Диссертация (1145195), страница 28
Текст из файла (страница 28)
Он, увидевши, что нет меня, начал звать. Сначала закричал: “Поприщин!” — я ни слова. Потом: “Аксентий Иванов! титулярный советник! дворянин!” Я все молчу. “Фердинанд VIII, король испанский!” Яхотел было высунуть голову, но после подумал: “Нет, брат, не надуешь! Знаем мытебя: опять будешь лить холодную воду мне на голову”. Однако же он увидел меня и выгнал палкою из-под стула. Чрезвычайно больно бьется проклятая палка».212Вот как со всей силы звучит исповедальный крик лирического героя (а, может, и самого автора?): «Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! <…> Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучатони его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своем больном дитятке!»213В пылу своего бреда безумец страстно желает обрести имя и место средилюдей в соответствии со своим правом. Обычно, в безумии люди себя теряют, аон, напротив, надеется найти: «Отчего я титулярный советник и с какой стати ятитулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а толькотак кажусь титулярным советником?»214Кроме того, Поприщин представляет собой еще и спасителя.
Он всеми силами старается предотвратить столкновение луны с землей. Катастрофа назначенана день «тридцатого февуария». Очень важной оказывается для нас эта гоголевская игра с датами и числами. Например, для Гоголя принадлежащий будущемудвухтысячный год — это очевидная метафора чего-то несбыточного, синонимичного греческой стране гипербореев. Интересно в этом смысле сопоставить егопредставления о нашем времени, об актуальной для нас эпохе глобализации имассовых коммуникаций, когда на самом деле может показаться, «что Китай и212Гоголь Н.
В. Записки сумасшедшего. / Петербургские повести. Хабаровск, 1984. С. 177—178.Там же, с. 178.214Там же, с. 170.213137Испания совершенно одна и та же земля»; впрочем, не так ли и обстоят дела вмасштабах сегодняшнего мира?У Поприщина, как ни у кого другого из тех, кого мы собираемся рассмотреть, мы сталкиваемся с тем самым дионисийским очарованием, «опьянением»,выходом из себя, в котором образы героя и мира смешиваются, иначе говоря, сумопомешательством гоголевского героя. Вместе с тем Поприщин — это персонаж, по отношению к которому справедливо замечание М. Фуко: «Безумие и безумец становятся важнейшими персонажами этой культуры — во всей своейдвойственности: они несут в себе и угрозу, и насмешку, и головокружительнуюбессмыслицу мира, и смехотворное ничтожество человека».215Словно «поприще», заключенное в корне фамилии Поприщина, означает нетолько дело всей жизни, но и расстояние, соответствующее расстоянию, котороеможно преодолеть пешком за один световой день.
Переход из одного мира в другой персонаж Гоголя совершает несколько раз на дню; тем самым автор обращаетнаше внимание на символический переход от повседневного существования к нечто большему, высшему. Впрочем, нельзя от делаться от мысли, что «болезнь»Поприщина каким-то роковым образом имеет отношение к «болезни» самого Гоголя. Мы не имеем в виду рассказы о том, как «полусумасшедший» писатель в сезон белых ночей бродил по Невскому проспекту, рассказывая страшные сказки опризраках, которых он встретил, и летающих над мостами гробах, которые он видел, случайным попутчикам; безумие Гоголя, как и безумие Поприщина, иное,вакхическое.Именно о такого рода безумии высказывался и В. В. Розанов, рассуждая отом, почему не удался памятник писателю в Москве — да и не мог удастся:«…чтожевысделаетеикакпоступите,есливфактеколоссаль-ной литературной значительности развивался все время другой психиатрический факт, — но не медицинско-психиатрический, а метафизико-психиатрический<…> Итак, это безумие — особого рода, не медицинское, а — метафизическое,215Фуко М.
История безумия в классическую эпоху. С. 35.138где менее безумствует мысль и более безумствует воля, сердце, совесть, “грех” внас, “святость” в нас; где миры здешний и “тамошний” странно перепутываются,взаимодействуют, человеку открываются “небеса”, и вообще он ощущает, видит изнает много вещей, весьма странных с точки зрения аптекарского магазина и департамента железнодорожных дел, но не очень уже странных для священника,для отшельника, для святого, для ясновидящего, для Платона, Паскаля и, можетбыть, для каких-нибудь мудрецов Индии или сектантов Ирана.
В Гоголе с детства, с десяти лет, когда он был уже странным мальчиком в семье и школе, а ядумаю — с самого рождения, т. е. уже врожденно, — жило, росло и развивалосьэто гениальное, особенное, исключительное безумие, которое перед концом всемовладело, разлилось “вовсю”, но и ранее “конца” было в нем единственно растущим, деятельным, движущим началом».216 Это безумие неуловимо, и вместе с темсоставляет самое существо писателя, некую метку избранничества, которую невозможно отразить ни в скульптуре, ни в портрете, но только в словах, в литературном творчестве.Естественна коннотация с Иовом и Иеремией в смысле родства гоголевскойнатуры с известными нам с ветхозаветных времен пустынниками.
Эту же мысльразвивает Розанов. Гоголь — это пустынник в миру, потому что на лежащий возле мир он смотрел как на пустыню: «… самая суть пафоса и вдохновения у Гоголя шла по обратному, антимонументальному направлению: пустыня, ничего.Один Бог над землею, да яркие звезды в небе, — с которыми умеет говорить пустынник-поэт, худой, изнеможенный. И только он и умеет смотреть на них, вверх;а как оглянется кругом - все вдруг начинает уходить под землю, вниз, в могилу: ицелая планета становится могилою своего обитателя-человека. <…> И не моглоне быть “грустно” душе такой особенной, и одинокой, и зловещей.
С зловещеюзвездою над собой, пожалуй, — с черною звездою в себе».217 Этой «черною звездою» оказывался весь человеческий мир, со всей беспощадностью и полнотой216217Розанов В.В. Сочинения. М., 1990. С. 347—348.Там же, с. 351.139описанный им и в комедии «Ревизор», и в сборниках «Невский проспект», и в поэме «Мертвые души». Суть мистицизма Гоголя заключается в том, что писательпо существу был монахом-исихастом, который практиковал безмолвную внутреннюю молитву, озарявшую его сердце. С самого детства Гоголя постоянно сопровождали видения Божьей матери и ангелов.
Красноречиво мистический опыт,пережитый Гоголем, описывает Даниил Андреев в пояснениях к картине Репина«Самосожжение Гоголя» (Рис. 1): «Сначала видишь больного, полупомешанного,может быть, даже и совсем помешанного, изнемогающего в борьбе с каким-то,пожалуй, галлюцинаторным видением. При этом испытываешь смесь соболезнования и того бессознательного, невольного отталкивания, какое свойственно“психически нормальным” людям при соприкосновении с душевнобольным. Новот этот слой спадает, как шелуха; внезапно различаешь искаженное предсмертным томлением лицо человеческого существа, принесшего и приносящего вжертву кому-то все свое драгоценнейшее, все, чем жил: заветнейшие помыслы,любимейшие творения, сокровеннейшие мечты — весь смысл жизни.
В потухающих глазах, в искривленных устах ужас и отчаяние подлинного самосожжения.Ужас передается зрителю, смешивается с жалостью, и кажется, что такого накалачувств не сможет выдержать сердце. И тогда делается видным третий слой - незнаю, впрочем, последний ли. Те же самые потухающие глаза, те же губы, сведенные то ли судорогой, то ли дикою, отчаянною улыбкой, начинают лучитьсядетскою, чистой, непоколебимой верой и той любовью, с какой припадает рыдающий ребенок к коленям матери. “Я все Тебе отдал, — прими меня, любимыйГосподи! Утешь, обойми!” — говорят очи умирающего. И чудо художника в том,что уже в самой мольбе этих глаз заключен ответ, точно видят они уже ВеликуюЗаступницу, обнимающую и принимающую эту исстрадавшуюся душу в лонолюбви».218Душа Гоголя предается «всесожжению» во Славу Божью как и лучшие еготворения.
Тонкая граница между болезнью и благодатью обнаруживается и в том,218Андреев Д.Л. Роза мира. М., 1993. С. 197—198.140что личность страдающего подменяется злым духом (как и болезнью), в то времякак осеянный благодатью человек приобщается Божьей волей к незримому, непостижимому миру, перестает быть разобщенным в себе (как это бывает с шизофреником). Очевидно, что мистический опыт Гоголя сопряжен с подобным вхождением в этот незримый мир.