Диссертация (1145195), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Некогда слуги в гареме подвергались кастрации. Постструктуралистская идея предлагает в качестве «лекарства от нетерпимости» ка197198Цит. по: Эрибон Д. Мишель Фуко. М., 2008. С. 310.См.: Chomsky N. Deterring Democracy. London, 1991.126страцию на уровне смысла. «Ризома» (термин Ж. Делеза) отменяет всяческуювозможность бинарной оппозиции, в том числе и деления на «он» и «она». Возлюбленный и возлюбленная становятся партнерами, а мать и отец – родителемодин и родителем два. Осмеянию подвергаются привычные предметы одежды —юбка, бюстгальтер и брюки; куклы в европейских детских садах лишаются всякихпризнаков половой принадлежности, а наряду с «он» и «она» в глоссарии «общества свободных людей» возникает стерильное «оно».В подобных условиях антигендерная, уравнивающая сущность болезнимогла бы сыграть на руку стерильному обществу.
Но тут мы сталкиваемся с интересным парадоксом: болезнь, как ничто иное заставляет нас возвращаться к неполиткорректной проблеме пола. Приведенные уже для примера рак простаты и ракматки ставят крест на свободе гендерного самоопределения. «Мужские» и «женские» болезни отчаянно закрепляют за нами нашу суть. Боли во время женскихпериодических циклов подстерегают самых непримиримых «борцов» и «бориц»за равноправие. Такая боль говорит им об их истинной сути и предназначении куда больше любых аргументов их идеологического противника. Более того, наиболее остро мы ощущаем естественную непреодолимость половых и гендерных различий перед лицом страха лишиться возможности самоощущения женского имужского начал.О том, что фаллоса не существует, и сущность женщины не сводима к детородной функции феминистки всевозможных направлений заявляют постоянно иво многих средствах массовой информации.
Но зачем в таком случае большинство подобных активисток столь пристально следят за своим «женским здоровьем»? Уподобляясь им, можно сколь угодно громко называть открытым сексизмом исполнение мужчиной гинекологом своих обязанностей. Для чего же так отчаянно трястись над проявлением природы, которому декларативно стремятсяпротивопоставить пресловутое равноправие и свободу?Кстати, начав с понятий «свободы слова» и «свободы совести», агрессивносексуальная либеральная парадигма закончила странным их ограничением. Про-127возглашенная в шестидесятые свободная любовь спровоцировала целую волнуисков о сексуальных домогательствах, а свобода совести и самовыражения превратилась в запрет на произнесение неполиткорректных слов «супруги», «мужчина», «женщина».
Приходится признать, что оба «свободных» веяния в разноевремя имели один источник, а именно сексуальную революцию.В процессе попытки создания «гендерно стерильного социума» (терминСлавоя Жижека) зачастую именно «обезличивающая» болезнь ввергает нас в состояние невольного признания нашей непреложной природной сути. Каким, однако, образом болезнь и здоровье связаны с идеей ценности жизни? По-видимому,самая суть философии состоит не в умении решить проблему, а в способностипрекратить движение и задаться лишь двумя вопросами, достойными ребенка.Предо мною, например, дерево, и я наблюдаю его ветви и ствол; значит, это дерево существует.
Но что заставляет меня определить, обрисовать, очертить себя,наделить себя истинным смыслом? Очевидно, что ответом является: то, что я существую для меня самого ценно. При этом значение и ценность дерева, дажесрубленного, очевидно безо всяких вопросов. Однако в чем состоит моя ценностьв жизни и в смерти? Суть этих первостепенных вопросов, таким образом, заключается не в том, чтобы окончательно, раз навсегда решить, что или как, но прояснить существование себя как части мира, исследовать собственную экзистенциюи приблизиться к проблеме того, действительно ли я полностью могу узнать своюсобственную цену, принадлежа миру.При постановке этих вопросов зачастую необходимо пренебречь умозрением, и всецело и свободно отдаться какому бы то ни было простому действию. Так,глядя на дерево, нужно видеть дерево, воспринимать и понимать его место —ведь только таким образом и можно осознать место, занимаемое самим собой.Подобное право и возможность определения самого себя, своего места и являетсясвободой.
Суть философии заключается в достижении здоровья и свободы, в осознании красоты жизни как она есть, в чистой, не отягощенной мудрствованием128способности чувствовать себя частью общего, а общее полагать залогом самогосебя.Болезнь, помимо прочего, оказывается также обманчивой невозможностьюосознания собственной ценности, безотносительно налагаемых самим человекомна себя ограничений или оценки со стороны.
Та роль, которую мы играем в мире,наша собственная природа не может быть обесценена ни увечьем, ни гибелью.Мертвое или пораженное болезнью дерево все-таки остается деревом. Так и человек, будучи цельным или расщепленным в себе самом болезнью или смертью попрежнему является человеком.
Истинная задача философии, по-видимому, заключается тогда именно в сохранении за нами способности и права задавать вопросы,открывающие нам глаза на наше значение и природу человека, спасающие иохраняющие наше достоинство.Исследователь антропологического аспекта обширной проблемы болезни И.В. Силуянова отмечает: «Материальная ценность явлений окружающего нас вещественно-предметного мира всегда связана с их ценой, которая формируется отношениями спроса и предложения. Нравственная ценность — феномен, не зависящий от отношений купли-продажи.
Подлинную любовь нельзя купить, а своюболь и болезнь нельзя продать. Тем не менее, утверждение о нравственной ценности болезни многими людьми может быть охарактеризовано как вид безумногосуждения. Действительно, не безумие ли называть человеческое страдание инестерпимую боль, как правило, сопровождающую болезнь, ценностью? Разумноли связывать с понятием “ценность” ограничение свободы и ощущение своейполной зависимости от врачей, лекарственных препаратов, просто окружающих— близких и неблизких людей?»199 Поставленный вопрос закономерен и справедлив, но мы склонны трактовать понятие «ценность жизни» несколько шире.
Ценность жизни — это ее цена, то есть возможность сопоставить само понятие«жизнь» с такими на первый взгляд абстрактными категориями как любовь, отда199Силуянова И. В. Антропология болезни. М, 2007. С. 32.129ча, и наконец, вовлеченность в бытие. Наиболее близким к определению понятия«ценность жизни» нам представляется именно эта вовлеченность, способность«быть», а точнее сбываться, актуализироваться, воплощать свой онтологическийпотенциал. С одной стороны, степень нашей вовлеченности в бытие в случае болезни сильно ограничена. С другой стороны, именно лишившись возможностибыть так, как нам этого хочется, страдая в болезни, мы ярче, чем прежде осознаемценность такого здорового «нестерильного» бытия. Традиционно такие понятиякак «здоровье» и «норма» оказываются для нас связанными с гладким, стабильным течением жизни.
Однако, здоровье свидетельствует о себе (даже исходя изсвоей этимологии) как о непрекращающемся процессе роста и развития. Этот рости развитие может быть остановлен или заторможен болезнью. Более того, именноздоровье как способность расти и тянуться играет важнейшую роль в нашей вовлеченности в бытие, то есть и определяет ценность жизни. При этом болезнь нередко позволяет нам оценить частично утраченную вовлеченность в жизнь иувлеченность жизнью, воспринимаемые здоровым человеком как данность. Такимобразом, в болезни, ограничивающей нас, способность ценить повседневное,«ценность жизни», сама экзистенция неожиданно возрастают.3.3. Феномен безумия в русской литературеВажным примером того, как ценность человеческой жизни может быть подвергнута обесцениванию, является безумие, понимаемое в ключе утраты больным130понимания объективной реальности наряду с самим фактом душевного нездоровья.
Со античных времен и по начало эпохи Нового Времени можно проследитьопределенную преемственность мер, принимаемых для отделения безумцев от«нормального» общества. Понятие «душевной болезни» или «психического заболевания», которые возникают в XVIII веке,200 переводит безумца из категории изгоев в категорию больных, которым требуется медицинское вмешательство и помощь.
К тому же необходимо отметить интересную тенденцию европейской культуры: наиболее подробно образ душевнобольного анализируется вовсе не в специальной литературе, а в произведениях художественного творчества; именно поэтому мы, раскрывая феномен безумия, прежде всего обратимся к примерам, данным в классических литературных произведениях.Для многих «непосвященных», к кругу которых в разное время относитсякаждый человек, именно литература оказывается первой точкой вхождения в отношения врача и пациента. Образ «доброго доктора» из сказки К. И.
Чуковского«Айболит» оказывается по соседству с незадачливым чеховским эскулапом израссказа «Хирургия». Впоследствии читатель вовлекается в куда более сложныепереплетения литературных взаимоотношений врача и пациента, смысл которыхраскрывается для нас в романах С. Моэма, Э.-М. Ремарка, Т. Манна.Говоря о важности литературного знакомства с миром медицины, мы полагаем, что этот опыт не подлежит переоценке не только как источник первого впечатления. И дело вовсе не в том, что многие пациенты сравнивают лечащего врачас художественным прообразом, а многие старшеклассники избирают своим путеммедицины именно вследствие прочтения той или иной книги на эту тему.
Делодаже не в посвятивших себя литературе врачах-труэнтах, хотя здесь мы находиммногочисленные примеры в лице Шиллера, Шелли, Вересаева, Чехова и другихавторов. Прежде всего, мы полагаем, что литература, как ни один иной вид искусства, позволяет врачу и больному, отвлекаясь от существующей между ними ди200См. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. С. 309.131станции, оказаться в едином и неделимом понятийном и смысловом пространстве.Литература, в отличие от всех других видов и жанров художественного творчества, обращается к самоанализу автора, и зачастую (порою, против воли своеготворца) обнаруживает исповедальный характер; она способна рассказать читателю об интеркоммуникации «болезни» и «больного» устами самого писателя, иногда представляющихся нам устами его персонажей или «лирического субъекта».Э.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
