Диссертация (1145021), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Согласно К. Манхейму, утопическое мышление свойственно угнетённым группам, которые «столь заинтересованы в уничтожении ипреобразовании существующего общества, что невольно видят только те элементыситуации, которые направлены на его отрицание... Их ни в коей степени не интересует то, что реально существует, они лишь пытаются мысленно предвосхититьизменение существующей ситуации. Их мышление никогда не бывает направленона диагноз ситуации; оно может служить только руководством к действию»63.Понятие идеологического дискурса позволяет избегнуть очевидных противоречий, имплицитно присущих типологии К. Манхейма, а также обойтись без привлечения концепции «коллективного бессознательного». Идеологический дискурс Манхейм К.
Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М.:62Юрист, 1994. — С. 40. Там же.6377открыто включает в себя противоречивые элементы в той мере, в какой это необходимо для формирования групповой идентичности и коллективной политическоймобилизации.Так оппозиционный идеологический дискурс обязательно включает в себяфрейм «приписывания вины», согласно которому представители действующей власти несут персональную и институциональную ответственность за то, что они создали, или не смогли решить определённые социальные проблемы. Соответственно,в логике оппозиционного политического дискурса социальная проблема не можетбыть решена должным образом, до тех пор, пока на смену действующей власти непридут представители оппозиции.Идеологический дискурс, состоящий на вооружении фракции политическойэлиты, контролирующей политическую власть, также может использовать фрейминг «приписывания вины», но в более ограниченных масштабах.
Наиболее эффективно он действует в течение периода, следующего непосредственно за сменойлидера и ротацией высшего управленческого аппарата. Тогда ответственность засоциальные проблемы возлагается на предшественника и его окружение.Конечно, в условиях отсутствия конкурентной политики, характерной длянаследственной абсолютной монархии, не каждый новый монарх проявлял готовность публично отмежеваться от управленческого курса и идеологических приоритетов предшественника.
Однако в этом случае упускался шанс на осуществлениеназревших корректирующих реформ, и не использовался «кредит доверия», отпускаемый общественным мнением каждому новому лидеру. Так, Николай II в началесвоего царствования, заявивший о преемственности своего политического курса ипризвавший либерально настроенных земцев отказаться от «бессмысленных мечтаний» о парламентаризме, сразу же без необходимости настроил против себя рядлидеров тогдашнего общественного мнения64. В отсутствие выраженной идеологической дискурсивной динамики, фрейм «приписывания вины» остался полностью в См.: Шутов А. Ю., Лаптева Л. Е. Из истории земского, городского и сословного64самоуправления в России. — М.: Изд-во РАГС, 1999.78распоряжении оппозиционных идеологических дискурсов.
Когда военные поражения 1904–1905 годов подорвали легитимность власти, этот фрейм приобрёл статус«самоочевидной реальности» и послужил эффективной основой для революционной мобилизации, повлёкшей за собой крупномасштабные политические изменения, как в сфере организации политической системы, так и в конкретных управленческих курсах, нацеленных на решение наиболее вопиющих социальных проблем.Таким образом, проанализировав роль идеологического дискурса в программировании политических изменений, мы приходим к следующим выводам:— во второй половине XX века на базе синтеза постмарксистских и структуралистских подходов к феномену идеологии возникла теория дискурс-анализа, врамках которой была разработана новая концепция идеологического процесса;— в рамках этой концепции различные идеологические дискурсы, находящиеся в постоянной борьбе друг с другом, предлагают значения, с помощью которыхлюди осознают, структурируют и воспроизводят социальную реальность;— идеологические дискурсы служат основой групповой социальной и политической идентичности, при этом каждый человек до некоторой степени свободнооперирует различными дискурсами, и может совершать более или менее осознанный выбор между различными групповыми идентификациями;— важнейшим элементом идеологических дискурсов являются фреймы, представляющие собой дискурсивные рамки, используемые в коммуникативном процессе и указывающие на определённую интерпретацию какой-то темы или события;— идеологический дискурс может не отличаться стройностью и внутренней согласованностью, но он обязательно должен включать в себя набор фреймов, пригодныхдля тиражирования в процессах массовой, а также межличностной коммуникации;— для мобилизации массовых протестных движений обычно используютсяфреймы «приписывания вины», согласно которым некая социальная проблема неможет быть решена до тех пор, пока не удастся отстранить от власти человека, организацию или социальную группу, ответственную за создание или воспроизводствоэтой проблемы;79— в рамках идеологических дискурсов разрабатываются коммуникативныестратегии, пригодные для обеспечения легитимации управленческих курсов присмене политических лидеров;— идеологические дискурсы эффективно увязывают в единое целое стратегии борьбы за власть и реализации управленческих курсов, нацеленных на решениесоциальных проблем в интересах политически значимых социальных групп;— в сфере идеологического дискурсивного процесса подготавливается почва для крупномасштабных идеологических и политических изменений, воплощающихся на практике при смене у власти различных фракций политической элиты.§ 3.
Специфика российской модернизации в поздний имперский периодКак было показано в первом параграфе настоящей главы, ценность теориимодернизации состоит именно в том, что она позволяет выделить общий вектор изменений в многообразных и слабо связанных между собой политических системах,находящихся, к тому же, на различных уровнях социально-экономического развития. Но ввиду присущего этой теории высокого уровня абстрактности, интерпретация политических процессов, происходивших в различных странах, вступивших напуть модернизации, зачастую вызывает существенные затруднения.Этим обстоятельством была обусловлена необходимость корректировки ранних версий теории модернизации, предполагавших существование прямой и непосредственной зависимости характеристик политического процесса от объективныхфакторов структурного порядка, таких как уровень индустриализации или стадиядемографического перехода.
Как утверждает Ш. Эйзенштадт: «Признание важности сплетения символических и организационных характеристик системы социальной организации в устройстве макросоциальных порядков в очень значительнойстепени является следствием упомянутого пересмотра первоначальных теорий модернизации. Был сделан вывод, что, вопреки установкам, присушим авторам этихранних исследований, относительно общие проблемы модернизации, такие, как80развитие структурной дифференциации и организации и общая расположенностьк демографическим и структурным изменениям, вызывают различные нестандартные реакции»65.Очевидно, что российский путь модернизации по ряду принципиально важных параметров отклоняется от направления, заданного опытом стран первогоэшелона модернизации66. Анализ наиболее существенных специфических характеристик российской социально-политической трансформации позднего имперскогопериода позволит нам выделить ключевые аспекты взаимосвязи идеологическихдискурсов с основными институциональными и структурными составляющимироссийской политической системы.Во-первых, необходимо отметить, что российская модернизация второй половины XIX века носила вынужденный характер.
После победного для Российскойимперии завершения Наполеоновских войн, она приобрела статус сильнейшегоигрока в европейской политике, способного диктовать свои условия большинствуевропейских стран и выполнять функции международного жандарма, как это былов 1849 году при подавлении венгерской революции. При этом российские самодержцы Александр I (в завершающую эпоху его царствования) и Николай I пред Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение65цивилизаций. — М.: «Аспект Пресс», 1999. — С. 68. См.: Мчедлова М. М. Модернизация: политическая реинтерпретация концептуаль-66ных оснований и российский цивилизационный контекст // Россия реформирующаяся. —Вып. 12. — М.: Новый хронограф, 2013. — С. 80–110; Панарин А. С. Россия в циклах мировойистории. — М.: Издательство Московского университета, 1999; Панкратов С. А. Политическая модернизация России в контексте устойчивого развития: теоретический аспект : дисс. ...д-ра полит.
наук : 23.00.01. — Волгоград, 2006; Пантин В. И. Циклы и волны модернизациикак формы социальной эволюции : дисс. ... д-ра филос. наук : 09.00.11. — М., 1998; Пантин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революционная традиция в России, 1783–1883 гг. —М.: Мысль, 1986 Поляков Л. В. Модернизационный процесс в России: (Социальные сдвиги икризисы идентичности) : дисс. ... д-ра филос.
наук : 09.00.11. — М., 1994; и др.81почли отказаться от каких-либо серьёзных изменений во внутреннем устройствестраны, способных угрожать сохранению социально-политической стабильноститрадиционного общества. Нельзя сказать, что выбор этой стратегии был совершенно произволен. Неудавшееся восстание декабристов 1825 года убедило Николая втом, что любая либерализация режима может стоить власти правящей династии.При этом внутриполитическая стабильность, казалось, является гарантией сохранения военной мощи и международного престижа Российской империи.В преддверии военного конфликта с ведущими европейскими конкурентамиНиколай I с гордостью писал французскому императору Наполеону III: «Я ручаюсь,что Россия в 1854 году та же, какой была в 1812»67. Проблема была в том, что противники России — Англия и Франция были уже совсем не те, что в 1812 году.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
