанцев османского времени / сост. и ред. Ю.В. Ивановой. М.:Ленад, 2010. С. 245.).468«Фис (fis, от новогреч. Φυσις – природа, натура, естество) – 1) род; 2) родственники помужской линии; 3) общественная единица, основанная на происхождении от одного предка».(Там же. С. 247.).469Там же. С. 51.470Кадарэ И. Генерал мертвой армии. С. 117.467239представления о порядке вещей были столь незыблемы, что их не смоглипоколебать попытки героя объяснить, что в городе, где он живет, овец и козпросто нет.Характерно, что чуждость «другого» осознается обеими сторонами встречи.И.
Кадарэ встраивает в текст романа фрагменты албанских фольклорныхпроизведений и реконструирует их восприятие генералом как носителем западнойкультуры; в частности, в одной из глав романа описывается воздействие наперсонажа албанской песни. По просьбе генерала ее переводит священник:«Довольно трудно перевести точно, но говорится в ней примерно следующее: япогиб и останусь здесь, о мои камарады, останусь здесь, на безымянной высоте замостом Кябе … Пожелайте от моего имени здоровья моей матушке … скажите ей,чтобы продала черного вола … Если моя мать спросит вас обо мне…». Речьсвященника прерывает ироническая реплика генерала: «Ха … интересно, что онискажут матери?». Священник: «Смысл примерно такой … если моя мать спроситвас обо мне, скажите ей, твой сын, мол, взял в жены трех женщин, то есть в негопопали три пули, и что на свадьбу его пришло много родственников и знакомых,то есть ворон и галок, которые начали клевать жениха». «Ужас какой!» –восклицает генерал, утратив былую циничную отстраненность.
Поразмыслив обалбанском народном творчестве, он заключает: «Можно раскопать их землю безособого труда, а вот углубиться в их душу не получится, ни за что» 471.«Албанский мир» оказывается закрыт, не доступен для главного героя романа. Кэтому добавляется и ощущение албанцами невозможности взаимного пониманияс представителями западной цивилизации, что демонстрирует эпизод передачикрестьянином тела солдата, например. Мельник излагает священнику историюпоявления в его доме, гибели и захоронения солдата-дезертира, принимаясобеседника за «приятного и вежливого человека, пока тот неожиданно не задаетнеуместный вопрос: «А солдата вы убили?» Стараясь утешить обидевшегося471Там же.