Диссертация (1144862), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Владиславлева, университет как центр освободительного движения в годы революции 1905–1907 гг., противостояние университета министерству Л.А. Кассо и сотрудничество коллегии с министерствомгр. П.Н. Игнатьева. Характерно, что своеобразную дорожную карту изученияроссийских университетов, включая и перечисленные основные явления исобытия истории Петроградского университета, предлагает и известная программа «исторической библиографии» русских университетов, опубликованная в 1915 г.
С.Г. Сватиковым227. Между тем, интерпретация проблем и событий, разумеется, отличалась в текстах разного идейного содержания. Еслилиберальная публицистика в основание университетской жизни ставила проблему «университетской автономии», неразрывно связанную со стремлениемуниверситетской корпорации к «идеалу университета» как центру высокойнауки, то для радикальной и правой публицистики наиболее важной являласьтема университета как центра политического процесса. Если в либеральнойпублицистике утверждается «идеал университета», в котором преподавателии студенты объединены общей целью, то в текстах других направлений подчеркивается разность политических устремлений студенчества и профессуры. При этом социалистические и черносотенные тексты сходятся в оценкахреволюционного движения как определяющего ход университетской жизни,где студенческое самоуправление представляется в роли более значимогоцентра университетской корпорации, нежели органы университетской власти, сформированные профессорской коллегией.227Сватиков С.Г.
Русские университеты и их историческая библиография. Пг., 1915. В 1915 г.С.Г. Сватиков в числе прочих привлекался к работе Юбилейной комиссии университета (Протокол заседания комиссии по подготовке предстоящего в 1919 году празднования столетия Петроградского университета// ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10427. Л. 78); наряду с его программой библиографии в ходе работы комиссииприват-доцентом Э.Д.
Вольтером была подготовлена и Общая схема библиографии Петроградского университета (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 10427. Л. 96–96об.).64В фокусе советской историографииНовый этап развития историографии был связан с изменением социально-политической обстановки в России после Октябрьской революции1917 г., последующей советизацией университета, утратившего прежний столичный статус. Впрочем, изменение информационной ситуации в условиях«пролетарской диктатуры» и тотальной политической цензуры мало способствовало обсуждению «университетского вопроса». Отдельные высказывания на эту тему звучат только в эмигрантской печати, в которой борьба петроградского студенчества против советизации рассматривается в контекстепродолжения освободительных традиций российской высшей школы228.
Вообще, нельзя не отметить, что в первые десятилетия советской власти обращения историографии даже к весьма популярной в дореволюционной политической публицистике теме студенческого движения в стенах Петербургского университета носят единичный характер. Очевидной причиной такойситуации было утвердившееся в историческом дискурсе 1920-х гг. представление о дореволюционном студенчестве как о части «буржуазной интеллигенции», что в не в последнюю очередь связано с негативной позицией, которую заняло после октября 1917 г.
большинство студентов по отношению кСоветской власти229. Типичные клише, транслирующиеся в советской публицистике начала 1920-х гг., рисуют старых профессоров как «защитников ипредставителей интересов банкиров и крупных помещиков», а старое студенчество как представителей разных «буржуазных групп»230. В то же времяв историография 1920–1930-х гг. не могла игнорировать темы, намеченные вработах дореволюционного периода, а также упомянутые выше позитивныеоценки студенческого движения, данные в ряде дореволюционных выступлений самим В.И.
Лениным. В теоретическом плане это противоречие было в228Жаба С. Петроградское студенчество в борьбе за свободную высшую школу. Paris [Русское книгоиздательство, 1922]. С. 61.229См., напр.: Купайгородская А.П. Высшая школа Ленинграда в первые годы Советской власти(1917–1925). Л., 1984. С.
33.230И.Н. Роль студенчества в строительстве высших учебных заведений // Студент революции. 1922.№1. С. 13–14.65известном смысле разрешено М.Н. Покровским в его многократно переиздававшийся «Русской истории с древнейших времен», в которой студенческаясреда представлена как особая возрастная социальная группа интеллигенции,представляющая «как нельзя более благоприятный элемент для распространения социалистического учения»231. На петербургском материале это противоречивое представление о студенчестве, закрепленное в официальном дискурсе, проявилось, например, в тексте «Высшая школа и революция» (1923),созданном новым («советским») ректором Петроградского университетаН.С.
Державиным. Несмотря на активное привлечение новой «митинговокомиссарской» лексики работа Н.С. Державина представляет собой попыткукраткого, но всестороннего анализа истории высшей школы в России. Авторполагает, что университеты в России всегда находились в зависимом от государства положении, так как «возникли на почве практических государственных интересов»232 и работали в интересах господствующих классов233. Студенческие беспорядки пореформенного времени автор рассматривает как закономерную реакцию учащейся молодежи на репрессии: «Студенчество реагировало на нажим системы знаменитыми в истории Высшей школы беспорядками 1869, 1874, 1878 годов»234.
Н.С. Державин обрушивается с критикойна политику царизма в области высшего образования, особенно на противодействие допуску в университет широких общественных слоев. В частности,автор полагает, что в свое время М.И. Владиславлев был назначен ректоромза то, что якобы предложил сократить число студентов с 6000 до 2000235.
Однако 1880-е годы, по мнению автора, были периодом идейного упадка. Господствующее настроение среди студенчества и профессуры — «безыдей-Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен [Т. 4. Глава XVI] // Покровский М.Н. Избранные произведения.
М., 1965. Кн. 2. С. 437. Развернутую характеристику студенческого движенияМ.Н. Покровским см.: Там же. [Т. 4. Глава XVI, XVIII]. С. 438–438, 577–583.232Державин Н.С. Высшая школа и революция. М.; Пг., 1923. С. 11.233Там же. С. 11–12.234Там же. С. 24.235Там же. С. 13.23166ность и общественный индифферентизм»236. Н.С. Державин считал, что Февральская революция не могла обеспечить должное развитие высшей школы,доступность и качество образования, так как проводилась буржуазией исключительно в своих интересах237. Именно буржуазия виновата и в неприязни студентов по отношению к большевикам: буржуазия натравливает на Советскую власть «массы несознательного студенчества»238. Наука, по мнениюавтора, должна служить народу, стране, а не «чистой науке»239.
В связи сэтим Н.С. Державин активно оправдывал практику назначения профессорови доцентов властью и в пафосном стиле заявлял о том, что в нынешних условиях сам лозунг «автономии» высшей школы является контрреволюционным: «При нынешнем положении вещей, при тесной традиционной связинынешней высшей школы со старою, при все еще господствующем в массеработников высшей школы мелкобуржуазном настроении, самоуправляющиеся высшая школа станет достоянием буржуазии и явится в ее руках хорошим орудием в борьбе за власть с рабочим классом»240. ВторитН.С.
ДержавинустуденческийактивистдореволюционнойэпохиК.С. Жарновецкий, утверждающий, что новое пролетарское студенчествоуниверситета «чувствует себя гостем» и «подавлено не гостеприимством реакционеров профессоров»241.Еще более усилилась эта линия при первом ректоре-коммунисте —В.Б. Томашевском242. Впрочем, в историческом очерке об университете, составленном под его редакцией к 200-летнему юбилею Академии наук, даетсянеожиданно противоречивая характеристика самого периода пореформенного университета — составителем подчеркивалась оппозиционность как стуТам же. С. 25.Там же.
С. 35.238Там же. С. 38.239Там же. С. 40.240Там же. С. 38.241Жарновецкий К. Старый студент // Красный студент. 1923. №1. С. 20.242См.: Брачев В.С. Первый ректор-коммунист // Ленинградский университет. 1987. 20 марта. С. 2;Петров В.В. «Большой была его работа и яркой — жизнь его». В.Б. Томашевский: первый коммунист воглаве Ленинградского университета // Клио. 2013. №3. С. 108–110.23623767денчества, так и профессуры, но и указывалось на двойственный характер устава 1884 г., который, с одной стороны, «вводил замещение административных и преподавательских должностей по назначению, всемерно искоренялвсе проявления корпоративности в быту студентов», но с другой стороныимел и положительные черты.
Весьма любопытно то, что по мнению составителя очерка положительным в уставе было «широкое развитие приватдоцентуры и допущение параллельных курсов приват-доцентов, что сильнорасширяло кадры молодых преподавателей и давало возможность широкогоприменения семинарского и лабораторного метода»243.Рубеж 1920–1930х гг.
— эпоха тотального «закручивания гаек» на научном фронте, время разоблачения и преследования приверженцев «старых»,«буржуазных» научных школ не только в гуманитарных, но и в естественныхи точных дисциплинах244, а также новой ломки факультетской системыЛГУ245. Разумеется, массовые репрессии 1930-х гг., в том числе расправы надвыдающимися учеными университета разных направлений, также логичнопродолжали линию борьбы с «дореволюционной» и «буржуазной» наукой246.В этом контексте понятно, почему немногочисленные публикации1920–1930-х гг., касающиеся интересующей нас проблематики, носят скореесправочный характер247.
Даже освободительному движению в стенах университета посвящены лишь единичные тексты, главным образом «СтуденческойЛенинградский государственный университет / Под ред. В.Б. Томашевского. Л., 1925. С. 8–9.См.: На Ленинградском математическом фронте. М.; Л., 1931; Академическое дело 1929–1931 гг.… Вып. 1. Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова; Вып. 2. Дело по обвинению академикаЕ.В. Тарле; Панеях В.М. Творчество и судьба историка: Борис Александрович Романов.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
