Диссертация (1139313), страница 12
Текст из файла (страница 12)
Следующими заними шли duinhe (в англизированной транскрипции – «дуньевассалы»), порученцы и комиссары военных вождей и предводителей,64осуществлявшие управление и координацию на местах. На них жевозлагалась функция сбора установленных пожертвований в фондобщего имущества клана, а также чрезвычайных сборов. И, наконец,замыкали этот ряд все прочие члены рода — свободные земледельцыи каванахи64.Некоторые категории населения (поэты, сказители, брегоны,музыканты (в особенности штатные волынщики клана), священники)пользовались особыми привилегиями, как и в старые времена.
Однакоих положение не шло ни в какое сравнение с положением ирландскихnemed, во-первых, и было строго наследственным, во вторых. Еслилицо, не принадлежавшее к хорошо известной «династии», к примеру,волынщиков, тем не менее проявляло большой талант — это повышало его личный статус в смысле уважения и неформальной значимостисреди членов клана, но не давало ему возможности пользоваться институциональными привилегиями (неприкосновенность в битве ит. д.), на которые мог рассчитывать даже весьма средный представитель «официальной» семьи волынщиков.Статус личности в горной Шотландии, как и в Ирландии брегонского права, как мы видим, складывался из различных элементов,от положения рода и клана до старшинства рождения и личных навыков. Однако, в отличие от ирландской модели, конечный итог не являлся исключающим для побочных статусных деноминаций, и болеетого — само понятие конечного, итогового статуса личности едва липрименимо к шотландскому гэльскому клану.
Идентичность (нам кажется, вслед за Й. Рюзеном65, что данный термин значительно более64Морозова В.В. Этика и правовая культура кланового общества с точки зрения юридическоголибертаризма (на примере традиционной культуры Горной Шотландии в период до второйполовины XVIII столетия) // Ежегодник либертарно-юридической теории. Выпуск 2. 2009. С.
190–201.65Рюзен Й. Кризис, травма, идентичность // «Цепь времен». Проблемы исторического сознания. М.,65точно описывает искомую концепцию, нежели «статус») шотландского гэла включала в себя не просто многочисленные перекрывающиесяхарактеристики (знатность, возраст, доблесть, семейное положение,умения и таланты, образование, нрав), но более того, не могла рассматриваться иначе, как в динамике.
Различные элементы социального статуса существовали прежде всего в своей связи, и именно этасвязь, способность индивида вобрать в свою социальную жизнь какможно больше функций и ипостасей, и определяла в итоге его положение внутри общины.Сложно сказать, в какую концепцию права могла бы эволюционировать описанная модель статуса личности, если бы традиционнаягэльская культура не была уничтожена после аннексии ШотландииАнглией. В настоящий момент нам остается лишь отметить, что окончательно оформилась она к XIV-XV вв., и оставалась практически неизменной до 1740-х годов, de jure не существуя, но de facto являясьавтономным правопорядком.Прежде чем перейти к дальнейшему рассказу об эволюции права равнинной Шотландии, упомянем также и о правовом феноменеШетландского и Оркнейского архипелагов.
Эти территории (как, собственно, и Гебридские острова в течение довольно долгого времени)контролировались преимущественно норвежцами. Однако если наГебридах скандинавский элемент был в итоге ассимилирован кельтским, и гэло-норвежское королевство т.н. Лорда Островов воспринялоирландские устои, на более отдаленных архипелагах ирландскоевлияние практически не укоренилось. Таким образом, на Шетландских и Оркнейских островах, при сохранении также значительногоязыкового своеобразия, функционировали норвежские и исландские2005. С.
45.66модели (общинная собственность на землю, общинное правоприменение по типу тинга и т. д.).Рассматривая в исторической ретроспективе период ВысокогоСредневековья в истории шотландского права, мы вынуждены констатировать, что бриттско-валлийское право (к тому же, обогащенноеримской юридической техникой) было чрезвычайно близко к томулибертарному идеалу, который вообще мог быть возможен в Европе вописываемую эпоху.
Однако, как это зачастую бывает, холистскаясистема, выработавшаяся в условиях перменентных военных действий, оказалась значительно более функциональной в том числе и вовремя завоевательных военных действий. После полунасильственной— полудипломатической аннексии шотландских бриттов гэлами сталоочевидно, что гэльское общество не готово к восприятию бриттскоготипа правопонимания, к тому времени уже ставившего во главу углаформальное равенство, а отнюдь не родовые связи и даже не публично-правовые функции.«Законы между бриттами и скоттами», призванные примиритьдва несхожих правопорядка, сделали это далеко не в полной степени ина основе квазифеодальной унификации.
Такие либертарные элементы, как правовой статус горожанина и судопроизводство городов,«уравновешивались» дальнейшим усилением роли монарха как верховного судьи и правотворца, а также переходом судопроизводства вруки наследственных непрофессиональных акторов — феодальныхвладетелей и вождей кланов.Однако уже в самом скором времени Шотландии предстояло,наконец, испытать на себе определившее ее правовую судьбу влияние— влияние английского права.§ 3.
Рецепция английского права. Александр III был последним прямым потомком Давида Святого и последним шотландским ко-67ролем, в жилах которого текла по преимуществу ирландская кровь, ародной язык которого был гэльским. После кончины его в 1286 году укоролевы Иоланды произошел выкидыш, и, таким образом, наиболееочевидной наследницей стала Маргарита Норвежская – внучка Александра от первого брака. Однако отличавшаяся хрупким здоровьемпринцесса не перенесла морского путешествия и скончалась на бортусудна, что везло ее на коронацию в Шотландию. В возникшем междуцарствии наиболее вероятным претендентом на трон стал ДжонБаллиол – троюродный праправнук Вильгельма Льва и МалькольмаIV.
Он и взошел на Сконский камень, однако сил, поддержавших егопротивника Роберта Брюса, также оказалось достаточно. Противостояние вылилось в третейский процесс, арбитром в котором выступил король Англии Эдуард I Длинноногий. Эдуард и вынес решение впользу Джона Баллиола; последний в благодарность назвал английского короля своим сюзереном.Этот, казалось бы, символический жест с точки зрения новогошотландского монарха был сугубой формальностью; однако как Роберт Брюс, так и иные представители шотландо-норманнских родовувидели в нем крупную политическую карту, которую можно былоразыграть к своему благу.
Были искусно подогреты чувства гэльскихвождей Севера, и прежде недолюбливавших нового короля; в концеконцов, некий эрл МакДафф из Файфа, придя к выводу, что ДжонБаллиол как-то ущемил его интересы, отправился ко двору Эдуарда I,дабы над шотландским монархом был свершен суд сюзерена – английского монарха.Безусловно, подобный акт выражал те начала личностной самопринадлежности и равенства перед законом, которые – как мы ужеупоминали – привнесла в гэльскую Шотландию норманнская иммиграция. Однако последствия процесса оказались катастрофическими68для шотландского суверенитета: удовлетворив, таким образом, искМакДаффа, Эдуард I объявил, что Джон Баллиол нарушает даннуютем при коронации присягу, и вторгся затем в Шотландию под предлогом привлечения «вассала» к ответственности.
Войско Джона Баллиола было разбито, а Шотландия вступила в период английскоговладычества, сопряженного с беспрерывной и кровавой борьбой за независимость.В ходе последующих англо-шотландских войн практически веськорпус писаного права предыдущего периода был утрачен: согласноуказу Эдуарда I от 1291 года, первичные тексты изымались и уничтожались. Поэтому, когда в начале XIV в. военный конфликт вошел впатовое положение, так называемая Великая Тяжба — судебнодипломатический процесс о том, кому должна принадлежать шотландская корона – решалась в Лондоне, с Папой Римским в качествеарбитра и наблюдателя.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
