Диссертация (1145201), страница 34

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 34)

О мнимом праве лгать из человеколюбия // Трактаты и письма. – М., 1980. – С.296.167Если другой человек мне друг, для которого мое полагание истины небезразлично, то он может принимать мою форму бытия истины как свою. Таким образом, истина в процессе моего отношения к другому человеку можетполучать особое экзистенциальное воплощение в социальной реальности.Если постигнутое бытие истины начинает усваивать критически нарастающая масса людей, то перед таким социальным образом истины сначала раскрываются генеалогические врата в историю, а затем и исторические врата ввечность.Дружба, в отличие от истины, всегда делает человеческую жизнь исторически бренной феноменальностью. Эта феноменальность получает самыеразличные преломления, определяющие содержательность, устойчивость,изменчивость и другие значения дружбы; - «мы прикованы к людям разнородными цепями: родства, гордости, боязни, надежды, корысти, нужды,ненависти, удивления»97.

Поэтому, разглядывая загадочные очертания дружбы в отношениях между людьми, здесь можно долго удивляться и, наконец,прямо сказать словами Ф.Ницше: «Нет ничего более непонятного, как то, каким образом среди людей могло возникнуть честное и чистое стремление кистине»98. Люди действительно с необходимостью совершают намеренноеискажение истины.

Они, порою, по разным причинам, оказываются вынужденными воплощать свое «мнимое право лгать из человеколюбия»99. Такимобразом, столкновение разных гуманистических ценностей может принуждать человека к утверждению форм бытия, столь же далеких от истины, какесли бы этими ценностями никто не руководствовался. И впрямь, «бываетневинность во лжи, и она служит признаком сильной веры в какуюнибудь вещь»100. Действия, уподобляемые фанатизму могут происходить и97Эмерсон Р. Нравственная философия. – Мн.: Харвест, – М.: АСТ, 2001.

– С. 125.Ницше Ф. Об истине и лжи во вненравственном смысле // О пользе и вреде истории для жизни. – Мн.,2003. – С. 357-358.99Кант И. О мнимом праве лгать из человеколюбия // Трактаты и письма. – М., 1980. – С. 292-297.100Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. – Мн.: ООО Попури, 1997. – С. 132.98168происходят с такой же неотвратимой силой, которая стихийно выплескивается из инстинктивных животных влечений.В общей картине этого конфликта между дружбой и истиной можно обозначить три ключевых фрагмента, которые разворачиваются как в микроистории отдельного человека, так и в макро-истории народа. Сначала дружбав отношении к истине реализуется в форме предвосхищения, в котором выражается пародия на истину со стороны содружественного бытия людей.

Затем дружба ведет к расщеплению истины на такие элементы, множество которых манипуляционно выражало бы для данного содружества людей идентичный и адекватный образ истины, с которым все могут иметь общее дело.И, наконец, дружба усваивает, «переваривает» в себе весь метафизическийсмысл истины, – если она смогла расщепить эту истину. В противном случаепроисходит банальное отчуждение той истины, которая не легла на алтарь воимя дружбы. Ведь истина как таковая в своем метафизическом бытии всегдасинкретична, неделима.

Она не может состоять и составляться из частей, иболюбая часть истины - это заведомое заблуждение. Это становится особенноясным в том случае, когда истина несет угрозу дружественным отношенияммежду людьми. Здесь можно увидеть один из подходов в понимании того,почему одни народы достойны той религии, которая им всем, вроде бы, данасвыше, а другие – нет.

Почему вообще человечеству приходится, вступая в тоили иное религиозное содружество, выбирать между ядовитой истиной исладким предубеждением, полным «здоровых иллюзий, которые человечество использует как защиту»101?В своем существовании среди людей человек обнаруживает две крайниепозиции, конфронтация которых ставит его перед необходимостью не столько выбора одной из них, сколько согласования, сочетания, определения мерысоответствия друг другу.

Поэтому, чтобы позитивно реализовать свой человечный статус, человек должен превратить другого в друга, т.е. в «ближнего101Фуко М. Ницше, генеалогия, история // Альманах «Ступени», № 1 (11). – СПб., 2000. – С.113.169своего». Взгляд человека на истинное положение дел может не только совпадать, но и различаться от взгляда другого человека. В таком случае «другой»для каждого из нас может превращается из индифферентного – либо в своего,либо в чужого, т.е. становиться либо другом, либо врагом. Человек, очеловечиваясь в социальной реальности, всегда встает перед необходимостью преодоления индифферентности, обезличенности «другого».

Для чего я живу –«для того, чтобы изучать мысли себе подобных и высказывать свои собственные, или для того, чтобы слепо подчинять свои мысли мыслям другихлюдей? Если я должен полагаться на самого себя, чтобы понять, что я есть,где я есть и чем я могу стать; если для меня важно это знать и я должен этоисследовать, то что может быть несправедливее, чем мешать мне исполнитьто, что требует от меня мой долг и мои интересы?»102Частые совпадения взглядов возрождают и усиливают старую дружбу изнутри, а различие взглядов либо трансформирует и обновляет прежнююдружбу, либо разрушает ее вовсе. Подчинение своих взглядов взглядам другого человека имеет генеалогическое оправдание не только в отношении ученика к своему учителю, но и в отношении раба к своему господину, побежденного – к победителю.

Но это генеалогическое оправдание не может иметьоправдания в истории. Здесь, конечно же, разные формы оправдания, ибоони, как таковые, показывают независимость возможностей в обретении самого себя от условий справедливого выбора. История, в отличие от генеалогии, не прощает конформизма, но и она (история) оставляет человеку нелучший выбор. Отказ от конформизма, актуализируемый в историческом бытии человека, чреват другой опасностью, открывающейся перед человеком нигилизмом, который история может хоть как-то оправдать. Взгляды одногомогут лишь генеалогически трансформироваться во взгляды другого, дажеесли это перспективно скорректированное согласие во взглядах обнаруживается в дальнейшей ретроспективе как достаточно далекое от истины.102Ламетри Ж.О.

Опыт о свободе высказывания мнений // Соч. / Общ. ред., предисл. и примеч. В.М. Богуславского. – 2-е изд. – М.: Мысль, 1983. – С. 300170Специфика дружбы как социально-исторического феномена в том и состоит, что она способна проявляться в качестве такого механизма, в которомсовмещаются разрозненные практические усилия людей в русле общего социального действия, устраняющего своим фактом несовершенство персонифицированной и суверенной натуры отдельного человека. Совмещая эти усилия, дружба порождает не только «фетиш» общечеловеческого, общественного тела, но и «фетиш» относительной истины, которая бесконечно приближает нас к самой истине, но так и не погружает в ее объятия.Человек по своей сущности не только существует, но и мыслит свое существование, что, в свою очередь, открывает ему возможность особого отношения к себе как к предмету своего существования.

Это мыслимое человеком «самоосуществляемое существование» постоянно сопоставляется, соизмеряется, сравнивается с существованием «другого» человека, в котором человек объективирует свою социальную реальность. Если в данном отношении к своему существованию человек руководствуется не своей сущностью,а складывающимися обстоятельствами жизни, то его мысли вызывают в немлишь сомнение, от которого никуда не уйти, кроме как к спасительному дляданного случая нигилизму. Если же человек исходит из своей сущности иполагается на самого себя, то его мысли формируют мнение, полагаемое вкачестве личностного обретения истины. Когда человек обретает истину всебе и себя в истине, то наступает прозрение, подобное тому, которое позволило Христу сказать «Я и есть истина».Если я ценю истину и считаю ее одной и единственной (ибо «другой» онабыть не может), то я ценю ее в себе, в своем бытии.

Изначальная ценностьистины вырастает из моего соответствия самому себе, которое я, как и каждый другой, пытаюсь обрести. Следовательно, в антропологическом смыслеистина может трактоваться в качестве гностического отношения к частномуслучаю моего «Я», моей самости. Тем самым открывается важная для социально-исторического существования людей возможность дробления истинына множество ее слагаемых. Эта возможность реализуется благодаря тому,171что «моя» истина вступает в конвенциональное, согласованное отношение систиной друга, открывающего фактом своей дружбы возможность для моегоинобытия и продолжающего в себе мое внешнее, социально овеществленноебытие.Классическая, античная ментальность философии Аристотеля являетсятой базисной платформой, под которую уже больше не может без ущерба длясебя заглянуть современный цивилизованный интеллект.

Поэтому можно сбольшими издержками и в рамках гипотетической редукции представить такое положение, что Аристотель философскими тропами незаметно подкрадывался к необходимости духовного отчуждения того, что с традиционнойщедростью давал людям мифологизированный опыт народной мудрости.Этот витальный опыт возносил дружбу превыше всего и ставил отношениялюдей в такую плоскость, где разделение между истиной и ложью пока ещене имело особого значения.

Дружба всецело определялась опытом народноймудрости, пока еще не вкусившей «яблоко познания» вечной истины.Античная жизнь людей воспринимала дружбу превыше истины. Опытнародной мудрости всегда приучал людей к тому, что дружба является приоритетным условием, определяющим простейший порядок жизни близкихдруг к другу людей. Тем не менее, философская воля к истине неудержимовлечет Аристотеля от «физического» истолкования норм жизни к их «метафизическому» истолкованию в пользу истины. Так происходит скачек, вырывающий человека из цепких объятий дружбы и погружающий его в прозрачное свечение истины. Здесь совершается переход из социально-этического вэйдетическое, т.е.

по ту сторону дружбы, туда, где истина вдруг теряет робость и обретает волю. Она здесь не терпит никакого насилия над собой.Дружба же теряет свое былое величие и друг становится индифферентным,определяется просто как «другой».Своей метафорой «Платон мне друг, но истина дороже» Аристотель нетолько сформулировал одну из величайших философских проблем, но и экс-172промтом показал ее молниеносное решение, которое всегда, когда о нем думаешь, поднимает в душе особую мистическую волну, смутно сочетающуювитальный протест с одухотворяющим восхищением.В русле софистических размышлений проблема соотношения феноменовдружбы и истины выглядит в качестве одного из наиболее важных аспектовизучения связей между социально-этическим и эйдетическим началом бытия.Если в мифологической форме эти области знания синкретически сливаютсяв одно целое, то уже в философии древнего мира начинается их разделение иобособленное, самостоятельное становление, достигающее антиномическогопротивостояния таких феноменов как дружба и истина.Сравнивая друг друга, люди обнаруживают полярность симпатий и антипатий, с которой нельзя не считаться.

Характеристики

Список файлов диссертации