Диссертация (1137593), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Факты, в свою очередь, составляют реальность, с которой имеет дело любая наука. При этом научный метод вообще отличаетсяспособностью подходить к анализу фактов особым образом, рассматривая ихкак вещи. Смысл этого особого метода состоит в том, чтобы исключить изнауки всё то, что не является непосредственно доступным наблюдению –устранить из неё все предпонятия и опереться лишь на то, что дано в представлении.Может показаться, что эта позиция согласуется с позитивистскимвзглядом на научный метод, однако это не так. Акцент на «навязанности вещей наблюдению» указывает на то, что наука сталкивается с искушением видеть в фактах нечто, что не дано в представлении. Речь, таким образом, неидёт о том, что факты противопоставляются сущностям с тем, чтобы исключить вторые из научного рассмотрения (как это делал позитивизм), но о том,что существует такой способ подхода к фактам, который выходит за рамкитого, что дано в представлении, и потому является ненаучным.
Здесь содержится предостережение против эмпиризма, склонного игнорировать тотфакт, что вещи всегда даются нам в представлении.Фактически Дюркгейм здесь повторяет критику позитивизма с неокантианских позиций, озвученную Ш. Ренувье. Теоретико-познавательные воззрения Дюркгейма сформировались под значительным влиянием Ренувье, идля правильного понимания основных понятий, с помощью которых Дюркгейм стремится закрепить научность и объективность социологии, следуетпомнить об их неокантианском происхождении [Stedman Jones 1995].
Согласно Ренувье, разум имеет дело именно с вещами (а не с ощущениями, понятиями, аффектами и т.д.), и при этом общей чертой всех вещей является то,что они даны в представлении: «я называю представлением… то, что относится к отдельным или каким-либо образом соединённым вещам, и благодарячему они предоставлены нашему рассмотрению» [Renouvier 1854: 6]. Поня76тия «вещи» и «представления» сливаются у Ренувье воедино, и одновременно совпадают с третьим понятием – понятием «явления». Центральное жеместо в теории познания Ренувье занимает принцип, согласно которому следует «рассматривать вещи только с точки зрения той общей особенности, которой все они обладают – с точки зрения того, что они являются, проявляются, представляются – одним словом, являются представлениями, представлениями факта, или данными опыта» [Renouvier 1854: 7].Следует отметить два соображения, которые становятся очевидными изэтой цитаты.
Во-первых, этот принцип впоследствии в точности воспроизводится Дюркгеймом и становится для последнего поручительством научногохарактера предлагаемой им социальной науки. Во-вторых, этот принцип привлекает кантовскую идею феномена для противостояния позитивизму. И хотяРенувье сообщает, что он верен основной идее позитивизма, согласно которой наука должна заниматься фактами, основной вопрос состоит в том, какследует подходить к этим фактам. Подчёркивая феноменальную данностьфактов, Ренувье вводит кантовскую критическую проблематику, которая отсутствовала в позитивизме. Наука должна иметь дело только с тем, что дано,а даны лишь представления, вещи; и убеждённость в том, что о фактах можно знать что-то ещё, выводит науку за пределы феноменально данного мира.Таким образом, критика познания у Ренувье принимает форму феноменологии, критики представлений (что также имело существенное влияние напоследующие попытки Дюркгейма социологизировать эпистемологию).
Критикуя метафизику, Ренувье стремится показать, что позитивистский призывпрорваться к фактам через явления не учитывает того, что феномены составляют единственную реальность, с которой мы можем иметь дело. «Посколькутеперь доказано, что вещь и феномен – это одно и то же, то познанию не следует искать никакой реальной сущности, кроме того единственного, что существует для нас, ведь лишь оно некоторым образом является нам или спо77собно нам являться» [Renouvier 1854: 45].
Не существует иного доступа к реальности, помимо представлений [Stedman Jones 1995: 32].Таким образом, в критике Ренувье категория «реальности» занимает тоже место, какое категория «реальности» («действительности») занимала вкантовской критике. Как и в немецком неокантианстве, кантианские мотивыу Ренувье сочетаются с переосмыслением противоположности между теоретическим и практическим разумом: отвергая вещи-по-себе как метафизический пережиток, феноменалистическая философия Ренувье рассматриваетфеномены как единственно возможную данность, а знание трактует как уверенность, предвещая тем самым философию прагматизма28. Возвращаясь кКанту и делая акцент на феноменализме, Ренувье пытается решить две задачи. С одной стороны, он нейтрализует метафизику, которая после смертиКанта возродилась и обрела популярность как в Германии, так и во Франции.С другой стороны, он стремится отразить атаку позитивистского сциентизма,которая грозила растворить мир в детерминизме и тем самым лишить философию собственного поля исследования.
В полемике с позитивизмом Ренувьене только восстанавливает предмет философии, но и возвращает ей статусосновы частных наук. Феноменологический подход Ренувье ограничиваетпозитивную науку феноменальной реальностью и заново открывает полекритики разума, где человек обладает свободой воли. Именно моральныйпафос философии Ренувье во многом способствовал его значительной популярности во Франции второй половины XX в. и обусловил стремление Дюркгейма создать позитивную социальную науку, которая была бы направленане на закрепощение, а на эмансипацию человека [Lukes 1985: 54-56].Если обращение к реальности и к вещам гарантировало социологиинаучный статус и ограждало её от метафизики, то следующая задача состоялав том, чтобы выделить собственный предмет социологии.
В решении этой за28Более подробную характеристику историко-философского значения учения Ренувье см.: [Gunn 1922: 66ff].78дачи Дюркгейм опирался на философию другого видного представителяфранцузского неокантианства, Э. Бутру. От своего учителя Бутру Дюркгеймунаследовал представление о том, что каждая наука отличается собственнымпринципом объяснения [Lukes 1985: 57]. Идея несводимости частных наукдруг к другу высказывалась и до Бутру (например, в иерархии наук Конта),однако при попытках провести конкретные границы возникал вопрос об основаниях разделения.
Бутру предложил подход, который оказал значительноевлияние на Дюркгейма.В своей наиболее известной работе, «О контингентности законов природы» (1874)29, Бутру, как и Ренувье, стремился создать теорию познания,которая, с одной стороны, учитывала бы достижения позитивных наук, а сдругой – определяла бы границы этих наук, выявляла сферу, свободную отдетерминизма и тем самым ограничивала бы проблемное поле философии.Подобно Ренувье, Бутру видел опасность в попытках позитивистов распространить натуралистический метод на духовную сферу и тем самым подставить понятие «духа» под сомнение. Однако возвращение к спиритуализму,который господствовал во Франции до середины XIX в., также не моглостать приемлемым решением, так как это приводило бы философию к откровенно антинаучной позиции, редуцировало бы её до метафизики и, в конечном счёте, маргинализировало бы её на фоне очевидного прогресса естествознания.
Для преодоления этой дилеммы спиритуализма и позитивизма Бутруприбегает к критической философии [Revill 2009; Capeillères 2010].Вместо того чтобы вступать в полемику по поводу того, в какой степени детерминистский подход может описать духовное бытие человека, Бутрувыступает с критикой детерминизма. Используя критический подход, он рассматривает идеи причинности и необходимости и выясняет, в какой степени29Эта работа была сравнительно быстро переведена на русский – в 1900 г.
она вышла в Москве под называнием «О случайности законов природы». Подробнее о том, почему такой перевод названия выглядит спорным, см. ниже.79эти идеи соответствуют самим вещам, а в какой – являются результатом действия принципов организации нашего опыта. При этом причинность не представляется Бутру чем-то противоестественным: тот факт, что наука склоннавидеть причинные отношения между вещами, есть факт природы – в этомсмысле природа порождает причинность и, можно сказать, санкционируетнауку. Однако из этого ещё не следует, что вещи всегда управляются согласно присущей им внутренней необходимости.
«Чтобы поставить внутреннююнеобходимость вещей под сомнение, по-видимому, нужно было бы оспоритьабсолютную регулярность движения феноменов и установить существованиерассогласования, сколь угодно малого, между постулатом науки и закономреальности. Возможно, опыт и не даёт нам способа сделать это; но можно лиутверждать, что опыт говорит об истинности противоположного утверждения?» [Boutroux 1898: 23-24].
С помощью критики опыта Бутру указываетпределы заключений, основанных на опыте. Мы не можем судить о причинности, скрытой в самих вещах, только на основании наблюдаемой нами причинности.При этом Бутру не ограничивается этим кантианским аргументом, нопредлагает также и онтологический аргумент. Законосообразность, которуюпозитивная наука всегда наблюдает в мире, предполагает, что понятия, с помощью которых описывается мир, точно соответствуют вещам, как они есть.Для того, чтобы устанавливать законы в природе вещей, нужно быть уверенным, что тождественность вещей отражается в тождественности понятий, чтосуществует точное соответствие между онтологическим и концептуальнымуровнями. Однако, констатирует Бутру, «объединение вещей под понятиявсегда остаётся более или менее приблизительным и искусственным». Томуесть две причины: «с одной стороны, реальное содержание понятий никогданельзя определить с точностью.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
