Диссетация (1137676), страница 34
Текст из файла (страница 34)
Il n'est pas un homme. Il n'est pas non plus un dieu. II n'estpas moi mais il est plus moi que moi: son ventre est le dédale dans lequel il s'est égaré lui-même, m'égare avec lui et danslequel je me retrouve étant lui,c'est-à-dire monstre", Bataille G. La conjuration sacrée. P. 4.419Зенкин С.
Конструирование пустоты: миф об Ацефале. С. 120-121.420См. сноску № 109.421"...tout élément isolable de l'univers apparaît toujours comme une particule qui peut entrer en composition dans unensemble qui le transcende. L'être ne se trouve jamais que comme ensemble composé de particules", Bataille G. Lelabyrinthe // ŒC. T. 1. P. 437.422"...qui échppe à la violence de sa précarité", Ibid.139"обществом", "организмом" и "существом"»423.
Составное же существо, членыкоторого подвижны и допускают перестановку – это и есть то чудовище, что ждетв глубине лабиринта и само является лабиринтом. Имя у этого бытия вполнегегелевское – это «всеобщее» [l'universel]:ВСЕОБЩЕЕ похоже на быка, который бывает то поглощен своей беззаботной животностьюи будто бы предоставлен потаенной бледности смерти, то охвачен яростным желаниемброситься в пустоту, которую без промедления открывает ему скелет-тореро424.«Я» в своем инобытии обнаруживает себя чудовищем и в это же мгновениеисчезает в качестве такового, поскольку быть чудовищем означает безличноприсутствовать одновременно где-то и нигде, являясь при этом более или менеенедолговечным энергетическим сгущением в тотальном насилии бытия; все этопотому, что во всеобщее можно погрузиться, но нельзя им себя осознавать.
Внекотором плане этот концепт можно также рассматривать как версию мудрецаГегеля и Кожева, поскольку тот представляет собой воплощение всеобщего, хотябатаевское чудовище оказывается все же ближе первому, чем второму. На одномиз своих семинаров этот последний заявляет следующее: «Гегель мог бы сказать,что несознательный "Мудрец" – существо не вполне человеческое. Но такоеутверждение было бы голословным. Таким образом: гегелевский идеал Мудрости– необходимость только для определенного человеческого типа»425. Батай в этомвопросе предпочитает Гегеля Кожеву: субъект как воплощение всеобщего у него– уже не человек, но и не животное, а их синтез, развоплощенное обратно в мир иосвободившееся от эго существо.
Много позже, в «Процессе Жиля де Рэ» (1959)423CS. P. 31-60."L'UNIVERSEL ressemble à un taureau, tantôt absorbé dans la nonchalance de l'animalité et comme abandonné à lapâleur secrète de la mort, tantôt précipité par la rage de s'abîmer dans le vide qu'un torero squelettique ouvre sans relâchedevant lui", Bataille G. Le labyrinthe. P.
441.425"Certes, Hegel pourrait dire que le 'Sage' inconscient n'est pas un être vraiment humain. Mais ce ne serait là qu'unedéfinition arbitraire. C'est-à-dire: la Sagesse hégélienne n'est un idéal nécessaire que pour un type déterminé d'êtrehumain", Kojève A. Introduction à la lecture de Hegel.
Gallimard, 1947. P. 279.424140«сакральным чудовищем» [monstre sacré] он назовет самого маршала-убийцу,указывая, что «Как в преступлении, так и в твердом, благочестивом смирении онощущал принадлежность сакральному миру, который, казалось ему, неизменнодолжен был оказывать ему поддержку»426. Здесь мы снова видим прямую связьконцепта чудовища с сакральным насилием как преступлением границобыденного существования.5. Ее отрубили при помощи гильотины 21 января 1793 г., на площади,названной Площадью Революции, по постановлению Конвента и при большомстечении народа. Именно при таких обстоятельствах был убит Людовик XVI,последний французский король, воображаемое вакантное место которого играетважную роль в мифологии тайного общества: его собрания проходили в лесувозле руин крепости Монжуа неподалеку от Парижа.
Известны они были тем, чтонекогда там укрывался один из полков Жанны д'Арк, готовясь к штурму города,так что само их имя стало символом народного сопротивления и девизом королей;парадоксальным образом позже крепость была разрушена именно по воле короля.Сам Батай в датированном 1937 г. документе говорит об этом так:Заброшенные руины, в которых мы устраиваем наши встречи – это руины башни Монжуа,самое имя которой стало военным кличем народа, подарившего жизнь большинству из нас;посему «Монжуа» выражало силу, присутствие тех, кто был душой и сердцем королевства иоставался все же забытым сокровищем, оставленным этим королевством на произвол судьбы.Кажется, что с давних пор башню эту постигло проклятие, так что она служила укрытием дляпрактик некромантии, направленных против персоны короля. Мы встречаемся в этих руинах,сегодня оставленных на жалкое прозябание, лишь затем, чтобы соответствовать тем самымимени враждебной ИМПЕРИИ, сила которой основывается лишь на разрыве и преступлении –ибо это ИМПЕРИЯ убийц Бога427.426"Par le crime, aussi bien que par une dévotion durable, il eut le sentiment d'appartenir au monde sacré, qui ne pouvaitd'aucune façon refuser son appui", Bataille G.
Le Procès de Gilles de Rais // ŒC. T. 10. P. 123.427"Les ruines abandonnées où nous nous sommes rencontrés sont celles de la tour de la Montjoie dont nom a été lepremiere cri du guerre du peuple qui a donné naissance à la plupart d'entre nous: 'Montjoie' est donc l'un des noms quiexprimaient la force, la présence de ce qui était l'âme et le cœur d'un royaume et il demeure une richesse oubliée, perdue dece royaume. Il semble que depuis longtemps une malédiction ait frappé cette tour, qu'abandonnée elle ait servi à despratiques de nécromancie dirigées contre la personne royale elle-même.
Nous ne nous sommes renconrées dans ces ruines,141Казнь короля – локальное измерение смерти Бога, событие, в результатекоторого место божественной суверенности занимает жертвенное сакральноенародного бунта. Цареубийство снимает индивидуальное в пользу коллективного,так что авторитет единичного устраняется в пользу авторитета всеобщего,поэтому в некотором смысле это вполне гегелевское деяние. ЖертвоприношениеЛюдовика XVI становится той «спайкой», которая творит французскую нацию вкачестве таковой; подлинное сообщество возникает лишь с убийством короля.Исследователь Жак Д'Онт в биографии Гегеля (правда, несколько тенденциозной)обращает внимание на его позитивное отношение к этой казни и апологиютираноубийства.
Сам убитый король упоминается только в его тетрадях, однакочасто встречается в его текстах под именем ненавидимой им «тирании»428. С этимсвязаны и те похвалы, которые он расточает двум античным тираноубийцам,которые в VI в. до н.э. составили заговор против афинского тирана Гиппия –Гармодию и Аристогитону429, а также едкий пассаж из «Феноменологии духа»,где о смерти как о реализации абсолютной свободы говорится следующее:Единственное произведение и действие всеобщей свободы есть поэтому смерть, и притомсмерть, у которой нет никакого внутреннего объема и наполнения; ибо то, что подвергаетсянегации, есть ненаполненная точка абсолютно свободной самости; эта смерть, следовательно,есть самая холодная, самая пошлая смерть, имеющая значение не больше, чем если разрубитькочан капусты или проглотить глоток воды430.В этом «разрубании кочана капусты» часто усматривают опять-таки аллюзиюна казнь Людовика XVI, смерть которого сотворяет нацию в качестве таковой;aujourd'hui abandonnées misérablement, que pour nous [en] emparer au nom de l'EMPIRE hostile dont autorité ne pourraêtre fondée que sur le rapt et le crime – puisqu'il est l'EMPIRE des meurtriers de Dieu", Bataille G.
[Les ruines de laMontjoie] // L'Apprenti sorcier. P. 412-413.428Д'Онт Ж. Гегель: биография. СПб.: Владимир Даль, 2012. С. 166-168.429Цит. по.: Там же. С. 169.430"Das einzige Werk und Tat der allgemeinen Freiheit ist daher der Tod, und zwar ein Tod, der keinen innern Umfang undErfüllung hat, denn was negiert wird, ist der unerfüllte Punkt des absolut freien Selbsts; er ist also der kälteste, plattesteTod, ohne mehr Bedeutung als das Durchhauen eines Kohlhaupts oder ein Schluck Wassers", Hegel G.W.F.
Phänomenogiedes Geistes. S. 418.142для нас то важнее всего то, что это делал также Кожев431. В гегелевском пассаженетрудно увидеть также и источник батаевских ссылок на «свободу», которойдостигает индивид в рамках сообщества и которая реализуется лишь посредствомнасилия как разрушения единичного: «абсолютная свобода» же, согласнокожевскому комментарию, «есть чистая Негативность, т.е. Ничто и смерть»432.Отрубленная голова Ацефала, таким образом – это сам убитый король, а его тело– это суверенное, свободное от внешнего авторитета сообщество.В уже цитированном нами выше эссе «Обелиск» Батай осуждает установку наПлощади Революции египетской стелы, поскольку это пустующее место как раздолжно было оставаться таковым: отрубленную голову нельзя заменить протезом.Обелиск, который в качестве религиозного объекта выражает отношение человекак небесам, солнцу, божеству и всему, что с ними связано, предстает здесь какчуждый объект, абсурдное замещение отсеченной на гильотине головы короля.
Вконце эссе философ описывает несколько туманное, но по сути понятноеотношение обелиска как головы к лабиринту как бытию:Чистый образ неба, совершенный образ короля, вождя, головы и ее закрытости, и этот-точистый образ неба расточает лучи, сообщающие согласие и уверенность тем, кто не смотрит нанего и болезненно им не задет; и нравственную муку тому, перед кем его реальность является всвоей обнаженности.Совершенная голова, чей непоколебимый закон ведет людей, в подобных обстоятельствахпредстает фигурой смехотворной и таинственной, помещенной у входа в лабиринт, где те, кто впростоте своей смотрят, оказываются затерянными и более не ведомыми, исполненнымиславных страданий и неспокойными433.431Kojève A.
Introduction à la lecture de Hegel. P. 557."La liberté absolue... est la Négativité pure, c'est-à-dire Néant et mort. Ibid. P. 558.433"La pure image du ciel, l'image épurée du roi, du chef, de la tête et de sa fermeté, cette pure image du ciel traversé derayons commande la concorde et l'assurance à ceux qui ne la regardent pas et ne sont pas frappés par elle; mais un tourmentmoral à celui devant lequel sa réalité devient nue.La tête épurée dont le commandement irrécusable conduit les hommes prend, dans ces conditions, la valeur d'une figuredérisoire et énigmatique placée à ‘entrée du labyrinthe où ceux qui regardent naïvement sont égarés et non plus conduits,comblés des tourments et de gloire et non tranquille", Bataille G. L’obélisque.
P. 512-513.432143Обелиск, помещенный у входа в лабиринт – своего рода условный знак,установленный на границе между обыденной и подлинной действительностью.Он вызывает двойственный аффект, являясь мучительным и смехотворнымодновременно. Примечательно, что хотя эта каменная «голова» и воплощаетсобой принципы фундамента, основания, авторитета, она находится не в центреподчиненного им мира, а на границе между тем и другим: получается так, чтоголова легко отделяется от тела и уже отделена, но кажется на своем месте.Эта тот самый разъем входа / выхода, обрубок головы, преодолев который,человек погружается в «ночь бытия». Однако же стоит человеку зайти на шагдальше, как его состояние резко меняется:Ибо движение самой жизни ставит теперь человеческое существо перед выбором, состоящимиз такого рода завоевания или губительного бегства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
