Диссертация (1145018), страница 39
Текст из файла (страница 39)
Другие ученые также высказывают аргументированные мнения о191незначительном (Scheufele 1999a; Margolis&Resnick 2000) или негативном(Doheny-Farina 1996; White 1997) влиянии интернет-коммуникации наполитическое и гражданское участие.Но радикальная точка зрения Постера не поддерживается эмпирическимирезультатами исследований.
Так, исследование Л. Дальберга показывает, чтоИнтернет действительно меняет информационное взаимодействие, однакорезультирующее взаимодействие не «радикально гиперреальна» и что «этиизменения могут быть приняты во внимание концепцией публичной сферы»(Dahlberg 2001: Abstract). Другие исследования тоже обнадеживают: Интернетчасто является местом, где именно обычные люди обсуждают политику,причем не только ради того, чтобы что-то сказать самим, но и чтобы услышатьиные взгляды. Например, таковы результаты исследования Дж. СтромерГэлли из Анненбергской школы коммуникации Университета Пенсильвании.Она вела исследование среди людей, не имеющих в реальности поведенческихпаттернов, включающих личные дискуссии о политике, но ведущих беседы ополитике онлайн.
Такие граждане выбирают Интернет как место, где можнообсудить взгляды как со знакомыми, так и с посторонними людьми, посколькув среднем около половины собеседников дискутанта ему незнакомы в жизни.Такая дискуссия приносит дискутантам удовольствие: она снимает барьеры,существующие в личной коммуникации, и дарит собеседникам возможностьуслышать мнение, отличное от их собственного (Stromer-Galley 2002: 38).Еще одна форма переосмысления базовой публичной сферы происходитчерез учет сетевой формы общественного объединения. В частности,социологи, изучающие социальные сети, утверждают, что Хабермас говорилдемократии в условиях усложняющегося общества, в частности приводя впример работу Хабермаса «Между фактами и нормами» (Habermas 1996), гдевопрос общественной сложности поставлен для нескольких уровней общества.Сетевая форма, как считают ученые, это сердце той сложности социума,которую трудно проследить; помимо этого, экономическая, политическаясфера, гражданское общество – все они организованы по сетевому принципу,192и структура публичной сферы, основанная на индивиде, должна бытьпересмотрена.
Признание сетевых структур элементом публичной сферыпоможет понять механизмы формирования общественного мнения междунесколькими сферами, хотя до этого считалось, что между общественнойсферой и общественным мнением есть функциональная связь (Friedland, Hove,Rojas 2006: 5–6). Т.е. «функциональные зависимости все еще существуют(например, зависимость политической системы от публичной сферы), но этизависимости будут более гибкими и будут испытывать всё большее обратноевлияние» (Ibid.: 8).3.
Публичная сфера - массовая или публичная? На различие инеобходимость разграничения «массового» и «публичного» указал еще Ч. Р.Миллс в заключении к книге «Структурная трансформация публичной сферы»в издании 1989 года. Как известно, проблема сопоставления этих понятийдискутируется в гуманитарной науке как минимум с 1930-х годов, и в теорииХабермаса не решен вопрос о том, препятствует ли массовая культураразвитию политического участия и какова может быть роль медиа вобсуждении и разрешении этой проблематики.4.
Для кого публичная сфера существует? В эпоху свободного рынкапубличная дискуссия все больше видится как стратегия, цель которой –убедить рынок. Так что общественная дискуссия трансформируется в фасад,имидж, а сообщение направлено на рынки, а не на граждан (Kantola 2001: 64).А рынки, особенно международные финансовые, часто получают разрешениеограничивать общественную дискуссию и цели обсуждения. «Международнаяэкономика часто видится как всемогущая сила, с которой национальнаяполитика не может состязаться и которая сокращает сферу политическижизнеспособных инициатив» (Ibid.: 65). К тому же рыночно-ориентированныеполитическиережимыантиобщественногоиногдахарактера.рождаютполитическиеЭкономическийязыкидеиявноколонизируетобщественную сферу путем определения многих политических вопросов вэкономическихтерминах:этоприводитктому,чтоэкономика,193воспринимающаяся как источник настоящих фактов о мире, делаетполитический вопрос повестки дня не вопросом, а как бы свершившимсяфактом, определяющим дальнейшую политику (Ibid.: 67).5.
Каковы границы частного и общественного и кто их долженпроводить? Во-первых, проведение таких границ зависит от социальнойпозиции смотрящего. Например, у пролетариата общественная сфераконституируется совсем не так, как с точки зрения буржуазии (Negt&Kluge1993). Теоретики указывают, что в конкретном политическом режимеизбранныеобъектысоциальнойжизнипрактически«назначаются»принадлежащими публичной или частной сфере, и подчеркивают, чтограницы между частным и общественным – предмет исторической борьбы ипересмотра (Koivisto&Väliverronen 1996; Kunelius&Sparks 2001: 13).Ещеодноизмерениеэтойтематикикасаетсятакназываемойполитической культуры секретности и ее необходимых границ, посколькуиногда «общественный статус наносит ущерб текущей деятельности иобязанностям политиков» (Kantola 2001: 65). Но когда общественныеинтересыпротиворечатинтересамотдельныхполитическихгрупп,наблюдается борьба за приватизацию общественной тематики или отказ отделиберативных механизмов.
Совокупность таких политических паттерновученый А. Шендлер называет антиполитикой, причем антиполитика можетбыть двух видов. Во-первых, это утверждения о том, что политика не можетвыполнятьсвоифункции,нацеленныенаразрушениеилиотменуполитических решений и схлопывание публичной сферы. Во-вторых, это идеииз других сфер деятельности, привнесенные в политику ради завоеванияполитики, доминирования в ней или ее искажения, т.е. ради колонизациипубличной сферы (Schedler 1997: 14). Изучение политических процессов вовремя финансового кризиса 1990-х гг.
в Финляндии показывает, чтоантиполитические идеологии имеют антиобщественный характер: как пишетА. Кантола, консенсусная политика, базирующаяся только на экономическойэкспертизевнеобщественногодиалога,породилаантиобщественные194дискурсы. «“Схлопывающие” идеологии создавались для того, чтобыпоказать:общественнаядискуссиянерелевантна,нерациональна,невежественна – и потому ее нужно избегать. “Колонизирующие” строилисьна том, что общественное обсуждение не требуется, поскольку все факты ужеизвестны и не может быть альтернативного способа поведения и принятиярешений (Kantola 2001: 67). Теория же Хабермаса строится на предположении,что все участники делиберативного процесса разделяют стремление коткрытости и понимают значимость делиберации. Как мы видим, такоеутверждение не учитывает большого круга «антиполитических» явлений.6.
Как в публичной делиберации разумность и рациональностьсочетаются с интересами и эмоциями? Финские ученые уверены, что «упор нарациональность в классических формулировках хабермасовской теории резконеадекватен насущной реальности общественного дискурса <…> Интерес истрасть, находящиеся среди категорий, которые Хабермас, очевидно, желаетисключить из общественной делиберации, не только присутствуют напрактике во всех существующих политических ситуациях, но и непредоставляютсерьезныхоснованийдляихисключения.Наоборот,центральная функция разума – быть третейским судьей между требованиямиинтереса и страсти» (Kunelius&Sparks 2001: 14).7. Что первично: дискуссия или действие, вопросы повестки дня илидействующие акторы? сфера или публика? Еще один пункт в критике теорииХабермаса – соотношение в ней дискуссии и политического акта и связанногос ним понимания термина «общественность» (the public).
У Хабермаса (или,скорее, у его переводчиков) упор делается на пространственную сторонупроцесса делиберации. Однако сама идея публичности предполагает четкоекачество действия в публичной сфере. Теоретизацию роли публичногодействия можно проследить еще с первых этапов прагматической философиии символического интеракционизма. В этих традициях важное местоуделяется публичному, хотя и не используется термин «сфера»; публичноетрактуется как форма взаимодействия, а не пространственный объект.195Публика формируется, когда проблематизируется какой-либо вопросповестки дня, и состоит из людей или групп людей, взгляды которых на путирешения проблемы не совпадают; в отсутствие общей культуры или общегорешения они непосредственно обсуждают предмет спора.
При этом нетгарантии, что они говорят от имени всего общества. Ранние прагматики,например Дж. Дьюи в 1927 году, прямо указывали, что ничто не гарантируетдемократической репрезентативности таких публик (Heikkilä&Kunelius 2006:65). Но для Хабермаса гарантией объективации решения и возможности егораспространения на все общество является высокая степень рациональностиделиберации, благодаря чему диспут строится на валидных (логическинепротиворечивых,состоятельных,аргументированных,имеющихправомерную силу) суждениях.
Поэтому спустя 60 лет после Дьюи Хабермас всвоейтеориикоммуникативногодействиявсе-такиутверждает,чтотребование валидности, встроенное в любой акт коммуникации, можетслужитьмодельюдляобщихкритериевидеальнорациональногообщественного обсуждения (Ibid.: 66).Концепт «публики» всегда был связан с вопросами власти, контроля иполитического исключения (Fraser 1992; Feminists… 1995), и в этом егоопределенная теоретическая слабость. Негт и Клюге отмечают, что публика –форма организации на основе социального опыта, и эта форма работает как сконкурирующими интересами, так и с устранением социального опыта,конфликтующего с возможными интересами; наличие такой публики –ключевой элемент демократии. Но на европейском уровне сегодня, например,нет воплощения идеала публики, который Хабермас заложил в своепонимание публичной сферы, и строится сегодня публичная сфера в Европеименно как сфера (условия для), а не как публика, хотя усилия к этому тожеприкладываются.
И так как единой евроидентичности пока не существует, невыполняется базовая функция, присваиваемая публике, - функция социальногоориентирования. И если интерпретировать понимание общественности, каконо дано у Хабермаса (Habermas 1990b: 33), в узком смысле, то пока Европу196нельзя назвать демократией, поскольку общим органам правления непротивопоставлена критическая и политизированная общественность.3.3.