Диссертация (1145195), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Д. Греческо-русский словарь. Ст. 1224.150познания оказываются задействованными одни и те же психические механизмы».241В определенной мере наследником каждого из приведенных нами персонажей мы считаем и персонажа новеллы Всеволода Гаршина «Красный цветок».Сюжет его таков: в губернской психиатрической больнице оказывается новыйбуйный пациент, но лечащий врач не может помочь притупить остроту мучащегоего приступа. Больной образован и в достаточной мере сохраняет разумность исвои душевные свойства. Он взволнован тем, что в мире слишком много зла.
Емукажется, что он – «честный боец и первый боец человечества»,242 который стоитво главе целого легиона людей, которые тайно борются с мировым злом. Играяроль рыцаря и спасителя, он готов поплатиться жизнью за отстаиваемое им дело.Наряду с ним в легионе состоят величайшие люди и герои нынешних и прежнихвремен. Он считает, что все зло сосредоточено и воплощено в найденном им вбольничном саду «ядовитом» цветке мака. Этот цветок «впитал в себя всю невинно пролитую кровь, <…> все слезы, всю желчь человечества»;243 от ужасного мака «длинными, похожими на змей ползучими потоками извивается зло».244 В конце концов, в одной утро безумца находят мертвым, ногтями его ободраны, рукиего окровавлены, на лице запеклась улыбка, исполненная спокойствием и гордости, а в ладони несчастный зажал цветок, который победоносно забирает с собойв могилу.В том, что именно мак становится символом мирового зла, очевиден намеккак на наркотический опиум, так и на «Цветы зла». Ш.
Бодлера. Персонаж рассказа В. М. Гаршина непостижимым образом совмещает в себе характерные чертыпрежде рассмотренных нами «пациентов»: он одержим идеей спасения мира, как241Чесноков Р. А. Психоаналитическая терапия верующего пациента: извилистое русло и подводные камни. //Журнал практической психологии и психоанализа.
2004, №1. URL:http://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID=2839.242Гаршин В. М. Красный цветок. / Рассказы. Иркутск, 1976. С.86.243Там же.244Там же, с. 87.151Поприщин, горделив, как Коврин, хотя герой Гаршина и не разделяет той патологической зависти, которая снедает Коврина. Выходит, что присущая персонажу«Красного цветка» горделивость той же самой природы, что и монаршее достоинство Поприщина. Наконец, наш герой Гаршина, как и герой Достоевского, лишенимени.
Вместе с тем он целостен, сосредоточен, поскольку цветок — это «объективное» зло, а не часть его больной натуры. Несмотря на то, что, по существугаршиновский герой оказывается побежденным, ему удается трагически одержатьверх над мировым злом.Характерной чертой повествовательного стиля Гаршина представляетсяточность наблюдения, определенность в выражении своих мыслей.
В этой прозечитателю почти не встречаются метафоры или иные тропы и фигуры речи, онизаменены на первый взгляд безыскусным обозначением предметов и фактов, придаточные предложения в описаниях отсутствуют. Говоря, в том числе и о такомпредельном реализме этого автора, современник Гаршина, критик Глеб Успенский отмечал: «...в его маленьких рассказах и сказках, иногда в несколько страничек, положительно исчерпано все содержание нашей жизни, в условиях которойпришлось жить и Гаршину и всем его читателям».245Болезнь Всеволода Гаршина (как и в случае с Гоголем) роднит его с выведенным им персонажем. Впрочем, случай Всеволода Михайловича нельзя трактовать непосредственно в контексте божественных дионисийских видений. Здесьвозобладала болезнь именно в клиническом смысле слова.
Видения и близостьбезумия писатель встретил лицом к лицу на своем личном опыте. С детства будучи крайне чувствительным и впечатлительным, в юности писатель прошел рядовым Русско-турецкую войну 1877—1878 годов. Об этом периоде жизни свидетельствует его рассказ «Воспоминания рядового Иванова». Военные переживанияне только убедили Гаршина в пацифизме, но и усугубили приступы его нервнойболезни, зачастую сопровождавшиеся галлюцинациями.
Об одном из таких при245Цит. по: Аверин Б. В. Всеволод Гаршин. // Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература ифольклор». С. 141. URL: http://feb-web.ru/feb/irl/rl0/rl4/rl4-1232.htm.152ступов Гаршин писал: «Однажды разыгралась страшная гроза. Мне казалось, чтобуря снесет весь дом, в котором я тогда жил. И вот, чтобы воспрепятствовать этому, я открыл окно, — моя комната находилась в верхнем этаже, — взял палку иприложил один ее конец к крыше, а другой — к своей груди, чтобы мое тело образовало громоотвод и, таким образом, спасло все здание со всеми его обитателями от гибели».246 Не сопоставим ли этот поступок с самозабвенной борьбой созлом, которую Всеволодом Михайловичем описал в «Красном цветке»?В возрасте тридцати трех лет писатель совершил попытку самоубийства,бросившись в лестничный пролет, в результате чего сильно разбился и пятьюднями позже скончался в мучительных страданиях.
Понятный, но, к сожалению,непонятый и далекий от «пророческого помешательства» писателю суждено былопрожить короткую жизнь, которая увенчалась страшной смертью, хотя ему, как иГоголю, Достоевскому и Чехову, и удалось поведать публике об опыте безумия.Окружившему личность Гаршина сразу после его преждевременной гибели трагическому ореолу весьма способствовало и то, что И.Е.
Репин с него писал образубиенного царского сына для картины «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября1581 года».Итак, рассмотрев примеры безумцев, представленных в произведениях русской литературы, мы можем сделать следующие выводы:- во-первых, безумие как выход из себя, как вакхическое, оргийное изумление вообще свойственно искусству, и в частности литературе. Здесь в момент помешательства в сознании автора и читателя, рождаются фантасмагорические образы, смешиваются видимый и невидимый миры;- во-вторых, такая фантасмагория роднит литературу и безумие с мистическим, молитвенным отчуждением.
Подобное «безумие» гоголевского типа, виде-246Цит. по: Всеволод Гаршин: одна болезнь, одна судьба. // «Всеволод Гаршин: русский писатель, критик». URL:http://www.garshin.org.ru/lib/ar/author/135.153ния гоголевского Поприщина, как и видения его создателя сродни духовидчеству,молитве или медитации. Это жертвенное самосожжение души;- в-третьих, норма или «мудрость мира сего» (строгая рациональность) впонимании Достоевского (как мистика), воплощает не только «безумие перед Богом», но неизлечимую, заразную болезнь, ведущую к грехопадению и кровопролитию;- в-четвертых, Чехов, как врач, человек, не верящий в родство помешательства и гениальности, представляет нам предельно рациональную картину сумасшествия.
Безумие чеховского Коврина его мания величия имеет строго «клиническую», медицинскую природу, и приводит его самого и его близких к катастрофе.- наконец, в-пятых, герой Гаршина — тихий борец с мировым злом, который ценой самопожертвования одерживает над этим миром смешную, но символическую и яркую победу. Подобно Гоголю и его Поприщину, герой Гаршина всвоем микрокосме воплощает евангельское: «Мужайтесь: Я победил мир» (Ин16:33).Все четверо персонажей в своем безумии (медицинском или метафизическом) расценивают себя как пророков, посланников мира, правдоискателей и борцов со злом.
При этом, выйдя за пределы себя, им суждено победить «внешнеезло» (Поприщин и герой «Красного цветка»), но не зло, коренящееся в них самих(«Смешной человек» Достоевского и Коврин Чехова). Однако чем бы ни былобезумие: священным бредом изумленного оракула или переметом медицинскогоисследования, нам с Вами под силу скорее наблюдать и изучать, чем объяснитьэто явление. А развернутый портрет «безумца в литературе», пока существуютлитература и безумие написать столь же непросто, как найти две одинаковые истории жизни и болезни.И все-таки, может ли художественная литература быть полезна врачу? Ведьформально, в профессиональном смысле знакомство с ней ему не требуется.
Делов том, что литература — важнейшая область общечеловеческой культуры, а ме-154дицина, имея дело с человеческим страданием, является субъектом этой культуры. Как отмечает С. И. Сивовол: «…врач должен формироваться как культурныйчеловек. Ибо культура — профилактическая прививка от действительности, зараженной равнодушием и корыстолюбием.