Диссертация (1145195), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Культура — спасательный круг для гуманизма, так как, если она и гибнет в современном обществе, то гибнет не в общем, а лишь у конкретного человека».247Знание врачом такой важнейшей составляющей культуры как классическаялитература позволяет ему расширить область собственного знания о себе и пациенте. Литература помогает врачу осознать собственную профессию не просто каксовокупность утилитарных знаний и навыков, но и как универсальный инструмент метадисциплинарной гуманитарной коммуникации, позволяющий врачу ипациенту оставаться в общекультурном поле и оправдывающий звание медициныкак всестороннего знания о человеческой природе.
Более того, постановка и решение актуальных для врача и медицины в целом этических вопросов свободыволи и выбора, сострадания и милосердия вне гуманитарного культурного пространства просто не представляется возможным.Мы переходим теперь к рассмотрению образу пациента. Как влияет болезньна осознание ценности человеческой жизни? Лишая человека возможности полноценного существования и ограничивая потенциал его самореализации, с однойстороны, болезнь ставит безусловную ценность человеческой жизни под сомнение. С другой же, она позволяет иначе взглянуть на возможности, даруемые здоровьем, так что, как ни странно, именно в экзистенциальном кризисе болезни,ценность человеческой жизни многократно возрастает.247Сивовол С.
И. Гуманизм и врач. // Стоматолог-инфо. URL: http://stomatologinfo.com/?id=245.155Глава 4. Пациент4.1. Лицо и Личность: онтологический аспектПонятие «персона» происходит от греческого πρόσωπον («лицо, маска»).Связано это с тем, что в древнегреческом театре голос актера доносился черезспециальное отверстие в его маске. Отсюда же латинское понятие «per-sonare»(«громко звучать, оглашать»). Сегодня стыло привычным говорить о высокопоставленных людях как об «очень важных персонах»; новоевропейская культура,конечно, обременила это понятие множеством семантических слоев, и тем не менее в основании мы обнаруживаем всего лишь маску.Другой — это «не-Я», некто противостоящий мне, тот, кто находится подругую сторону от меня, разделяемых мною ценностей, моего миросозерцания.Вместе с тем, Другой похож нам меня: он, как и я, думает, ощущает, говорит.
Отражение меня в зеркале (лицо) предстает в качестве Другого в отношении ко мнекак личности, выражая в то же самое время внешнюю форму и структуру моейличности. По существу, лицо (как внешность) оказывается персонажем. Говоря отом, что лицо — это Другой, мы имеем в виду следующее: представим себе мирбез единой отражающей поверхности. Лицо утрачивает свои смыслы и функции втом случае, если его никто не видит, в том числе и его обладатель. Лицо, такимобразом, является своего рода ландшафтом личности, и мы ассоциируем его стем, кто его носит, но сам человек ассоциируется не только с лицом.
Лицо —Другой — является одновременно образом и подобием. Оно — лишь рефлексия,156идея человека, но не в платоновском смысле «идеи-сути» (εἶδος), а лишь в смысле«автографа, визитной карточки».Лицо — это Другой, к которому мы проявляем живейший интерес, едваначинаем общение с отражением себя в зеркале, то есть, будучи трех месяцев отроду переживая так называемую «стадию зеркала». Знаменитый последовательучения Фрейда, во многом развивший психоаналитическую методологию, ЖакЛакан в статье «Стадия зеркала» заключает, что то, как мы отражаемся и узнаемсебя в зеркальной глади еще в раннем детстве, составляет «ту символическуюматрицу, в которой я оседает в первоначальной форме, прежде чем стать объектом».248 Иначе говоря, человек уже начинает осознавать, что видит кого-то в зеркале, однако все-таки не готов пока судить о нем, пользуясь понятиями классической бинарной оппозиции: «я» — «не-я».Лакан продолжает: «Зеркальный образ является, кажется, порогом видимогомира, если мы замечаем роль зеркального аппарата в появлении дубля, в которомо себе заявляют психические реалии»249.
Иными словами, весь окружающий мирзамыкается для нас на зеркальном отражении, которое представляет на наш судкак физические, так и присущие нам психические свойства. Значит, вслед за Лаканом мы можем сказать, что «…стадия зеркала есть драма, которая измышляетфантазмы, постепенно переходящие к водруженным на себя доспехам некой отчуждающей идентичности»250. Драма эта состоит именно в том, что мы неразрывно связаны с тем обликом, отраженным лицом, которое мы, однако, трактуем как«воспроизведение», «фантазм», «Другого».На помощь нам приходит понятие «отчуждающей идентичности», под которой мы будем иметь в виду вопрос того человека, который не узнал самого себя, заглянув в зеркало: «Неужели это я?» И. А.
Бродский сформулировал эту проблему в виде сосредоточенного поэтического размышления:248Лакан Ж. Стадия зеркала как образующая функцию «Я». URL: http://lacan.narod.ru/ind_lak/lac_r6.htm.Там же.250Там же. с.89249157Сумев отгородиться от людей,я от себя хочу отгородиться.Не изгородь из тесаных жердей,а зеркало тут больше пригодится.251Как разрешить такое странное противоречие? Даже в первом приближениимы неизбежно задаемся вопросом: а значит видеть в принципе?В диалоге «Тимей» (45b—47e) Платон разворачивает учение о том, что восприятие посредством зрения возможно благодаря одновременному истечениюсветовых лучей из глаза наблюдателя и из наблюдаемого им предмета, при томчто оба этих луча соединяются в нечто целое и неделимое — «зрительное тело».Такая доктрина имеет отношение не только к зрению, но и вообще ко всякому роду восприятия. Слияние лучей является «зрительным телом», безо всяких свойств,на самом деле присущих наблюдаемому предмету или наблюдателю: оно представляет собой чистый смысл или, пользуясь терминологией Платона, эйдос, тоесть чистую идею.
Иными словами, в этой непосредственной данности сущностьи явление того, что мы наблюдаем, слиты в одно нерасторжимое целое.Таким образом, мы способны видеть свет, поскольку он сам различает и видит нас, а также потому, мы сами видим себя изнутри этой видимости. В этом абсолютном ощущении иного, пронизывающем нас, заключается вся новизна света;а самый встречный взгляд созерцаемого предмета вплетается во взгляд наблюдателя и фиксирует его, подобно свету замирая в нем. Одновременно с этим мы поподобию своего зрения оказываемся наделенными и умозрением: «…причина, покоторой бог изобрел и даровал нам зрение именно эта: чтобы мы, наблюдая круговращения ума в небе, извлекли пользу для круговращения нашего мышления,251Бродский И.А. Малое собрание сочинений. СПб., 2013.
С.68.158которое сродни тем, небесным, хотя в отличие от их невозмутимости оно подвержено возмущению; а потому, уразумев и усвоив природную правильность рассуждений, мы должны, подражая безупречным круговращениям бога, упорядочить непостоянные круговращения внутри нас» (47b—c).Когда мы узнаем свое отражение в зеркале, мы как будто занимаем не свойственное нам положение, глядим со стороны — то ли со стороны зеркальной поверхности, то ли извне его, но так или иначе делая взгляд независимым от собственного лица, тем самым подчиняя собственную мимику такому свободно возникающему взгляду.При всей той многозначности, которую лицо обрело в человеческой культуре, даже в ежедневном опыте нас поражает определенная присущая ему призрачность, а чем дольше человек в него всматривается, тем скорее вообще лицо превращается в маску, создавая аллюзию на слова, сказанные Сартром о лице как оформе существования: «Всякий другой должен иметь органы чувств, но не необходимо эти органы чувств, но не лицо и, наконец, не это лицо.
Однако лицо, органы чувств, присутствие – все это не что иное, как случайная форма необходимости для другого существовать в виде принадлежности к расе, классу, среде и т.д.,посколькуэтаслучайнаяформапереводитсячерезтрансцендент-ность, которая не должна существовать. То, что является стилем себя для другого, становится для меня плотью другого».252 Умозрительно лицо представляетсяпустым пятном, открытым местом, и, возможно, именно вследствие этого все, чемтак или иначе занято наше сознание, мы признаем подпадающим под воздействиесилы особенного порядка, силы, относящейся к чему-то безусловно реальному.Собственное лицо не сопротивляется взгляду, и мы знаем его по множествуискусственных и естественных отображений, хотя лицо им и не принадлежит.Наше лицо так никогда полностью и не оказывается объектом созерцания.
Имен-252Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. М.,2012. С. 532.159но поэтому мы склонны трактовать его, скорее, как некий пустой объект, пустоеили, по крайней мере, никогда не заполненное полностью место.В свете идеи Лица как Другого, небезынтересным представляется обратиться к классической концепции, предложенной Э.