Диссертация (1145018), страница 24
Текст из файла (страница 24)
Мы, в своюочередь, можем привести в пример итальянский закон Гаспарри от 2004 года,позже почти полностью закрепленный в Едином тексте о радио и телевидении– основном законе по аудиовизуальной сфере от 2005 года. Этот закон былпролоббирован в парламенте страны правоцентристской коалицией, главойкоторой многие годы остается медиамагнат и четырежды премьер-министрстраны Сильвио Берлускони.
Закон Гаспарри создал в стране новое пониманиемедиарынка как «интегрированной системы коммуникаций» вместо рынка каксовокупности отдельных секторов, и в новую систему были включены,помимо печатных и аудиовизуальных СМИ, Интернет, телекоммуникации ииздательская деятельность. Из нового понимания структуры рынка неизбежноследовало,чтовсепринятыеранееограничениянаконцентрациюмедиасобственности, включая ограничения на кроссмедиальное владение иограничения, зафиксированные в Зеленой книге ЕС по медиаконцентрации от1992 года (Pluralism 1992), были полностью сняты. Вместо этого законГаспарри позволяет одному собственнику владеть 20% всей интегрированнойсистемы (Bodrunova 2009a). Более подробно история принятия законаГаспарри и реакция ЕС описаны в Главе 2, §5.Несмотря на все попытки США и ЕС ввести меры для поддержаниявнешнего (рыночного) и внутреннего (редакционно-авторского) плюрализма(Законы и практика СМИ...
1996; Телевидение в Европе… 2006), поражениеэлит в битве с медиамонополиями не может не беспокоить как академическихнаблюдателей, так и представителей медиаиндустрии и политики, поскольку114если меры по экономическому ограничению власти владельцев СМИподдаютсязаконодательномуоформлению,тометодовэффективногоконтроля их неформального вмешательства в редакционное «суждение оновостях» (news judgment), расследовательскую работу и интерпретациюфактов пока не существует. В силу этого невозможно гарантировать в томчисле то, что владельцы медиапредприятий предоставят редакционнымколлективам политическую независимость при производстве контента.Справедливо также мнение, что для самих работников медиапредприятий(особеннопечатныхСМИ,посколькуонинепроходятпроцедурылицензирования и обладают большей степенью редакционной свободы) нетсущественных границ, которые удерживали бы журналистов от забвениясоциальной ответственности, что в политическом поле прежде всего касаетсяпредоставления всем политическим силам равного доступа к СМИ и равнойосвещенности позиций.
Журналисты действуют, таким образом, не в согласиис «теорией социальной ответственности» (Siebert, Peterson, Schramm 1956),которая предписывает СМИ выполнять роль «либерального сторожевого пса»общества, что зафиксировано в огромном количестве деонтологическихкодексов на редакционном, национальном и международном уровне по всемупространству западной цивилизации.Однако часто авторы, описывающие роль медиавладельцев в принятииредакционных решений в «этимологической» трактовке власти СМИ, несосредоточивают внимания на том, почему, исходя из каких соображенийвладельцы СМИ пытаются наложить ту или иную интерпретацию намедиаконтент.
В некоторых работах медиамагнатам даже приписываютсянекоторые демонические черты, в том числе желание безграничного влиянияна аудиторию, а также то, что уровень их чувства ответственностинесопоставим с уровнем их влияния (Юрьев 2006). Иные взаимодействиямежду владельцами СМИ и третьими социальными силами парадоксальноисключаются из этой точки зрения.
В некоторых других работах российскихавторов безграничное влияние описывается в связи с растущим в обществе115медиапотреблением – как цель уже не собственников СМИ, а всех медиа вцелом(медиапредприятий?редакторов?журналистов?)(Дугин2002).Медиасистема воспринимается как «мощный и независимый геополитическийфактор» (Дугин 1999: 135) и как «самостоятельная наднациональная инадпартийная сила» (Медиакратия…б.г.). Между тем «большинство их(медиавладельцев.
– С. Б.) действуют исходя из экономической, а неполитической логики. Вдобавок растущее превалирование профессиональныхстандартов, акцентирующих объективность и приоритеты отбора новостей,является эффективным барьером против идиосинкразий отдельных владельцевСМИ» (Voltmer 2000: 13). И даже Сильвио Берлускони и Руперт Мердок –скорее исключение, чем правило работы медиарынка.Втораятенденциявподдержку«этимологической»трактовкимедиакратии – особым образом направленное историческое развитиесоциальной культуры самогО журналистского сообщества и журналистскойиндустрии. Этот вектор, по словам западных журналистов, указывает всторону отрыва от интересов основной аудитории. Вместо массы примеровприведем цитату из заметки Сэма Смита, шеф-редактора вебзина «Прогрессивревью». Он достаточно глубоко анализирует тенденцию, указывая три аспектаразрыва журналистского корпуса и аудитории: 1) переход массы ведущихжурналистов из рабочего класса в более высокие социальные страты подоходам и статусу и последовавшее за этим изменение социальнойперспективы «суждения о новостях» и их интерпретации (тренд, описанныйеще раньше Б.
Багдикяном); 2) рост академического образования вжурналистике, что привело к росту абстрактного мышления и стремлению ктеоретизации (с чем аудитория не всегда готова спорить и что поглощается еюменее критически, чем факты без теоретизации), а также к тому, что многиевопросыежедневногосуществованияизучаютсяжурналистаминауниверситетской скамье, а не в полевых условиях; 3) общий экономическийуспех журналистики как индустрии, что привело к росту карьерныхвозможностей – и к исчезновению того «функционального идеализма»,116который отличал журналистику более ранних этапов. Вместо этого вырославзаимозависимость журналистов разных звеньев и уровней (а также,зависимостьжурналистикиотрекламодателей),ирасследовательскаяжурналистика из шанса заработать на продаже сенсации превратилась вугрозу для высшего редакционного эшелона.
«Если быть кратким, тожурналистика стала более ученой, более снобистской, более запуганной и впроцессе развития все больше отделялась от жизни своих читателей» (Smiths.a.). Взятые вместе, эти факторы также несколько подрывали выполнениефункции сторожевого пса и представления интересов «обычного читателя»,т.е. определенных аудиторий.Третья тенденция важна для нас потому, что две другие, как и вообщевлияние журналистики, были бы нерелевантны без нее. Она обеспечиваетвлияние медиа на аудиторию и определяет его степень.
Это относительновысокие уровни доверия СМИ в странах устойчивой демократии, особенно вЗападной Европе, сохраняющиеся с 1990-х годов (см. Табл. 2.3) по сей день, очем свидетельствуют результаты регулярных опросов Eurobarometer.Таблица 2.3. Уровни доверия газетам, радио и телевидению в Великобритании,Франции, Германии в 1997 году (в % от населения)СтранаВеликобританияФранцияГерманияГазеты484770Радио795980Телевидение854974И с т о ч н и к: (Watts 2000: 61).В США 45% сторонников Демократической партии доверяют «всему илипочти всему» в трансляциях CNN; среди республиканцев эта цифра несколькониже, но тоже достаточно высока (Sanson 2004). Ученые из этих странсчитают, что эти цифры низки; но достаточно сравнить их с цифрами доверияСМИ в странах транзитивной демократии, например с российскими, чтобыдоказать обратное.
Так, один из опросов Левада-центра от 2004 годапоказывает, что 18% россиян вообще не доверяют СМИ, 45% считают, чтороссийские медиа не вполне заслуживают доверия, и только 26% доверяют117чему-либо из содержания СМИ, включая и прессу, и радио, и телевидение(Статистика 2004: 8). Для сравнения: в Британии средняя цифра недоверияСМИ (18% в случае России) в последние десятилетия не поднималась выше5% - даже во время вторжения в Ирак; единственным исключением сталЛондон в 2003 году, как раз во время первой фазы вторжения, где цифранедоверия поднялась до рекордных 11% (Baines&Worcester 2005: 15).Феномен относительно высокого доверия СМИ со стороны аудиториипозволяет западным ученым и критикам говорить об «opinione tele-diretta»,«sociedad teledirigida» или «media-driven society» - «обществе, ведОмом СМИ»,по аналогии с «market-driven economy» - «экономикой, ведОмой законамирынка».
Термин «opinione tele-diretta» появляется в работе известногоитальянскогомедиаполитологаДжованниСартори«HomoVidens.Телевидение и постмышление» (1998) (Sartori 1998b), а термин «sociedadteledirigida», соответственно, в испанском переводе этой книги (Sartori 1998a).В Британии начала 2000-х годов термин «media-driven society» широкоиспользовался политическими журналистами и комментаторами, напримеризвестным политическим репортером Би-би-си Николасом Джоунзом – в томчисле в книгах (Jones 1995), научных статьях (Jones 2003), лекциях вуниверситетах38 и его собственных телеинтервью (Spin Cycles… 2007). Втаком обществе индивидуальные повестки дня и даже социальные аттитюдыформируются под прямым воздействием установки повестки дня и фреймингасо стороны СМИ.
Уровни доверия СМИ на Западе таковы, что существенноувеличивают влияние медийной повестки дня на индивидуальные повесткимедиапотребителя, и событие, описанное в СМИ, воспринимается как 1)персонально релевантное и 2) истолкованное в медиарамках. Естественно, этоподнимает потенциал СМИ по манипулированию аудиторией, если медиа наэто идут. При более низких уровнях доверия СМИ со стороны аудитории этобыло бы невозможно. Стабильность таких высоких уровней доверия СМИзависит от общего уровня социального доверия, практики применения38Архив автора. Публичная лекция Н.
Джоунза в университете Вестминстера (Лондон, Великобритания),2003 год.118этических кодексов, национальных медиатрадиций и др. Как видно из данныхпо США, доверие СМИ может подвергаться флуктуациям также взависимости от нескольких факторов, в первую очередь от долговременнойполитической позиции, политического пристрастия (political bias) самогомедиапредприятия.Доказательством справедливости суждений об «обществе, ведОмомСМИ», может быть перенос управленческой силы от исполнительной власти испециальных социальных агентов к СМИ. Особенно ярко такой переноспроявляется во время естественных и антропогенных катастроф.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
