Диссертация (1145018), страница 49
Текст из файла (страница 49)
Это обусловлено тем, что газета воспринимается не какнабор медиатекстов разных авторов, а как агрегированный лидер мнений.6. Вероятно также то, что «эффект «Сан» построен на негативномосвещении событий: таблоиды скорее могут помешать партии набрать очки,чем конструктивно помочь ее конкуренту.7. Общий эффект перехода избирателей в противоположный лагерь подвлиянием газет оценивается по-разному: от несуществующего до одного изнаиболее сильных и значимых в электоральном процессе. Таким образом, оннаверняка не настолько велик, чтобы оказаться решающим фактором враскладе электоральных результатов, но сбрасывать его со счетов нельзя.Исследования кампании 2005 года подтверждают наши выводы.
Сновапрослеживается связь между тоном газеты и голосом избирателей, хотялейбористские издания в тот год оказали неожиданно (неожиданно ли?)негативное влияние на уровни электоральной поддержки «своей» партии(Brandenburg&Van Egmont 2008: 29). Доказывается независимый эффектгазетного влияния путем контроля семи переменных: возраста, пола, класса,дохода, образования, этнической принадлежности и самоидентификации нашкале «правый/левый». Чтение газет статистически связано с электоральнымвыбором – наряду с Интернетом и агитацией Консервативной партии. Приэтом за привлечение внимания к политике отвечает ТВ, а за явку в большейстепени – прямая агитация партий (Norris 2006: 19–22). А для 2010 года Ринг иДикон установили, что наибольшая сдвижка в предпочтениях избирателей (отлейбористов к консерваторам) наблюдалась среди читателей именнотаблоидных газет, что подтверждает общественное восприятие ситуации 1997года, но не научные данные о ней.
Так, среди читателей «Сан» и «Стар»переход избирателей к консерваторам составил 13,5% и 10%, соответственно(Wring&Deacon 2010: 451). Этот эффект вполне объясним с точки зренияналичия большой волатильности избирателей и невозможности совершитьрациональный выбор между двумя крупными партиями, что привело к«подвешенному парламенту» и коалиционному правительству.247Символическое значение «таблоидных поворотов». Установленное висследованияхвлияниегазетвообщеитаблоидов вчастностинаэлекторальный выбор зависит от методики оценки (от 8–9% до 25% от числачитателей при резкой смене поддерживаемой партии) и в целом не является ниединственным, ни хотя бы определяющим фактором в партийной ориентацииизбирателей.
Из чего же складывается миф о влиятельности таблоидов наэлекторальный выбор? Как нам кажется, позиция таблоидов так интересуетисследователей и так отражается в общественном сознании потому, что имеетсимволическое значение. Аудитория таблоидов традиционно ассоциируется смассовой политической аудиторией (рабочий класс, низшие страты среднегокласса), и позиция таблоидов в силу их «флюгерности» воспринимается какэмблематичная для данного сегмента.
Как пишет Дж. Кёртис, «объявление«Сан» [в 1992 году] имело, несомненно, символическую значимость» (Curtice1999: 2). Дальнейшее поведение таблоидов также воспринимается частичнокак отражение будущей позиции избирателей, что дает таблоидам моральноеправо на «острые, не сказать жестокие, атаки в финальные дни кампании»(Ibid.). В силу этого, например, Нил Киннок, лидер Лейбористской партии впервой половине 1990-х, прямо обвинил проконсервативные таблоиды в своемпроигрыше в 1992 году, и не он один (MacArthur 1992; McKee 1995).Немаловажно и то, что таблоиды держат лидерство среди СМИ повизуализации своей позиции, и взлеты и падения партий запоминаютсяаудиторией путем их «сцепки» с яркой, иногда шокирующей таблоиднойкартинкой.
Не зря такое большое внимание нации привлекают первые полосытаблоидов в начале предвыборной гонки и перед самым ее завершением.Перемена позиции, отраженная на обложке, сама становится новостью нанесколько дней и задает партии, в пользу которой говорит обложка, «высокийстарт» в гонке. В Приложении 1, 1 мы приводим ряд самых известныхобложек таблоидов c партийными рекомендациями за последние 30 лет.Обложки таблоидов традиционно, с начала XX века, выигрывают ввизуальном аспекте у качественных газет, которые могут быть более248изощренны в подаче своего недовольства тем или иным лидером и такжепретендуют на запоминающийся образ (в том числе с помощью карикатуры,которая в Британии имеет одну из самых развитых и оригинальных традицийв мире (Некрасова 1935)), но не могут в силу форматных ограниченийиспользовать ни резкие сочетания красок, ни броские заголовки с разговорнойлексикой.
В Приложении 1, 2 представлены две первые полосы качественныхгазет во время предвыборной гонки – «Гардиан» («Кэмерон уже видит приз»)и «Таймз» («Рок нации»).В доказательство того, что таблоидные первые полосы вызываютбольший социальный отклик, чем оные в качественной прессе, приведем вПриложении 1,3 карикатурные трансформации первой полосы «Нашаединственная надежда» в британской блогосфере.***Сделаем несколько выводов, которые касаются медиакратическогоанализа.
Так, без сомнения, важно наличие в стране таблоидной традиции –т.е. такого срока существования таблоидов, который уже позволяет говорить осформировавшихся ожиданиях аудитории по поводу таблоидного поведения.Такие ожидания становятся дополнительным фактором при определениипристрастий аудитории, а значит, могут быть использованы политическимиакторами в целях приобретения/удержания властных позиций. Фактором,противостоящимтакойинструментализациисточкизрениямедиадемократического баланса, должно быть повышение рациональностиизбирателя, т.е.
повышение уровня внимания к политике, политическогообразования, политической вовлеченности – как во данной предвыборнойкампании, так и в межэлекторальные периоды. Ченнелизация социальныхнастроений и аттитюдов (например, «усталости» от тори в 1997 г. и отблэритов в 2005 и 2010 гг.) через таблоиды может быть компенсированатолько этим путем.2494.2. Медиакратия в Германии? (по Л. Розумеку и А.
А. Литвиненко)Германия – кейс, альтернативный атлантическим; можно сказать, онпредставляет континентальноевропейскую традицию медиаполитическоговзаимодействия.Остановимся на работах, которые придерживаются сходной методологии,т.е. анализируют взаимодействие СМИ и политических акторов в пределахэлекторальных циклов либо периодов правления той или иной партийнойкоалиции (и ее лидера). Это книга Л. Розумека (Rosumek 2007) и статьи А. А.Литвиненко (Литвиненко 2014; Litvinenko 2008).Как показывают оба автора (и, конечно, многие другие работы пополитической системе Германии), одним из важнейших отличий немецкойполитики от американской (но, добавим, не от британской) является высокаяроль партий в формировании правительства и выдвижении кандидатов вканцлеры.
В Германии не существует института «праймериз» (т.е. нетребуется проводить отдельно финансируемую кампанию и искать на неесредства),кандидатывыбираютсяпартийнойэлитой,асистемагосударственного финансирования предвыборной кампании «предотвращаетбум политтехнологий» (Литвиненко 2014: 49). Это лишает СМИ возможностикритически значимого вмешательства в выбор аудитории на предварительномэтапе предвыборной гонки.В отличие от Британии и США, где нарастание медиатизации имедиакратизации политики происходило по нарастающей, в Германиимедиакратическиетенденцииимели,поРозумекуиЛитвиненко,волнообразный, синусоидный характер.
Конрад Аденауэр в 1950-е, ВиллиБрандт в 1960-е, Гельмут Коль во второй период правления (начало 1990-х),Герхард Шредер в конце 1990-х каждый по-своему были «медиаканцлерами».Аденауэр,первымизканцлеровобратившийвниманиенаангло-американскую пиар-практику, был открыт общению со СМИ и вписался вкартину апогея проамериканской ориентации немецкой политики. ВиллиБрандтпервымначалпроактивноучаствоватьвмедиаполитическом250взаимодействии, его советники по коммуникации специально изучали опытСША и в какой-то момент сделали из кандидата «германского Кеннеди». Егокампании, построенные на ярких и коротких слоганах, вызвали к жизни«лихорадку поддержки»; во время его правления начинаются политическиетеледискуссии первых лиц немецких партий (еще не теледебаты).
Но первойинформационно-политической фигурой становится не Вилли Брандт, аГельмут Коль, который в первый период своего правления был противникоммедиакратизации политического процесса и игнорировал любые стратегииимиджмейкинга и стратегических отношений со СМИ. Рейтинг Коля упал доочень низких отметок, но затем на волне падения СССР и слома Берлинскойстены начал улучшаться, и спин-доктора Коля, в частности АндреасФриценкетер, сделали всё, чтобы превратить образ Коля в имидж большогоисторического деятеля и «народного канцлера». Это повторяет идею о«премьер-министре для всех», то есть и в немецком кейсе присутствует идеясдвижки к политическому центру и анти-идеологического «охвата всех группизбирателей» («all-catchism»).
Широко известна и связь Коля с владельцамимедиаконцернов «Аксель Шпрингер Ферлаг» и «ПроЗибен – Зат.Айнс».Отдельно в ряду «медиаканцлеров» стоит Герхард Шредер. Он получилмаксимум внимания СМИ, был их любимцем, «медиамессией». Его кампаниябыла построена на ярком и коротком слогане «Инновация, перемены,прорыв»; телегеничный, молодой, полный энергии канцлер был постояннооткрыт для общения с прессой, в том числе в личном и семейном плане. Егозаигрывания со СМИ дошли до съемок в сериале и участия в развлекательныхшоу, а во время второй предвыборной гонки согласился на теледебаты ивыиграл их. После избрания, как пишут исследователи, «канцлер дня»работает «в ритме СМИ» и переживает настоящий политический «медовыймесяц».
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
