Диссертация (1145204), страница 53

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 53)

Кадарэ не просто вповествование о неспособности новоевропейского типа человека войти вфеноменальность гостеприимства, а, скорее, о тех эффектах, которые влечет засобой столкновение архаического и новоевропейского «миров». Сегодня у Западаесть технологические, военные, экономические, политические и т.п. ресурсы, носуть заключается в том, что они не только не способны пробить символическиеэкраны, и весьма часто за победами политическим, военными и т.д.

стоят«увечья» новоевропейских социальных и жизненных «миров». Следует отметить,что интенсивность, сила, по крайней мере, в символической размерности остаетсяна стороне архаического.Итак,идеявозвратак«архаическим»феноменамгостеприимстваоказывается весьма проблематичной именно благодаря господству «человекаЦит. по: Edler F.

H. W. Alfred Baeumler on Hölderlin and the Greeks: Reflections on theHeidegger-Baeumler Relationship (Part I of II).493Ibid.492254массы», объятого настоящим и не желающего, да и неспособного обратиться к«чистым формам прошлого и будущего». Хотя, несмотря на это, прошлоепродолжает жить и действовать как своего рода «бессознательное настоящего».И,вместестем,обнаружитьсакрально-символическиеоснованиягостеприимства в новоевропейском «мире» не просто трудно, но в принципеневозможно, что обусловлено логикой, онтологией и этосом новоевропейскоготипа человека.Гостеприимство в сегодняшнем европеизированном мире размывается инеспособностью повернуться к «чужому», «иному», для чего просто не хватаетсил, и тогда вступает в действие сценарий бегства от «чужого».Другой вариант, основывающийся на вторжении архаических практикгостеприимства, несущих в себе жесткие принципы, властные этосные стратегии,в новоевропейский «мир», ведет к разрушению самого типа новоевропейскогочеловека, запуская «внутри» него и его «мира» мистерии внеличностного идоиндивидуального, превращая встречу с «чужим» в «войну символов», или в«войну миров» в символическом измерении.255ЗАКЛЮЧЕНИЕНужно признать неприятный с концептуальной точки зрения факт: условийвозможности для перенесения феномена гостеприимства из «миров», где оносуществовало во всей своей символической и онтологической полноте, в «наш»современный массовый «мир», их «культивирования» просто нет.

Более того, нетусловий возможности не только для «культивирования» гостеприимства вдесакрализованном массовом «мире», но и для обнаружения в этом массовом«мире» его оснований как феномена в хайдеггеровском смысле, – нас окружаютсимулякры,мыживемсимулякрами,ито,чтосегодняименуетсягостеприимством, – во многом лишь симуляции гостеприимства.Конечно, существуют достаточно формализованные типы поведений,которые вроде бы являются «наследниками» архаической обрядности, но сегодняони лишены какого-либо символического, а заодно и онтологического,антропологического, экзистенциального смысла. Хотя, с другой стороны,«формализмы» эти, даже их «пустое» исполнение способно, пусть не везде и невсегда, пробудить то символическое, мифическое, сакральное содержание,которое иногда отбрасывает в наш десимволизированный «мир» символическиеотблески.Вообще, даже с десакрализованным новоевропейским «миром» не всеобстоит столь просто.

Во-первых, процессы консолидации «массового тела»достаточно жестко вычерчивают его границы и таким образом отсылают кинстанциям «иного-чужого», которые принадлежат «иным» «мирам». И эти«иные» «миры» отнюдь не находятся в оппозиции к новоевропейскому «миру»,они зачастую вовсе не озабочены «противостоянием Западу», а просто стоят насвоем «месте» со своими конститутивными основаниями.

При этом для западногосознания эти «миры» превращаются в территории «чужих», откуда можетистекать угроза нашествия «гостей».256Во-вторых,этаявленностьбытийности«иного»,словнорикошет,складывает «обратную перспективу» видения обитателями европейского «мира»самих себя, вызывая чувство его предельности и конечности его горизонтов,заставляя обращаться к поиску и разворачиванию новых интеллектуальных иэкзистенциальных стратегий опознания и признания «иного» и, тем самым, –самих себя. И в этом случае начинают прорастать, по крайней мере, условиявозможности гостеприимства, – рождается ощущение «иного», «иных миров», нередуцируемых к западным формам социальности, которые словно предлагаютевропейцам путешествие в них и, тем самым, – статус «гостей» со всемиобязательствами и императивами «гостеприимства».На первый взгляд, сегодня западный мир, если обратиться к туристическомубизнесу, буквально обрушился в «иные миры» в поисках экзотики.

Но, как ужеотмечалось, подобные «гостевые» практики выстраиваются на симуляции«инакового» и фактически отбрасывают все конститутивные принципы феноменагостеприимства. Однако даже подобная симуляция, как и симулятивноеисполнение архаических форм, имеет определенный смысл: при определенныхусловиях она способна изменить перспективу видения, вызывая необходимостьобращения к иным ресурсам артикуляции, проблематизируя саму позиционностьЯ. Так, и симуляция гостеприимства в туристическом бизнесе, и использованиетермина «гостеприимство» в политической сфере, наряду с громогласнодекларируемой «толерантностью», и встречи и «гостевые» сюжеты в социальныхсетях могут превратиться в своего рода провокации для более тонкойдифференциации семиотических полей, позволяющей очертить смысловыеконтуры феномена гостеприимства.С некоторой долей условности эту ситуацию можно назвать «апофатикойгостеприимства»,феноменальностей,предполагающей,которыеввпервуюсовременномочередь,«мире»отклонениетехкодируютсякакгостеприимство, но не соответствуют его феноменальности, порождая омонимию.И в этой «апофатике» можно выделить два весьма значимых аспекта.257Первый из них связан с когитальными, эпистемологическими практиками,которые должны быть сориентированы на поиск доменов гостеприимства всовременном мире, трудно различимых и достаточно немногочисленных, что,безусловно,требуетиспользоватьвэтомпоискеисоответствующийконцептуальный аппарат.

Как было показано, субъект-объектная логика,гомогеннаяонтология,концепциялинейноговремениит.п.наделедезориентируют исследование, поэтому «апофатика» может стать основаниемвполне мощной теоретической мотивации в разработке понятийного поля иразворачиваниилогикиосмысливания,котораяпозволитконцептуальноартикулировать если не сущностные основания гостеприимства в практикахновоевропейского «мира», то, по крайней мере, те или иные модусы этогофеномена.Второй аспект – онтологический, то есть «апофатика» не толькоподталкивает к иной «логике иного», но провоцирует разворачивание такихонтологических интуиций учреждения «мира», благодаря которым становитсядействительной экспликация условий возможности для «хронотопов» (М. М.Бахтин) практик гостеприимства. Поэтому базовой аналитической интенциейявляется очерчивание контуров феноменальности гостеприимства или хотя бы ихотсветов, отблесков в новоевропейской действительности.Такая «логика иного», неразрывно связанная с чувством «иного»,оказывается основанием «логики полифонии», или «логики различия безтождества», которая объемлет не только топологию феноменальности актуальныхвстреч с «иным», но и прошлое, и будущее как «иное» современности.

Благодаряэтой «хронотопичности» логика отклоняет конститутивные интенции «монолога», озабоченного обнаружением и утверждением «Абсолюта», моносущностикак в логическом, так и в онтологическом смысле. Это фундаментальноедопущение, основанное на «бахтинском» понимании историзма, Л. М. Баткинформулируеттак:«Мы,кажется,отказались,славабогу,отплоско-эволюционистского взгляда, согласно которому каждое явление в культурномразвитии – прежде всего некий “этап”, превращающий то, что было до него, в258подготовительные этапы и, в свой черед, обреченный стать предысторией чего-топоследующего. Мы теперь помним, что культурное прошлое не снято в итогахразвития, но продолжает жить среди множественности голосов настоящего.

Этахарактерная для XX в. синхроническая многоголосица, это – в принципе и ввозможности – превращение всех запасов прежней культуры в сплошноенастоящее потеряло бы, конечно, творческую напряженность и смысл, если быголоса не доносились из несхожих прошлых и не были бы глубоко различнымиголосами»494.Всежестоитотметитьнекоторыеособенности«синхроническоймногоголосицы» и XX, и XXI веков. Первое, что приходится принять вовнимание, – тот факт, что доминирующим социальным типом в новоевропейском«мире» является «человек-масса» с присущей ему логикой «здравого смысла»,плохо уживающейся с «многоголосием» как раз на уровне логики.

И какследствие неизбежно, что сегодня «многоголосица» является не эффектомпризнания интенсивности и силы бытийно звучащих «голосов» и не эффектомпризнания «чужого-иного», которое только и может быть развернуто наосновании собственной силы, а, напротив, – эффектом слабости, астении,лишающих и логику признания «чужого», и отчетливые дискриминативныешкалы этого признания какой-либо ценности.Однако повторюсь еще раз: новоевропейский «мир» далеко неоднороден, оннеизбежно живет гетерогенной онтологией, хотя эта гетрогенность может бытьвытеснена на «поля», на социальные «маргиналии».

И как раз в складках, намаргиналияхновоевропейскойдействительностипродолжаютнеизбывносуществовать символические домены и символические практики, принципыкоторых весьма далеко отстоят от принципов массового «мира» и его обитателей,не столько благосклонных гостеприимству, сколько жаждущих его, к немуустремленных,живущимиим,пустьисключительноразмерности.494Баткин Л. М. Европейский человек наедине с собой. С. 644-645.всемиотической259В частности, и сегодня на территории европейского «мира» продолжаютсуществовать не слишком обширные, в основном относящиеся к культуредомены, которые хранят символические структурности «архэ» гостеприимства.Сопределеннойдолейусловностидляисследованияфеноменагостеприимства, существующего в современном новоевропейском «мире», можноиспользовать концепцию модификации карнавала М.

М. Бахтина. Бахтин пишет,что «карнавал выработал целый язык символических конкретно-чувственныхформ – от больших и сложных массовых действ до отдельных карнавальныхжестов. Язык этот дифференцированно, можно сказать, членораздельно (каквсякий язык) выражал единое (но сложное) карнавальное мироощущение,проникающее все его формы. Язык этот нельзя перевести сколько-нибудь полно иадекватно на словесный язык, тем более на язык отвлеченных понятий, но онподдается известной транспонировке на родственный ему по конкретночувственному характеру язык художественных образов, то есть на языклитературы. Эту транспонировку карнавала на язык литературы мы и называемкарнавализацией ее»495.

Характеристики

Список файлов диссертации