Диссетация (1137676), страница 30
Текст из файла (страница 30)
La philosophie dans le boudoir// Œuvres. T. 3. Gallimard, 1998. P. 68-69.357См.: Bataille G. Théorie de la religion. P. 292.355121бессмысленной жестокости, которое не преображает человеческое существо, алишь уничтожает его. В конце 30-х, однако же, он эти два термина не различает исинтезирует садовский образ природы с ницшевским понятием жизни, на выходеполучая схему, рассмотренную нами выше. В тексте де Сада следует отметитьеще две вещи: то, что, говоря о «замыслах природы», он использует слово sacré –в его тексте такое словоупотребление более или менее случайно, однако для Батаяоно могло иметь глубокий смысл, – и то, что он говорит о жестокости как о некойэнергии, пронизывающей в равной мере природу, животных и людей. Наскольковажна была эта идея Батаю, можно судить по тексту еще одной его проповеди, гдеон перечисляет «Одиннадцать агрессий» – ценностей, у каждой из которой вразлагающемся современном мире есть свой темный двойник; под номером семьздесьзначится«НЕУМОЛИМАЯЖЕСТОКОСТЬПРИРОДЫпротивуничижительного образа доброго бога»358.
В случае человека эта пламенеющая вприроде агрессия сдерживается социальными обычаями, правилами и законами,которые таким образом как бы вырывают его из окружающего мира, так чтовернуться к нему можно только посредством преступления как непосредственнойреализации жестокости, освоения его скрытой мощи.
Собственно в этом изаключается батаевский выход из создавшегося положения:Отрицая весь этот шлак, я стремлюсь в нескольких словах изобразить единственный выход,открытый существованию в условиях близкого присутствия насилия. Необходимо взглянуть влицо насилию, отринув всякое упование.
Разрыв между человеческими существами можетпереживаться так же, как разрыв каждого существа в себе самом. По этой и исключительноэтой причине нельзя требовать от человека уничтожить свою собственную агрессию, то естьсвою жизнь [...] Агрессия не может быть ни ограничена, ни закабалена359.358"L'INEXORABLE CRUAUTĖ DE LA NATURE contre l'image avilissante d'un dieu bon", Bataille G. [Réunionsessionnelle du 29 septembre 1938] // L'Apprenti sorcier. P. 464.359"Rejetant ces scories, je tiens à exprimer en peu de mots la seule issue ouverte é l'existence, en présence de la violenceproche. La violence doit être regardée sans espoir en face. Le déchirement des êtres humines entre eux peur être vécu de lamême façon que chaque être vit son propre déchirement.
Par là et par là seulement il n'est plus demandé à un homme dedétruire sa propre agressivité, c'est-à-dire sa vie [...] L'agressivité ne peut être ni limitée ni asservie", Bataille G. Ce que j'aià dire... P. 332.122Однако и для самого философа, и для его соратников подобный выход имелотнюдь не только теоретическую ценность – он непосредственно реализовывалсяв мистической практике. Хотя интерес к христианской мистике и таким авторам,как Дионисий Ареопагит, Тереза Авильская, Иоанн Креста и т.д.
Батай приобрелеще в молодости, в 1938 г. он начинает заниматься йогой, по-видимому, подводяпод ее практики собственное оригинальное философское содержание. Позднее в«Методе медитации» (первая публикация – 1946) он, правда, заявит, что его метод«противоположен йоге», потому что в качестве средства, способа, некой меры онавсе же принадлежит миру деятельности – т.е. «холодной и скупой Земле»360; в«Виновном» же он пишет, что его метод «близок технике жертвоприношения» 361.Смысл его мистической практики в этот период можно определить какпереживание единства с бушующим универсумом, глубокое отождествление снасилием вселенной, утрата себя в разрывающих его на части противоречиях.«Внутренний опыт», как и другие трактаты в составе «Суммы атеологии», отстоитот этой идеи достаточно далеко, но и в нем можно найти близкие мотивы: так, втретьей части он пишет, что невозможным объектом его медитации становится«...хаос света и тьмы – катастрофа [...] Нечто необъятное, непомерное ломится совсех сторон с катастрофическим громом; оно возникает из нереальной ибесконечной пустоты и в ней же с ослепительным треском исчезает»362.Медитации эти для нас столь важны не только потому, что лишний разподтверждают наши тезисы о роли насилия в батаевской мысли, но и потому, чтонасилие становится в них предметом религиозной практики, совпадая тем самымс основным объектом религиозного – с сакральным.Далее мы обратимся к двум (или трем) важнейшим для нашей темымедитативным текстам и попытаемся раскрыть их смысл.
Трем – потому, что втексте под названием «Практика радости перед лицом смерти», вышедшем впятом и последнем номере журнала, мы обнаруживаем не одну, а две медитации;360Bataille G. Méthode de méditation // ŒC. T. 5. P. 194."La méthode de la méditation voisine de éla technique du sacrifice", Bataille G. Le coupable. P. 272.362"...chaos de lumière et d'ombre, est catastrophe. Quelque chose d'immense, d'exorbitant, se libère en tous sens avec unbruit de catastrophe; cela surgit d'un vide irréel, infini, en même temps s'y perd, dans un choc d'un éclat aveuglant", BatailleG. L'expérience intérieure. P.
88.361123еще один, одноименный, но отличный по содержанию фрагмент был найден вархивах Жака Шави363. Разумеется, кроме этих текстов, были еще и другие: тойже цели были, судя по всему, предназначены и пять стихотворений, напечатанныхна последних страницах «Внутреннего опыта»364, и три пассажа в самом начале«Метода медитации», больше похожих на шутку365. Выше мы уже упоминали отом, что в качестве объекта медитации философ использовал также фото линьчи,или китайской казни, т.е. не только текстуальные, но и визуальные «фокусы» длясосредоточения.В «Практике радости пред лицом смерти» из «Ацефала» Батай используетпримечательно двусмысленный оборот je me représente, который может значиткак «я представляю себе, перед собой», так и «я представляю собой, я есть».Взглянуть на что-либо, даже мысленным взором, – значит отождествиться с ним.В ходе медитации субъект мерцает, проявляется и теряется в ирреальностиобраза; в начале третьего фрагмента предлог que исчезает, оставляя после себянеразличимость субъекта и мира, воображения и сущности: «Я представляю себе,что Земля головокружительно обращается в небе.
Я представляю себе / собою исамо небо скользящим, обращающимся и исчезающим»366. Радость пред лицомсмерти имеет дело не с окончательной, а с временной, воображаемой смертью, и всилу этого и является практикой. «Радость пред лицом смерти уничтожает меня»,– пишет Батай, но сразу после этого: «Я пребываю в этом уничтожении»367.Согласие со вселенной есть согласие с пронизывающим его насилием, котороеозначает устранение мыслящего субъекта, а значит и с собственной смертью: вэтом плане философ все еще находится в русле описанной нами в первой главе«солярной» гносеологии, в рамках которой подлинное познание предполагаетотказ от субъектно-объектного различения и слияние познающего с познаваемым,в результате которого не остается ни того, ни другого.
Суждение о таком опыте363Существует и третий (также отличный по содержанию) текст со схожим названием, представляющий собойдоклад Батая в Коллеже социологии, см.: Bataille G. La joie devant la mort. P. 733-745.364Bataille G. L'expérience intérieure. P. 183-189.365Bataille G. Méthode de méditation. P. 200-201.366"Je me représente que la Terre tourne vertiginiusement dans le ciel.
Je me représente le ciel lui-même glissant, tournantet se perdant", Bataille G. La pratique de la joie devant la mort. P. 17.367"La joie devant la mort m'anéantit. Je demeure dans cet anéantissement", Ibid. P. 15.124может быть вынесено лишь post-factum, на выходе из экстаза, и выносит егопреображенный таким опытом, всякий раз как бы заново рожденный субъект. Этопочти гегелевское движение от субъекта к бессубъектности и новому субъектухорошо прослеживается в шестом фрагменте текста, «Гераклитовой медитации»,который мы позволим себе привести целиком – тем более что он до сих пор ещене переводился на русский язык:Я САМ ЕСТЬ ВОЙНА.– Я представляю собою движение и волнение множества людей, возможности которогобезграничны: это движение и это волнение не могут быть утишены ничем, кроме как войной.– Я представляю собою дар бесконечного страдания, крови и отверстых тел в образесемяизвержения, крышку погреба, которую встряхивает и отпускает напитанное тошнотойизнеможение.– Я представляю собою Землю, заброшенную в пространство, подобно зашедшейся крикомженщине с объятой пламенем головой.– В мире земном, которому лето и зима повелели агонизировать всем, что пока еще дышитдыханием жизни, и во вселенной, составленной из бесчисленных звезд, вращающихся,умирающих и безо всякой меры себя истребляющих, я не вижу ничего, кромепоследовательностей жестокого великолепия, движение которого требует также и моей смерти;эта смерть есть ничто иное, как пламенное расходование всего того, что имело быть, радостисуществования всякого грядущего в мир; пока моя собственная жизнь не потребует, чтобы всесущее, во всяком месте, предало себя беспрерывному уничтожению.– Я представляю себя залитым кровью, изломанным, но преображенным и пребывающим всогласии с миром, и в то же время – как загнанного зверя и как челюсти ВРЕМЕНИ, чтонепрестанно убивает и непрестанно убиваемо.– Везде понемногу существуют взрывчатые вещества, которые не медлят, быть может, с тем,чтобы ослепить мне глаза.
Я хохочу, когда думаю, что эти глаза продолжают искать чего-то,что их не разрушает368.368"JE SUIS MOI-MÊME LA GUERRE.– Je me représente un mouvement et une excitation humaines dont les possibilités sont sans limite: ce mouvement et cetteexcitation ne peuvent être apaisés que par la guerre.125Анализируя тексты «Ацефала», до сих пор мы неизменно обнаруживали в нихконцептуализациюсвязимеждунасилием,сакральнымисообществом:возможность этого последнего оказывалась обусловлена насилием вселенной,размыкающим индивидуальное бытие и сочленяющим его отходы в едином теле,которое локализуется в утраченном, ирреальном, бушующем мире сакрального,одновременно близком нам и бесконечно далеком.
Сообщество возникает в связис сакральными ценностями как с ценностями размыкания и сопричастия в смерти.В этом же тексте (и в других текстах для медитаций) о сообществе нет ни слова:здесь мы на уровне практики возвращаемся к одиночеству батаевских текстовконца 20-х – середины 30-х гг.: речь идет об одном отдельно взятом человеке,который подобно Икару или Ван Гогу погружается в исполненный насилия мир.На это у философа были свои причины: вышедший в 1939 г. пятый и последнийномер журнала был выпущен им практически в одиночку, друзья его покинули,собрания Ацефала уже прекратились, а заседания Коллежа скоро прекратятся.Номер вышел в июне; 31 мая Батай направил своим без пяти минут уже бывшимсоратникам по тайному обществу холодное послание, в котором, потребовав«положить конец любым полумерам», заявил: «Не думаю, что заключенноемежду нами соглашение было до сих пор чем-то иным, кроме как существованиемвероломным и мучительным»369.
«Но каждый из нас должен знать, что приследующей встрече со мной он встретит изменившегося человека», – заключаетон370. В июле, после напряженной переписки Батая с Лейрисом и Кайуа,– Je me représente le don d'une souffrance infinie, du sang et des corps ouverts, à l'image d'une éjaculation, abattant celuiqu'elle secoue et l'abandonnant à un épuisement chargé de nausées.– Je me représente la Terre projetée dans l'espace, semblable à une femme criant la tête en flammes.– Devant le monde terrestre dont l'été at l'hiver ordonnent l'agonie de tout ce qui est vivant, devant l'univers composé desétoiles innombrables qui tournent, se perdent et se consument sans mesure, je n'aperçois qu'une succession de splendeurscruelles dont le mouvement même exige que je meure; cette mort n'est que consumation éclatante de tout ce qui était, joied'exister de tout ce qui vient au monde: jusqu'à ma propre vie exige que tout ce que est, en tous lieux, se donne ets'enéantisse sans cesse.– Je me représente couvert de sang, brisé mais transfiguré et d'accord avec le monde, à la fois comme une proie et commeune machoîre du TEMPS, qui tue sans cesse et est sans cesse tué.– Il existe un peu partout des explosifs qui ne tarderont peut-être pas à aveugler mes yeux.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
