Диссертация (1145195), страница 50
Текст из файла (страница 50)
Это отданность со-страданию,Другому позволяет нам обнаружить себя в Другом и наоборот. «Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19:12) — сказано об этом в Евангелии.Исследование феномена боли не будет полным, если мы не уделим внимания такому явлению, как мазохизм.
Из анализ мазохизма, проведенного Ж. Деле-246зом,377 мы можем вывести положение о том, что для мазохиста наслаждение сосредоточивается вовсе не в боли. Всю полноту мазохистского переживания, которую он называет «фантазмом», Делез делит на три составляющих: фетиш (подэтим понимается непосредственно предмет или антураж, который в сознании мазохиста ассоциируется с «очищающим актом» наказания), роль (здесь имеется ввиду доминирующий образ того, кто наказывает) и инициация (трактующаяся какнепосредственный акт наказания, представляющий собой кульминацию переживания).
Такая концепция боли и страдания, согласно Делезу, может быть сопоставлена с переживанием религиозного экстаза. Однако, несмотря на многочисленные коннотации боли со страстями, со страданиями — языческих богов и героев или сюжетами из Священных Писаний монотеистических религий — мыдолжны заметить, что боль, как и страдание, никогда не были возможностью илиспособом достижения божественного или единения с Богом. Страсти Христовы,Его апостолов и мучеников понимались в большей степени как необходимость.Суждения Делеза о боли и мазохизме можно было бы попытаться соотнестисо взаимоотношениями врача и пациента, в рамках которых фетишем бы выступали инструменты и белый халат, роль проявлялась бы в доминирующей фигуреврача, а инициация — в исцелении.
Однако даже несмотря на то, что насилие является неотъемлемой частью целительного процесса, попытка рассмотреть этуинтеркоммуникацию с позиции Делеза представляется нам в данном случае необоснованной. Прежде всего, едва ли медик осознанно стремится доставить пациенту боль. За редким исключением цель врача, напротив, заключается в том, чтобы свести весь спектр болевых ощущений и переживаний к минимуму. Далее, даже если интерпретировать исцеление или улучшение состояния пациента какинициацию, а инициацию врача понимать в более широком смысле как его способность намеренно причинить пациенту боль, то мы не можем сказать, что в сознании врача или его пациента имеет место «антропологический сдвиг».
Профес377См. Делез Ж. Представление Захер-Мазоха (холодное и жестокое). URL: http://bookitut.ru/Venera-v-mekhakhPredstavlenie-Raboty-o-mazokhizme.10.html.247сиональный «антропологический сдвиг», то есть необратимая перемена в миропонимании врача возможен в том случае, если речь идет о максимальном отстранении его как субъекта от страданий, которые испытывает пациент. Неизбежнойценой постоянного пребывания медицинского работника в сфере боли оказывается в некотором отношении скупая эмоциональная реакция, иной способ переживания страдания Другого. «Человек способен обращаться с пространством, черезкоторое он причастен к боли, то есть с телом, как с предметом», — пишет о подобном переживании Эрнст Юнгер.378Исходом, но не завершением переживания боли как понимания становитсяпереживание-преодоление. В этом контексте пережить нечто означает найти иукрепить нового себя, преодолев этап переживания-волнения и переживания опыта, но уже не статичного себя, а непрерывно движущегося.Эрнст Юнгер отмечает, что в экстремальной ситуации «все меры сводятсяне к тому, чтобы убежать от боли, а чтобы ее вытерпеть.
Поэтому как в героическом, так и в культовом мире мы встречаем совершенно иное отношение к боли,чем в мире сентиментальности. А именно: в последнем случае, как мы видели,речь идет о том, чтобы оттеснить боль и изолировать от нее жизнь, тогда как впервом случае важно включить ее и приспособить жизнь к тому, чтобы она в каждый момент была вооружена для встречи с ней».379 К этому мы могли бы добавить, что, хотя мир врача не менее уязвим для боли, как и мир любого другого человека, однако именно доктор дает жизни оружие для встречи с болью и борьбы снею, а потому он вполне заслуживает культового и героического статуса.378379Юнгер Э.
О боли. Часть 7. URL: http://pustoshit.com/08/junger.htmlЮнгер Э. О боли. Часть 7. URL: http://pustoshit.com/08/junger.html.2484.9. Проблема эйтаназии380 в светской и христианской этикеО ценности и качестве жизни сказано немало. Задумаемся о качестве смерти. Однако право пациента на уход из жизни остается спорной и во многом дажезапретной темой.Противоположные мнения о существовании души, загробной жизни использовались философами с одной и той же целью — разумного примирения человека со смертью. Платон и Аристотель, пытаясь помочь преодолеть страх передсмертью, отстаивали тезис о бессмертии души.
Цицерон, по-своему переосмысливэто учение, убеждал, что умершие «живы и притом живут той жизнью, котораяодна только и заслуживает названия жизни»381. Эпикур и Лукреций стремясьосвободить человека от страха смерти, доказывали что и душа, и тело смертны,поэтому человек не воспринимает смерть, а, следовательно, ее не стоит бояться:…а если бы ум бессмертным у нас оказался,То не сердился бы он на погибель свою, умирая,Но, наподобье змеи, вылезал бы наружу из кожи.382Сказанное, увы, не отменяет ни страха смерти, ни особого к ней отношения.Нам предстоит исследовать несколько аспектов этой проблемы, касающихся, вчастности, качества и ценности смерти как экзистенциальной постоянной в жизникаждого человека — как врача, так и его пациента.380Эйтаназия от греч.
εὖ — хорошо + θάντος — смерть. Допускается так же написание: эвтаназия и эутаназия.О старости (Катон Старший). XXI, 77.382Лукреций. О природе вещей. М, 2014. —С. 179.381249Секулярное сознание, воспринимающее врача в качестве властителя и проводника жизни и смерти, не устает при этом повторять ренессансное гуманистическое заклинание: «Единой целью человеческого существа остается счастье, состоящее в реализации людских потребностей»383. Отсюда вытекает естественноетребование к врачу, на которого возлагается ответственность за увеличение продолжительности и качества жизни, то есть безграничных способов реализации человеческих потребностей.
О том, что одной из таких потребностей, помимо качества жизни является и качество смерти, принято умалчивать.За прошедшие годы мы смогли приобрести множество знаний и умений, мынаучились строить корабли и разжигать костры, открыли законы физики и поставили целый ряд фундаментальных экспериментов. Но мы остаемся невежественными и беспомощными перед рождением и смертью. Отчего-то именно они остаются вне сферы наших интересов. Стыдно не знать о законе всемирного тяготенияи отчего-то совершенно не стыдно не знать о смерти, не понимать ее законов, еепоследствий, не знать, что именно происходит с умирающим. Мы не учимся приходить в мир и не желаем учиться уходить отсюда.
Речь не о биологии, антропологии или танатологии. Речь о том, как в течение долгой жизни каждый из насзнакомиться со множеством людей кроме одного — самого себя.В самом слове «смерть» заключена связь с такими понятиями как «мера»,«часть», «предел». Смерть тела — это та мера, которой неосознанно измеряетсявесь временный земной путь.Вспомним, что в пуританскую викторианскую эпоху, табуировавшую самувозможность обсуждения сексуальности, беседы о смерти были обыденным светским явлением. Между тем неофрейдизм с его вечным диалектическим единствомЭроса и Танатоса давно провозгласил особого рода стремление: «воля к смерти»,или «инстинкта смерти», являющихся формой расплаты живого существа за удовольствие. Более того, смерть остается биологическим механизмом, естественно383Баткин Л. Итальянские гуманисты: стиль жизни - стиль мышления.
М., 1978. С. 52.250встроенным в процесс функционирования клетки (апоптоз), вне этого механизмабыл бы невозможен процесс обновления. Естественно, жизнь тела, проживаемая в«тревоге о смерти» (Владимир Янкелевич) лишается радости самоощущения живого, как живого. Однако, полное отсутствие заботы о физической смерти ближнего, безразличие к процессу умирания говорит и об обесценивании самой идеичеловеческой жизни.
В этом контексте разговор о возможности прерывания физической жизни и о качестве смерти представляется неизбежным и предельно актуальным.«По словам Метерлинка, посюстороннее отделено от потустороннего полупрозрачной мембраной: по одну ее сторону — посюстороннее, которое уже почти“там”, а по другую — потустороннее, едва отдалившееся, такое близкое, что ещепочти здешнее: область за гранью мира, или мир иной — абсолютно иной и абсолютно нездешний (расположенный в другом месте, чем “здесь”, и иной, чем этотмир) и все же повсюду присутствующий. Как и Богу, ему свойственны вездесущность и везде-отсутствие, он находится сразу по обе стороны, по ту и по эту, он итрансцендентен и вместе с тем имманентен, — ибо самой малости, сгустка кровив артерии, сердечного спазма достаточно, чтобы “там” непосредственно оказалось“здесь”... Смерть стоит за дверью, незримая, но такая близкая!» 384 — напоминаетнам в своем главном труде Владимир Янкелевич.