Диссертация (1145201), страница 39
Текст из файла (страница 39)
«Топос» позволяет, во-первых, обозначить и выразить мини119Ясперс К. Ницше и христианство / Карл Ясперс. – М.: Моск. филос. фонд; «Медиум», 1994. – С. 111.193мальную структуру различимости, необходимую для адекватного определения всевозможного богатства человеческого естества, а во-вторых, осуществить мыслительную процедуру по элиминации смысловых связей междуразными топами человеческого естества. Столкновение этих топов в отношениях взаимной дополнительности лишь усиливает понимание их разнообразия в человеческом естестве в качестве независимых друг от друга, а такжедоступных социальному воспроизводству и проективному реконструированию.В аспекте «топоса» можно выделить три различных значения человеческого естества.
Во-первых, - био-наследственное естество человека, данноеему от предшествующих, прародительских поколений. Во-вторых, - социокультурное естество, существующее на основе совместной человеческой деятельности. В-третьих, - психо-физическое естество человека, в котором непостижимо соединяются душа и тело. Эти три основных значения человеческого естества можно абстрактно-синтетически выразить и в аспекте «хроноса»,где они сходятся в единое целостное естество.
Первая, био-наследственнаясоставляющая проективно соединяет человека с устоявшимися формамипрошлой жизни. Вторая, социо-культурная - соединяет его с актуальнымиформами предстоящей и будущей жизни. Третья же, психо-физическая - сповседневными формами настоящей жизни, в которой граница между прошлым и будущим всегда размыта и неопределенна. Социо-культурная реализация жизни человека всегда является более подвижной и изменчивой, ибоона не состоялась в своем завершенном виде.
Ее цель всегда находится впереди всего происходящего. Био-наследственная реализация человеческойжизни, напротив, уже состоялась. Она каузально предшествует человеческому существованию и функционально реализует его существование, сохраняя,поддерживая и воспроизводя в человеке ранее сложившийся набор егосвойств и признаков.Человеческое естество с необходимостью устремлено к испытанию того, что в нем не достает, не хватает, отсутствует или присутствует в неудо-194влетворительном виде. Ограничение сильных, зрелых и устойчивых возможностей биологического (голодание), социального (одиночество) и физического существования (самоизнурение плясками, самобичевание криками) частоприменялисьдикарямидлятого,чтобыоткрытьновые,культово-экстатические состояния души. Небывалые, измененные формы сознания,предельно открывали дикому человеку новые способности и возможностиего интеллекта, особыми инструментами развития которого всегда быливнушаемость и одержимость образами сознательной и подсознательной жизни.На особую значимость этого феномена, уходящего своими корнями вглубокие слои человеческого естества, обращает серьезное вниманиеЧ.Х.Кули, который отмечает его исторически сквозной характер:«…Аскеты,сыгравшие столь важную роль в истории христианства, других религий ифилософии, небезуспешно стремились избавиться от чувства присвоения ипринадлежности им материальных предметов; в особенности это касалось ихфизической плоти, в которой они видели случайное и унизительное земноеобиталище души.
Отчуждая себя от своих тел, собственности и комфортногосуществования, от семейных привязанностей — к жене или ребенку, матери,брату или сестре, — от других привычных предметов желаний, они давали,безусловно, необычный выход своему чувству я, но отнюдь не уничтожалиего. Не может быть никакого сомнения в том, что инстинкт этого чувства,неистребимого, пока сохраняется активность сознания, появлялся тогда всвязи с иными представлениями; а странные и диковатые формы, в которыхвоплощались стремления людей в те века, когда жизнь одинокого, грязного,праздного и истязающего себя анахорета служила для всех идеалом, даютценный материал для изучения и размышления»120.120Кули Ч.Х.
Человеческая природа и социальный порядок. Пер. с англ. – М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. – С.137.195Исходя из этого ясно, что дикость как основополагающий способ воплощения человеческого естества, является сквозной формой истории человеческого существования. Об этом же прямо пишет И. Кант: «Человеческийрод должен своими усилиями постепенно, из самого себя, вырабатывать всесвойства, присущие человеческой природе. Одно поколение воспитываетдругое.
При этом самое первое начало можно искать как в диком, так и вовполне развитом состоянии. Если это последнее принимать за первобытноесостояние, тогда, следовательно, человек впоследствии опять огрубел и впалв дикое состояние»121.Меняя формы проявления на разных этапах истории, дикость всегдасохраняет свою исконную сущность, набор своих атрибутивных признаков.Наиболее «чистой», «девственной», первозданной она является лишь в далекой древности - там, где формировалась первая грань, отделяющая человеческий мир от животного и всего остального мира. По мере того, как такие грани в разных своих проявлениях множились и обострялись, дикость при этомне ослабевала. Напротив, она тем самым получала новые, более широкиевозможности и условия для самореализации, пусть даже не всегда идентичные ее сущности, но вполне реализуемые в человеческой жизни, такие какобщинная собственность, уравнительное распределение, родительская заботливость и др.Дикий человек идентифицирует себя только со своим алчущим телом истраждущей душой.
Он полагает, что духовность как бессмертная сущностьимеет внешнее и независимое от него бытие. Поэтому обладание бытиемсвоего тела и своей души для человека является определяющей целью жизнии первым шагом к обретению человечности.
Вера дикого человека — это вера в чувственно доступную и очевидную феноменальность бытия, — это вера, неизведавшая одухотворяющих возможностей разума. Поэтому такая вера121Кант И. О педагогике // Трактаты и письма. Пер. с нем. – М.: Наука, 1980. – С.445-446.196получает иррациональное воплощение в виде сокровенных ритуалов и заклинаний.Вместе с новыми успехами человечества дикость теряет свою архаичную «чистоту», вступая в зависимость от других, проникающих в нее болееили менее существенных обстоятельств. Одни обстоятельства усиливали социальный потенциал возможностей, определяющих общий статус дикости,другие ослабляли его, и такая функциональная дифференциация разных значений дикости часто играла свою заметную роль в хронологической чередеуникально развертывающихся исторических событий.Чтобы теоретически четко выразить статусные позиции и границы дикости, следует вспомнить предостережение И.Ньютона, который в деле познания природы сформулировал методологически необходимый тогда императив «Физика, бойся метафизики».
Теперь этот императив получает нетолько антисхоластический смысл, но совершенно иное звучание. В деле познания современного человека и общества утверждаемый смысл по своемузначению меняется на прямо противоположный. Поэтому, перефразируя высказывание классика применительно к современному обществу, можно смелосказать: «Социальная метафизика, бойся социальной физики». Бытие человечности, конечно же, определяется социальной физикой, но не сводится кпоследней, так же как не сводится желание людей к возможности двигатьсяпо узкому коридору только в том направлении и с той интенсивностью, которые по законам стихийного множества задаются общим потоком социальноймеханики.
Именно в таком смысле «человечность не есть род, в отличие отживотности»122. Человечность являлась бы выражением рода или стада, если она целиком определялась бы социальной физикой или социальной механикой, как это имеет место в случае с животностью как таковой. Тем не менее, это также не подтверждает того, что человечность отсутствует в феноменах социальной физики.
Более того, она обречена всегда присутствовать в122Левинас Э. Гуманизм другого человека. 1961-1968 // Избранное: Трудная свобода / Пер. с франц. – М.:«Российская политическая энциклопедия», 2004. – С. 595.197них значительнее и знаменательнее, чем они в ней, даже тогда, когда в этомне удается удостовериться.Почти все трудности и опасности, подстерегающие исследователя входе познания человека и общества, связаны с тем, что до сих пор не известны позиционные градации и границы применимости логики естествознания.В отличие от логики гуманитарных наук, логика естествознания скрывает всебе длительную традицию, исторически насыщенную богатыми достижениями, по необходимости апеллирующими к общему (обобщение). Поэтому логика естествознания может довольно легко и быстро воздвигать из разныхсуждений концептуально величественные сооружения, но, натыкаясь нанепреодолимую для нее «крохотную песчинку» единичного (индивидуализация), все логические построения тут же на глазах моментально обрушиваются, словно «карточный домик».Для понимания того, каков социально-философский критерий разграничения между дикостью, варварством и цивилизацией, нельзя отделаться«парой фокуснических фраз».