Диссетация (1137676), страница 33
Текст из файла (страница 33)
вокруг пустующей шеи.Здесь мы, таким образом, приходим к важному аспекту батаевского пониманиясакрального: оно таково за счет насильственного исключения из него разумного,и тем самым сближается с иррациональной, пламенной, агрессивной стихией.Вместо того, чтобы быть законсервированной в человеческой скупости, головаоказывается растрачена, тем самым сообщая остатку тела – теперь уже трупу, –своего рода славу, божественную благодать.2. Ее отрезали.
Как мы уже писали, одно из первых эксплицитных упоминанийАцефала у Батая встречается в эссе «Гнилое солнце» еще в 1930 г., где он пишет:«...ужасный крик петуха, в особенности на восходе солнца, всегда соседствует скриком, который он издает, когда его режут. Можно добавить, что солнце вмифологии обозначается еще и человеком, перерезающим самому себе глотку, и,наконец, антропоморфным существом, лишенным головы»407.
О смыслах солнца вбатаевской мысли мы сказали уже достаточно, но понять, из какой именномифологии он взял это самое лишенное головы антропоморфное существо,406407См. сноску № 154.См. сноску № 123.135решительно невозможно. В примечании к статье «Низкий материализм и гнозис»он упоминает «Безглавого бога, над которым две звериных головы» и которого«...можно идентифицировать с египетским божеством Бэсом»408.
Бэс, однако,изображался обычно с головой кошачьей либо львиной и был мужским аналогомбогини Баст409. В любом случае Ацефал раскрывается здесь как субъектобращенного на самого себя экстатического насилия, посредством которого онпогружается в кромешную «ночь бытия».3. Он «потерял» ее в Турине на Piazza Carlo Alberto 3 января 1889 г. вследствиеприпадка, вызванного зрелищем лошади, которую бил кнутом хозяин. «...Ницшевпал в безумие», – пишет Батай, – «...с рыданиями бросился он на шею избитойлошади, а затем потерял сознание; очнувшись, он верил, что он –ДИОНИС илиРАСПЯТЫЙ. Событие это следует вспоминать как трагедию»410. И далее читаем:Но если вся совокупность людей – или же, проще говоря, их совместное существование, ВОПЛОТИЛАСЬ в одном существе – очевидно, столь же одиноком и заброшенном, как и этасамая совокупность – голова ВОПЛОЩЕННОГО превратится в поле битвы, жестокой – и стольисполненной насилия, что рано или поздно она разлетится на части411.Именно это, по мысли французского философа, и случилось с Ницше: его телостало «домом», но не божьим, а вселенским – в нем воплотилась полнота бытия, иего разум этого не выдержал, да и не должен был.
Никто, пишет Батай, не можетсуществовать без других людей – но существовать вместе с другими людьмиозначает буквально впустить их в себя, отказаться от себя ради них. Парадоксзаключается в том, что и будучи индивидом, и отказавшись от индивидуальности408"Dieu acéphale surmonté de deux têtes d'animaux", "...peut être identifié avec le dieu égyptien Bes", Bataille G. Le basmatérialism et la gnose.
P. 5.409Wilkinson Richard H. The Complete Gods and Goddesses of Ancient Egypt. Thames & Hudson, 2003. P. 102.410"...Nietzsche succombait à la folie... il se jeta avec sanglants au cou d'un cheval battu, puis il s'écroula; il croyait,lorsqu'il se réveilla, être DIONYSOS ou LE CRUCIFIĖ", Bataille G. La folie de Nietzsche // Acéphale, 1939.
Vol. 5. P. 1.411"Mais si l'ensemble des hommes – ou plus simplement leur existence intégrale – S'INCARNAIT en un seul être –évidemment aussi solitaire et aussi abandonné que l'ensemble – la tête de l'INCARNE serait le lieu d'un combat inapaisable– et si violent que tôt ou tard elle volerait en éclats", Ibid.
P. 4.136человек остается в полном одиночестве. Мгновенное погружение в безумие Батайописывает как удар молнии, подобный тому, что поразил Семелу, мать Диониса, итаких персонажей, как Фаэтон, Орфей и Жюстина. Следует добавить, что этапоследняя молния воздействует на садовскую героиню в неизменно более чемсвоеобразной манере, хотя в различных версиях истории и по-разному. Так, в«Злоключениях добродетели»: «Молния ударила ей прямо в грудь и, смертельнопоразив, вышла через рот. Лицо несчастной было настолько обезображено, чтонельзя было смотреть на него без содрогания»412; в «Жюстине»: «...молнияударила ей прямо в грудь и, поразив прелести и лицо, вышла из живота» 413; и в«Новой Жюстине»: «Молния, ударившая прямо в рот, вышла через влагалище, иприсутствующие не удержались от того, чтобы не посмеяться над тем, какойстранный путь избрал небесный огонь, почтивший своим присутствием теложертвы»414.
Не говоря уже о том, что прорыв подобного крику потока насилиячерез рот – образ совершенно батаевский, примечательно, что во всех случаях онвоздействует на нее именно через голову и даже через лицо как своего родавместилище индивидуального. В этом она подобна фигуре Ницше-Ацефала,который телесно вместил в себя исполненный насилия мир и всех людей – и сталсвободен от самого себя. Их совокупное насилие обрушивается на него и делаетего тем самым одновременно Богом и ничем, «зеркалом пустых небес», т.е.сакральным, бесконечно отделенном от обыденного мира существом.4.
В виде черепа она переместилась в район гениталий существа. Эту, из всехнаиболее очевидную, интерпретацию предложил в своих воспоминанияхсоздатель изображения, художник Андре Массон: «Я сразу же увидел его – безголовы, как и полагается, но куда же девать эту громоздкую и сомнительнуюголову? Сама собой она расположилась на месте гениталий (скрывая их) в видемертвого черепа»415. Это очевидная отсылка к идее связи эротизма со смертью,412"La foudre était entrée pas le sein droit, elle avait brûlé la poitrine, et était entrée pas sa bouche, en défigurant tellementson visage qu'elle faisait horreur à regarder", de Sade. Les infortunes de la vertu // Œuvres. T.
II. Gallimard. 1995. P. 119.413"...la foudre était entrée pas le sein droit; aprés avoir consumé la poitrine, son visage, elle était ressortie par le milieu duventre", de Sade. Justine ou les Malheurs de la vertu // Œuvres. T. II. P. 388.414Маркиз де Сад.
Жюстина, или Несчастья добродетели. СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. С. 272.415Цит. по: Pasi С. Acéphale ou la mise en mort du Chef / du Pére. P. 215.137тому самому сплетению влечения к жизни и влечения к смерти, о которой мыговорили, обсуждая влияние Фрейда. Однако нам здесь кажется важным еще имотив бесполости безглавца: хотя тело, взятое за основу его иконографии,является мужским, сам он, в сущности, уже не мужчина и не женщина – как,впрочем, и не человек.
Смерть, которую он принимает от своих же рук – этонасилие, принятое так, как принимают пилюлю или известие о гибели, тонасилие, которое стирает в нем всякое различение между мужским и женским,как и границу между ним и миром, между человеком и божеством, междуразумом и безумием – или, как в случае Ницше между Дионисом, и Распятым.На одной из иллюстраций к первому номеру «Ацефала» Андре Массонизобразил безглавца сидящим на вулкане: обеими руками он сжимает своегорящее сердце, а в ногах у него лежит меч416. Лава извергается из его ануса иливулкана и затем огненной рекой стекает промеж его ног.
Надпись, помещеннаяпод изображением, гласит: «Le glaive – c'est la passerelle», т.е. «Меч – это мост» – идействительно, клинок перекрывает поток лавы в нижней части изображения, непрерывая, однако, его свободного течения. Насилие здесь оказывается мостом,шлюзом между человеком и миром – тем, что разрывает либо устраняет контурчеловеческого тела, соединяя его с вулканом. Ацефал – это и есть тот самыйвулканический, извергающийся из самого себя субъект, «Я» в момент своегоисчезновения, или Jésuve – Язувий в «Солнечном анусе»: это «...образэротического движения, взламывающего дух, чтобы дать содержащимся в немпредставлениям силу шокирующего извержения»417.
В другом месте «Я»,напротив, объявляется солнцем: таким образом, именно человеческое существоявляется перемычкой между верхом и низом, точкой их эротического соединения.Поэтому Ацефал – это избыточный субъект, вбирающий в себя всепротиворечия безо всякого синтеза. Батай называет его чудовищем:416Acéphale. 1936. Vol. 1. P. 5."...l'image du mouvement érotique donnant par effrction aux idées contenues dans l'esprit la force d'une éruptionscandaleuse", Bataille G. L'anus solaire.
P. 85.417138Он сливается в единое извержение Рождения и Смерти. Он не человек. Но он и не бог. Он –не я, но гораздо больше, чем я: его живот – это лабиринт, где он сам заблудился, где я блуждаювместе с ним и в котором я узнаю себя, оказываясь им, т.е. чудовищем418.Как замечает Сергей Зенкин, чудовищность Ацефала обусловлена тем, чточлены его тела подвижны и допускают перестановку419. В связи с этимопределением уместным будет вспомнить также о чудовищном присутствии в«Истории глаза», о котором мы уже писали выше: «...как будто я хотелускользнуть от объятий какого-то чудовища, и этим чудовищем не могло бытьничто иное, как необычайное насилие моих движений»420. Ацефал – этовозможность насилия, принесения самого себя в жертву, что кроется в телекаждого человека, он сам, включенный в мифическое время вечного возвращения,или, как мы уже говорили – врата между насилием вселенским и человеческим.Образ лабиринта кишок безглавца и фигура чудовища отсылают нас здесь к ещеодному тексту Батая, написанному им тремя или четырьмя годами ранее, ноактуальности для него отнюдь не утратившем: это «Лабиринт» (1935-1936).
В немон пишет о том, что происходит с человеческим существом в бездне егособственного бытия: «...всякий изолированный фрагмент вселенной неизменнопредставляется частицей, способной стать частью превосходящей ее композиции.Бытие существует исключительно как целое, составленное из частиц»421. Частица,взятая сама по себе, парадоксальным образом оказывается не более чем иллюзией,«избегающей насилия своей ненадежности»422; совокупность же частиц образуетсамо бытие. Эту же идею философ несколько позже выразит в первом же своемдокладе для Коллежа под названием «Сакральная социология и отношения между418"Il réunit dans une même éruption la Naissance et la Mort.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
