Диссертация (1145018), страница 56
Текст из файла (страница 56)
Во-вторых, высказывается тревога о том, чтоподлинные общественные дебаты подавляются, потому что публике лгут илихотя бы не допускают ее до точной информации, которая нужна для280формирования суждений <…> В-третьих <…> колонизация правительствомширокихкультурныхполей,преждезанятыхСМИ,означает,чтовысококритичный общественный диалог в значительной степени подорван»(Dickson, Gewirtz, Power 2004: 339).
Фриц, Кифер и Найэн пишут: «Вдемократической системе такая бесчестность относительно главных решенийпо повестке дня представляет собой фундаментальное предательствообщественного доверия. Без точной информации о причинах и следствияхпредлагаемых решений правительства граждане не могут здраво оценитьдействия, которые чиновники предпринимают от их имени» (Fritz, Keefer,Nyhan 2004: 9). То есть в ситуации спина конца ХХ века налицо нарушениефундаментальных принципов демократии, а именно – принципа свободногоинформированного политического выбора и принципа адекватной социальнойрепрезентации интересов электорального большинства.Именнопоповодубританскогоспина,заместившегособойдемократическую коммуникацию, и высказал свои опасения о «системномсбое» Дэвид Миллер (см.
Главу 1). Нелегитимные коммуникативные средстваприводят к кризису легитимации политики вообще, и «проблема прекращенияучастия в формальной политике – это ответ на кризис легитимности винституциях демократии в США и Британии» (Miller 2004: 374).5.2. Медиакратия в Италии: берлусконизм и неудавшееся сопротивлениеИтальянский кейс часто называют уникальным, особенным, имея в виду,что в этой стране, претендующей на статус одной из старых демократийЕвропы, в последнее 20-летие медиаполитическое взаимодействие оказалосьодним из самых значимых факторов и для партийной борьбы, и для принятиярешений, и для их реализации.
Мы рассмотрим этот кейс сквозь призмупринятия всего одного закона – телевизионного «закона Гаспарри» 2004 года.Медиаполитическая ситуация в Италии на рубеже веков. Многиеисследователи итальянской политики сходятся во мнении, что в начале XXIвека законодательный процесс в стране (в том числе в сфере СМИ) был в281беспрецедентно отягощен высоким уровнем медиаконцентрации, недолжнымипрактиками медиаполитического взаимодействия и излишней политизациейпроцесса принятия решений. Применяя ситуационный анализ, мы выделилипятьэкстраюридическихусловий,которыеопределялиразвитиезаконодательного процесса до принятия Закона Гаспарри.1.
Берлусконизмиконфликтинтересовнавысшемуровне.Законодательная некомпетентность или высокие уровни концентрации СМИсами по себе не создают прямой угрозы демократическим процедурам – до техпор, пока они не отягощены вмешательством политических игроков в процесспринятия решений в целях влияния на политический выбор граждан. Но вИталии рубежа веков сформировалось специфическое политическое явление,известное под названием «berlusconismo» и связанное, естественно, с фигуройэкс-премьера Италии Сильвио Берлускони (Бодрунова 2011а).В отличие от тэтчеризма, рейганизма, голлизма берлусконизм (которыйчасто берут в кавычки) не является комплексом идей, подтвержденным иукрепленным благодаря харизме их главного политического носителя.Политическая деятельность Берлускони – наследие не очень удачного вгосударственном смысле перехода Италии от Первой ко Второй послевоеннойреспублике.
Как известно, на рубеже 1980-90-х годов в Италии произошелслом государственной системы, который, в частности, сопровождался нетолько самой известной в мире антикоррупционной кампанией «Городвзяток»/«Чистые руки» («Tangentopoli»/«Mani Pulite»), но и разрушениемболее-менее стабильной трехпартийной системы: Демохристианской партиина правом фланге политического спектра, Итальянской социалистическойпартии как второй силы и Коммунистической партии как третьего полюса.
Врезультате этого слома в консервативной зоне политического спектра возниквакуум на месте гигантской партии, которая решала в истэблишменте всё напротяжении десятилетий и была связана с рабочими иорганизациями,ассоциациямипроизводителей,владельцамисельскимикрупнойиндустрии, Ватиканом. В 1994 году в политической системе Италии282появляется новый игрок – партия «Вперед, Италия!» («Forza, Italia!»), котораявсе последующие годы являлась сердцем правоцентристской коалиции подназваниями «Дом свобод», «Партия свобод», «Народ свободы» (CdL, PdL).Партия была создана Берлускони и заявлена как правоцентристская.
Однако,во-первых, правоцентризм часто оказывался излишне гибким: и в том, какпартия и коалиция «переизобретали себя» к каждым выборам, и в текущихдебатах по вопросам повестки дня было заметно постоянное желание партииоставаться центром политического спектра, а не его консервативным флангом.Партия (в заявлениях лидеров, парламентских обсуждениях, предвыборныхпрограммах) часто сдвигалась с консервативной позиции влево, когда этобылоудобнопотактическимсоображениям.Во-вторых,партияориентировалась на широкий спектр условно правых ценностей, связанных втом числе с католицизмом, но при этом может вступать в союзы и коалиции срадикальными движениями вроде профашистского «Национального альянса»или сепаратистской «Северной Лиги» ради победы на очередных выборах, какэто происходит сейчас.
Таким образом, политический маркетинг all’italianaпозволил сформировать новую деидеологизированную всеохватную массовуюпартию, а главное – произвел эффект на всю партийную систему, посколькупостепенно лидер этой партии Берлускони стал точкой отсчета для всейполитической системы, и критики отметили «флюгерность» итальянскойполитики относительно Берлускони: если он заявлял что-то, что можноотнести к правой идеологии, то оппозиция (в основном Демократическаяпартия, PD) оставалась на левых позициях, а если Берлускони удобнее быловыступить на их поле – оппозиция откатывалась вправо, лишь бы быть против.Таким образом, первым элементом берлусконизма можно считать тактический(политмаркетинговый) популизм.Но нельзя обвинять в размывании правой идеологии в политике Италиитолько политических игроков, даже таких изворотливых и непостоянных, какБерлускони.
Нужно признать, что коалиция «Дом свобод» (а с 2009 года - ещеболее аморфное «движение») зеркально отразила тот почти шизофренический283разрыв между популярностью размытой и частично дискредитированнойправой идеологии, католицизма, традиционных ценностей и патриотизма, содной стороны, и деполитизации, департизации, атомизации социальнойжизни, с которой Италия столкнулась после 1993 года.
Не сумев предложитьсодержательно ничего, кроме правого популизма, «Forza, Italia!», конечно, небыла полностью бессодержательна ни в законодательном процессе, ни ввыработке policy, но возвращение к более-менее четкой платформе ивыработка программ модернизации на ее основе тормозилось отсутствиемполитического спроса на такую позицию, обилием частных интересов вполитике и позицией медиасистемы (см.
ниже).Второй составляющей берлусконизма при этом являлась определеннаябезальтернативность фигуры Берлускони на политическом пространстве. Вопервых, в силу тесных связей в крупном бизнесе Италии (особенно вобъединениях лоббистов Confindustria и Confagricola), наработанных в болееранние годы, Берлускони удавалось согласовывать интересы внутри элитыстраны, в которой политический и экономический эстеблишмент в последниедесятилетия тесно переплелись.
Во-вторых, феноменальная живучестьБерлускони на итальянском политическом олимпе объясняется не тем, чтоитальянский избиратель консервативен и не любит смены фигур (это несовсем так). По признанию нескольких журналистов, о Берлускони в странесложился постоянный консенсус избирателей, политиков и общественногомнения: Сильвио нет альтернативы, только он может дать стабильностьполитической системе.
В этом была доля истины: за 60 лет с 1945 года вИталии сменилось 61 правительство, поэтому любая фигура, котораяобеспечит бесперебойное течение законодательного и исполнительногопроцесса (а они в Италии зависят от одной и той же партии) хотя бы нанесколько лет, воспринимается как наименьшее зло. Этим во многомобъясняется постоянное возвращение Берлускони в премьерское кресло.Вероятно, в силу этого многие критики берлусконизма признавали, что оннужен не только самому Берлускони, но и политическому истэблишменту284страны, иначе консенсус вокруг подобной фигуры не мог бы существовать такдолго (Rusconi 2004).Третья сторона берлусконизма состоит в том, что лидер «Forza, Italia!»использовал неполитические механизмы для достижения политическойпопулярности. Он владел (и продолжает владеть) футбольным клубом«Милан», священной коровой итальянского футбола, и даже собственнуюпартиюонназвалфутбольнойкричалкой.Онстарательногодамиподдерживал образ сильного, но нежного мужчины, поющего песни,любящего женщин, справедливого и галантного «кавалера»; итальянцы,симпатизирующие ему, до сих пор зовут его Il Cavaliere, «наездник»,оседлавший жизнь, которому всё удается и который не забывает о других.Четвертыйважныйэлементберлусконизма,конечно,связансмногосторонним конфликтом интересов Берлускони, особенно в сферемедиасобственности, который существовал в Италии с 1994 года, когда«Forza, Italia!» была создана (Bergamini 2006: 429).
Суть конфликта интересов– в двух положениях, каждое из которых может быть и причиной, иследствием второго. Первое: нахождение во власти может дать возможностьприобретать для своих компаний выгодные рыночные условия. Второе:наличие в собственности политика медиаканалов может ему помочь прийти квласти, то есть речь идет о возможной инструментализации СМИ. В случаеБерлускони конфликт интересов состоит из семи частей.1. ЭкономическиеинтересыБерлускониитесныеотношенияслоббистскими промышленными ассоциациями. В начале 2000-х Берлускони –собственник корпорации Fininvest, включающей, помимо футбольного клуба«Милан», активы в строительном бизнесе, нескольких промышленныхпроизводствах, но главное – субкорпорацию Mediaset, частичного владельцатрех телеканалов национального охвата (Canale 5, Rete 4, Italia 1), полногособственника газеты «Il Giornale» и акционера медиакомпаний за рубежом, атакже владельца крупнейшего рекламного агентства Publitalia’80.2852.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
